Мир в подарок. (Трилогия) - Оксана Демченко

В город я ссыпалась мокрая до нитки, вымотанная и злая на собственную самонадеянную лихость. Негромкие колокольчики на башенках богатого особняка серебром отчеканили полночь. Город спал, дремали окаянные, бессовестно дрыхли охранники возле запертых ворот, зевали ленивые городские стражи, самовольно пропуская обход. Только далеко впереди шумел праздник. Знать засыпает рано – обычно еще до рассвета, припомнила я шутку Лемара.

И, подгоняемая тем же невнятным беспокойством, что вынуждало спешить в Тэйкарн, я отправилась рассматривать замерший в ночи город, словно покинутый или погруженный в сон неведомой обидчивой феей. Вот только княжна – далеко не Белоснежка, и горе принцу, опрометчиво разбудившему её. Шаги обутых в мягкие сапожки (подарок рода Иттэ–Гир) ног были беззвучны и легки. Короб привычно оттягивал плечи. Где–то впереди должна быть огромная столичная торговая площадь. Интересно, какова она без привычного дневного шума, без толчеи и пестроты торга? Там, насколько я знаю, конный памятник легендарному прародителю династии нынешнего князя, основавшему Тэйкарн. И, само собой, статуя первого Адепта напротив, у входа в главный храм княжества. К востоку начинается дворцовый парк, аллеями ведущий к парадному входу дворца. Очень красиво, твердили в одни голос Лемар и Артен.

Сонные размышления обрезал лезвием боли крик, отчаянный и такой безнадежный, что я не усомнилась – опять рабыня. Уже на бегу подумала: Риннарх твердил, в столице их не мучают. Впрочем, разве князю уследить за всеми?

Муха, укусившая мене перед воротами, довольно потирала лапки. Вменяемые люди не лезут в чужие разбирательства. Но я сегодня сильно в подпитии – после полета, не иначе. И я самоуверенно полезла…

Пользоваться даром в столице нельзя. Но пока тут ночь, я осмелилась надеяться, что окаянные отдыхают, хотя бы на окраинах. Расправила сеть чутья – и тотчас её устранила. В городе их много, мне для полного отказа от использования своих возможностей на первое время пребывания в столице хватило опознания пятерых ближних: один у городских ворот, трое в храме чуть левее по улице, еще один – дальше, точно не скажу, пока не знаю плана города.

В короткие мгновения полноты восприятия мира чутье распознало рядом знакомого человека. Лемар, о котором я только что подумала, с холодным спокойствием дрался, осознавая свое поражение. Зря: его противник был серьезно болен. Хуже, он совершенно не желал жить, а тем более – отнимать жизнь.

Я погасила дар, усердно припрятала его на самом дне души. И побежала в сторону, указанную последним слабым всплеском своих способностей. Вот тебе и беда, ради которой следовало спешить, – твердила я себе. И неслась по пустым улицам, сворачивая наугад. Видимо, что–то меня вело. Если не чутье, то – везение. Шум был слишком слабым и далеким, чтоб всерьез помогать в поиске места драки. Я выскочила на соседнюю с засадой храмовников улицу – нет сомнений, именно они ловят Лемара, – когда боль вспорола грудь неизвестного бойца, и жизнь его дрогнула и повисла, спутанная непонятным темным заклятием. Как муха в паутине – и мертвая еще накормит хозяина сети. Вернее, хозяйку. Ох, хватит уже о мухах. Сама не лучше, понимаю умом, во что вмешиваюсь. И – не могу остановиться…

Шаги Лемара стихли вдали. Хоть этот жив, уже облегчение.

Я сбросила темп, требуя хоть каких–то существенных предложений со стороны рассудка. Лезть в дела княжны – смерть. Влипнуть в них, не понимая даже правил игры – гарантированная смерть. Это все, что он мог сказать, а чего я еще ждала, если разобраться? Зло зашипев, свернула за угол. Тот человек еще жив, и я могу, если не спасти его навсегда, то хотя бы избавить от скорой жуткой гибели. Рассудок развел руками и гордо удалился: не хочешь слушать – не зови. Остались только обостренные памятью Риана способности травницы и сребролист.

Весы колебались, то отдавая предпочтение жизни, то тяжело заваливая коромысло на сторону чаши смерти. В способность Эрха действительно подняться завтра, как я пообещала ему сгоряча, сама поверила лишь у ворот дворца, когда Грод заснул. Скрываться было поздно и невозможно, дар тут, рядом с логовом Катан–жи, использовать совершенно нельзя. Вот и попала я во дворец, куда так стремилась. Чудом. Знать бы, к добру это – или наоборот, повезло сегодня тем, кто меня ведет и опекает…

Где–то глубоко булькал испуганным истеричным смехом рассудок – он же предупреждал, все плохо кончится.

За нами беззвучно сошлись тяжелые кованые ворота. Далеко впереди разгоралось пламя Адепта. Я обещала Риану взглянуть на это, но кто думал, что исполню свое обещание так скоро? Дар, пригашенный и замаскированный, – теперь я знаю – не исчезает окончательно. Его жалкие остатки подобны слабому зрению человека, оказавшегося внезапно в темной комнате. Постепенно, невнятно, без цвета и объема – но хоть так…

Княжна ждала отчета и желала видеть своего раба. Это понятно и без дара, средствами обычной логики. Лемар жив, план его убийства сорвался. Значит, Катан ищет виновных…

Она была в тяжелом бешенстве и искала хоть кого–то, – кого угодно – способного принять на свою голову месть и гнев, сжигающие её изнутри. Каждый шаг приближал нас к створкам двери, смотреть на которую мне было жутко. Не только из–за угрозы, кипящей проснувшимся вулканом злобы Адепта. Имелся и иной страх: а вдруг она меня вспомнит? Мы уже встречались, я даже говорила с ней. Там, над водопадом, в первый свой день в этом мире, когда я еще была похожа на Мейджу.

Душа позорно уползла в пятки, делая ноги свинцово тяжелыми.

Створки разошлись, впуская нас в роскошную залу. Я рискнула разок взглянуть на неё прежде, чем приступить к изучению ковров на полу, необходимому и из чувства самосохранения, и ради соблюдения этикета. Катан сидела с ногами на диване, такая очаровательная и тихая на взгляд неосведомленного человека. Тоненькая изящная красавица в воздушном серебристом платье из невесомого шелка, с розово–черной цветочной вышивкой и милыми оборками. На губах улыбка невинной юности, в глазах детское любопытство. Первая окаянная из встреченных мною, которой идет даже бледность.

Рядом на полу устроился старичок неприметной внешности. Носилки были опущены перед её ложем, я почти рефлекторно встала на колени, припоминая помимо воли инструкции Риана. Склонила голову.

– Вот как! – удивилась княжна, хлопнув в ладоши, и храмовники дернулись, как от удара. – Сдох?

– Его лечила эта травница, госпожа, – прошелестел один из серых плащей, присоединившихся к нам на обратном пути. – Обещала, что выживет.

– Это уж как я решу, – пропела она. – Ну, маленький, ты, который слева, не молчи, мне ведь все интересно! Что там было?