Иллюзия бога - Алина Штейн

версия, которую они с Персефоной увидели в «Оракуле». Теперь Аида окружали призрачная пустыня и липкий черный туман, который, казалось, сдавливал со всех сторон – вот-вот задушит, поглотит. Мертвецы тянулись к нему, серые и разлагающиеся. Десятки, сотни, всех размеров и форм, неуклюжие и ловкие, крупные и маленькие, и каждый молил о чем-то своем. Жуткие жалобные причитания, которым не было конца.

Страх подчинял Аида, делал слабее. Ему пришлось собраться с духом, чтобы напомнить самому себе: он, вообще-то, заведует смертью, и ему решать, когда все это закончится. Как же сложно, оказывается, быть человеком…

– Прочь, – тихо сказал он, но сама земля вздрогнула от металла в его голосе.

Они расступились.

Тоннель, куда его направил тот нелепый парнишка, становился все теснее. Аид уже с трудом протискивался мимо камней, когда услышал шелест волн.

Река.

Казавшиеся до этого черными скалы обнаружили оттенки синего, фиолетового, серого. Он вышел на берег. Здесь тоже толпились тени мертвецов, но теперь они расступались быстрее, чем он успевал посмотреть на них. Только одна так и осталась сидеть на камнях, и эту тень Аид узнал сразу.

– Недолго вы протянули, – сказал он.

– Протянешь тут, – буркнул Просимн, опустив взгляд. – Всегда знал, что с вами что-то не так. Будь проклят тот день, когда я с вами связался!

Аид присел рядом. Полицейский выглядел… нормально. Пятна крови расползлись по рубашке, сломанный нос слегка съехал набок, но в целом он казался обыкновенным, даже чуть менее потрепанным и усталым, чем обычно. Можно сказать, смерть была ему к лицу. Эта мысль позабавила Аида.

– Сигаретки не найдется? – поинтересовался коп.

Аид рассеянно похлопал себя по карманам, а потом вспомнил, что не курит. «Не в этой жизни».

– Не курю.

Его лоб приятно холодил металл сотканной из мрака простой черной короны.

– Во всем виноваты Двенадцать. Вот же поганая смерть, – пробормотал Просимн. – От рук какого-то драчливого пацана!

– Я ведь так и не успел оплатить ваши последние усилия по поимке убийцы, – напомнил Аид. – Когда вы в последний раз разговорили Гермеса…

– Да дались мне тут ваши деньги! – прорычал Просимн.

Аид не мог не оценить иронию:

– Теперь вы понимаете. Как мило. Но я предлагаю вам оплату иного рода.

Полицейский подобрался:

– Слушаю.

– Возможно, вы бы хотели вернуться назад. В мир живых.

Длинные бледные тени шагали по выжженным серым полям, простиравшимся по ту сторону реки. Призрачные цветы, асфодели, колыхались сами по себе, без намека на ветер.

Здесь было так тихо. Так спокойно.

– Может, однажды, – изрек Просимн. – Когда меня окончательно заебет этот ваш унылый пейзаж…

– Сделка есть сделка, – сказал Аид. – В конце концов, в последний раз мы с вами не оговаривали способ оплаты.

Просимн покачал головой.

– Отдохну тут немножко. Поищу жену…

– Долго же вам искать придется.

– Ничего. У меня вечность впереди.

Он подкрутил усы, кивнул на прощание и пошел прочь. На фоне клубящегося мрака его силуэт казался совсем белым. Он словно плыл в душном и плотном, но холодном воздухе.

За спиной Аида высились черные скелеты дворцов. Целый город с ребрами костяных арок; мегаполис, окрашенный в черный. Туда он не торопился.

Успеется.

«Надо отыскать еще одну душу, – вспомнил Аид. – Семела… Не пропадать же ее идеально сохранившемуся телу. Пусть себе живет и радуется».

Но и с этим тоже можно было не торопиться.

Черная маслянистая вода в реке казалась кривым зеркалом. Он нагнулся, желая коснуться его.

– Не советую так делать. – Глубокий голос заставил его сердце замереть. – Я не уверена, что она может навредить богу, но кто знает…

– Мне не навредит, – ответил он и пошел на звук голоса, в тот из дворцов, который был выше других.

Персефона сидела на смотровой площадке, откуда был виден каждый уголок Царства. Ее трон стоял совсем близко к краю.

На коленях она держала розу: сначала совсем маленький зеленый росток, который становился все длиннее, вот на кончике набух зеленый шарик, вот он взорвался ярко-алым, вот нежные лепестки стали опадать, стебель принялся чернеть и высыхать…

Прах, оставшийся от розы, полетел вниз.

Аид сел на соседний трон и запрокинул голову, вслушиваясь в тишину.

– Там, внизу, красиво, – сдержанно заметила Персефона. – Никакой жизни, конечно, но тоже вполне недурно.

– Я здесь не чтобы пейзажами любоваться.

– Тогда зачем?

Ее платье то чернело, как угольный агат, то блестело, будто россыпь алмазов, то загоралось красной медью, то отливало зеленым шелковым малахитом.

– Я пришел за тобой.

Она повернулась, пристально всматриваясь в его черты. Ее огромные темные глаза смотрели изучающе, но нежно. Он не отличался красотой, его мимика всегда была скудной, и только очень веская причина могла побудить кого-нибудь так вглядеться в лицо Аида.

У Персефоны была такая причина.

Откашлявшись, Аид заговорил почти мягким тоном. Он прилагал все усилия, чтобы скрыть смущение, но, кажется, не обманул ее:

– А теперь пойдем.

– Разве я сказала, что хочу уходить?

В дни, когда он, еще не зная ее и не помня их прошлое, исподтишка наблюдал за ней в библиотеке, мысленно сравнивал ее с цветком. Теперь же ему хотелось рассмеяться над своей наивностью. Цветок? Какой, к черту, цветок. Она была бурей, что поглощает тебя, и ты становишься частью урагана. Она окутывает тебя, и ты понимаешь, что пропал.

– Конечно, не хочешь. – Он усмехнулся. – Дай угадаю: потому что здесь у тебя есть власть и могущество, о которых иные боги могут только мечтать. Здесь тебе поклоняются люди, которые страшатся смерти, а ее боится каждый.

– Разве это плохо? Ты ведь тоже мне поклоняешься.

Аид погрозил ей пальцем.

– Не обольщайся.

Богиня засмеялась, и Аид с ужасом понял, что, если бы этот смех можно было записать на пластинку и проигрывать ее каждый день, он бы так и сделал.

– Да и потом… Куда я вернусь? Там, в мире университета и людей, я мертва. Я сделала свой выбор.

Аид опустил голову.

– Тебе жаль это слышать?

– Нет, – признался он. – Мертвая или живая, ты все равно – моя.

– Знаешь, что тебе на это сказала бы Гестия?

– «Какая-то нездоровая фигня», – процитировали они в унисон.

Она снова рассмеялась. Этот смех был как весна, как шумные воды половодья, быстрые, опасные, счастливые.

Смех был живым.

Она не просто победила смерть. Она ее обокрала, вырвала у нее жало. А смерть была и не против.

– Ты невыносима, – прокомментировал он, глядя на далекое черное зеркало реки и чувствуя умиротворение. И еще какое-то чувство, такое необычное, что хотелось разорвать голыми руками грудную клетку и вырвать оттуда сердце.

– Что сказать? Я такая, какая есть, Аид. И ты это