Первая Мировая война - Анатолий Уткин

Но и немцы чувствовали себя двусмысленно. С одной стороны, резкое ослабление России давало им шанс на Западном фронте. С другой стороны, гонка за временем требовала небывалого хладнокровия и концентрации сил. Германский историк Ф. Фишер так оценивает новое состояние германского планирования в войне: "С русской революцией и американским вступлением в войну идея национального самоопределения приходит в мир с востока и запада; теперь Германия должна была изыскать новые формы доминирования, отличающиеся от аннексий и экономической эксплуатации безотносительно к национальным устремлениям. Именно в этом историко-мировом плане мы должны видеть переход политики от неприкрытой аннексии в Бельгии, Литве и Курляндии к более эластичным методам "ассоциации", посредством которой Германия стремилась превратить новый принцип самоопределения в инструмент косвенного достижения целей своего доминирования"{645}.

Выразителем германских идей в отношении России стал начальник штаба Восточного фронта генерал-майор Гофман. 31 мая 1917 г. он пишет: "Необходима формула, согласно которой Германия отвергает аннексии, в то время как Россия подчиняется принципу свободы малых наций, освобождая земли, оккупированные ныне нами, от своего политического влияния, передавая Германии задачу регулировать их политическую будущность"{646}.

В реализации этой концепции немцы рассчитывали на своих "остзейских родственников". Остзейские немцы столетия честно служили своей большой родине — России. Но в ходе первой мировой войны часть остзейцев, представлявших аристократов-землевладельцев и образованную городскую буржуазию Прибалтики, оказались в совершенно особых условиях.

В условиях германской оккупации остзейцы пережили "революцию лояльности", критическим пиком которой было крушение монархии в России. Составляя всего лишь семь процентов населения прибалтийских губерний, остзейцы благодаря своему финансовому положению и преимуществам образования играли значительную роль в прибалтийских губерниях. В мае 1917 г. переселившиеся еще в прежние времена в Германию балтийские немцы основали "Германо-Балтийское общество". 18 сентября 1917 г. "Рыцари и землевладельцы Курляндии" создали парламент, в котором немцы составляли большинство. Он официально попросил "защиты Его Величества и могущественного Германского Рейха. Мы с доверием вручаем наши судьбы в руки Его Величества и назначенной им германской военной администрации". 6 ноября 1917 г. депутация Рыцарей оккупированной части Ливонии вручила Гинденбургу и Людендорфу петицию с просьбой о включении Ливонии и Эстонии под защиту прусской короны или назначенного императором вице-короля. 30 декабря 1917 г. Чрезвычайный Сейм Ливонии принял резолюцию об отделении от России.

Задача немцев в Литве была сложнее — здесь тяготы немецкой оккупации породили значительное антигерманское движение. Немцы должны были найти влиятельных союзников среди литовцев. В ноябре 1915 г. германское министерство иностранных дел сумело при помощи германо-литовца Степутаты заключить соглашение с издателем газеты "За Литву" (издававшейся в Лозанне) Габрисом. Именно эта связь позволила к апрелю 1916 г. создать "Лигу нерусских народов". 2 мая 1917 г. Людендорф издал приказ о необходимости всеми силами привлечь литовцев на сторону Германии. Задача немцев была осложнена удовлетворением основной массы литовцев решением Временного правительства предоставить права автономии в составе федерализированной России. Сложилось любопытное соотношение сил: консервативное сельское духовенство и владельцы небольших участков земли были привлечены германскими обещаниями, в то время как городская интеллигенция и рабочие искали союза с демократической Россией.

Созданному в июле 1917 г. комитету по созыву общелитовской конфедерации немецкие военные власти заявили, что "независимая Литва должна находиться в союзе с Германией на основе военного соглашения, таможенного союза и совместного владения стратегическими железными дорогами"{647}.

Немцы выставили литовцам жесткие условия: либо они выбирают в качестве покровителя Германию — и тогда Литва, связанная союзом с Германией, будет объединена полностью, либо она будет поделена между Германией и Россией, причем германская часть будет попросту аннексирована и включена в состав Рейха. Литовцы предпочли пока не давать однозначный ответ и попросили немцев об увеличении возможностей их внутреннего самоуправления. 22 сентября 1917 г. был создан Литовский национальный совет (Тариба). Командующий германскими войсками на Восточном фронте принц Леопольд Баварский в специальной прокламации признал "Национальный совет находящимся под контролем германской администрации"{648}. 11 декабря 1917 г. Тариба провозгласила "независимое литовское государство, связанное союзом с германским рейхом". Так был создан зачаток движения, приведшего к историческому разрыву Литвы с Россией.

Нужно особо отметить, что Запад категорически отказывался от всяких контактов с подобными органами, так как твердо держался принципа единой и неделимой России. И прибалтийские инициативы Антанта оценивала трезво: Германия осуществляла здесь высший контроль, она использовала раскол России в целях борьбы с нею и с Западом.

Пашендейл

На застывшем в окопной покорности Западном фронте генерал Хейг ждал своего звездного часа, он хотел первым убедиться в роковом ослаблении германской армии. Согласно его военному плану, британские части освобождали Ипрский выступ, одновременно десантная операция с моря позволяла очистить ту часть побережья, откуда немцы посылали в море свои страшные подводные лодки (военно-морские базы в Бланкенберге и Остенде). Заменивший злосчастного Нивелля генерал Петэн одобрил стратегические идеи Хейга. Ллойд Джордж и Хейг стали догадываться о страшной правде: французская армия отказывалась участвовать в кровавых наступательных операциях{649}. Петэн улыбался в усы, но ноги у англичан похолодели. В тот самый день, когда убийственная правда просквозила в словах Петэна (7июня 1917 года), Хейг пообещал победу в случае реализации его наступательных планов.

Ллойд Джордж сопротивлялся как мог. Англичане уже потеряли четверть миллиона убитыми — и без видимого оправдания. Но Хейг настаивал на великом наступлении во Фландрии. Он обещал "нокаутировать" центральную германскую позицию. В Лондоне его поддержал генерал сэр Уильям Робертсон, главный военный советник Ллойд Джорджа, чья неоспоримая интеллигентность и очевидная сила характера привели в конце концов к высшему посту в британской военной иерархии. Нерешительность Робертсон считал предтечей поражения, и он встал на сторону Хейга.

В июне 1917 года Ллойд Джордж создал особый закрытый комитет по ведению войны (по "военной политике"). В нем он задавал страшно въедливые вопросы своим военным. Наиболее важными членами этого комитета были лорд Керзон и южноафриканец Смете. Наиболее важные заседания состоялись между 19 и 21 июня 1917 года. Ллойд Джордж мобилизовал весь свой критический гений, задавая самые каверзные вопросы о вероятности успеха — о роли артиллерии, о боевом духе войск, о возможности верить в наступление Керенского, о стратегических наметках британских генералов. И Черчилль и Ллойд Джордж считали неразумным предпринимать решающее наступление на Западном фронте в 1917 году, ограничившись помощью слабым итальянцам. Почему не подождать прибытия американцев? Не мудрее ли имитировать петэновскую тактику "малых дел"? Разве обязана Британия наступать, когда две ее великие сухопутные союзницы — Россия и Франция — предпочитают сдержанность? Хейг оставался невозмутим. Он считал наступление необходимым, он верил в успех. Собственно, он обещал этот успех: "Нам необходимо ввязаться в битву с врагом... Мы достигнем своей первой цели. Мы овладеем хребтом Ипра"{650}.

Ллойд Джордж должен был либо открыто восстать против Хейга и Робертсона, либо согласиться с их мнением. В конечном итоге он оказался неспособным противостоять, он "вынужден был согласиться с мнением своих главных военных советников и принять их точку зрения"{651}.

Хейг не знал истинной картины. Немцы создали девять линий обороны, они искусно строили бетонные доты под разрушенными домами, им на плоской фландрской равнине были далеко виды все окрестности, и они видели все перемещения британцев. Немцы все более применяли следующую тактику: лишь малая часть их войск стояла на передовых позициях, основная часть войск была уведена в тыл; улучшенная система телефонной связи позволяла следить за противником, контролировать его действия. А сзади, в тылу, стояли готовые к молниеносному броску дивизии, сохраняющие свою боевую мощь, психологически и физически набирающие сил, — страшная ударная сила. В июле 1917 года фландрские позиции немцев защищали десять германских дивизий. На участке в двенадцать километров на немецком фронте стояли 1556 артиллерийских орудий.