Сочинения - Александр Грибоедов

Ратификация о сю пору должна уже прибыть к гр. Паскевичу с возвращением его адъютанта; для сего предмета и Хан3, говорят, прибыл в Гумри, с которым я через три дни увижусь.

Говорил я с пленными, которым сообщение со всеми свободно, с муштеидом4, имеющим верные сведения из Табриза, с архиепископом Нерсесом, прибывшим обратно от патриарха, которого он провожал, с Коцебу, только что возвратившимся из Тегерана; наконец, с целым городом: потому что я здесь всех знаю. Персия в таком истощенном положении, что не помышляет о войне ни с кем в свете, разве мы подадим ей способы восстать против Турции. Повиновения внутри государства очень мало: от этого не скоро и не всех выдают наших пленных. В замену и мы своих задерживаем. Говорят, что Амбургер в отчаянии от характера людей, с которыми имеет дело, они еще бесчестнее и лживее прежнего сделались после военных неудачей прошедшего и нынешнего года. Впрочем, нечему удивляться. Мы их устрашили, но не перевоспитали. И задача эта наскоро решиться не может. Амбургер, по частным слухам, действует очень умно и усердно. А я оттого не возвестил моего приезда сюда, чтобы не помешать ему. Хочу сперва узнать в Главной корпусной квартире, в чем дело? – pour ne pas tomber là comme une bombe[133]. Оттудова отправляю я вам проект моего письма к Абул-Гассан-хану.

Секретно. На границе чума. Вот причина, которая могла бы меня задержать в карантине гораздо долее, чем ваше превосходительство бы думали. И тогда не пеняйте, если я в одно время в двух местах разом не буду. Либо в Персии величаться. Либо в Турции окуриваться.

Удивляюсь, куда девался конверт вашего превосходительства № 1117. Но здесь его нет ни на почте, ни в канцелярии. Также недостает газет № 68, 69, 70.

Удостойте меня поскорее присылкою кредитива5.

Иначе боюсь, что опять его сиятельство вице-канцлер и вы будете пенять мне, зачем не поспешаю в Персию. С чем же я явлюсь туда??? Также одолжите уведомлением, когда вещи могут прибыть в Зензелей6, чтобы я до тех пор мог распорядиться отправкою туда надежного чиновника, и именно Дадашева.

Что прикажете делать с юными ориентальными дипломатами, которые цветут здесь, как сонные воды, в бездействии? Разве вы изволите ассигновать им особенное жалованье? Бероева можно будет со временем поместить на консульское место где-нибудь при Каспийском море. Шаумбург просится в отпуск. Лебедев! Кузьмин! Ваценко etc. По прибытии в лагерь гр. Ивана Федоровича обо всем донесу обстоятельнее вашему превосходительству.

Поручая себя в благосклонное внимание ваше, честь имею с чувством совершенной преданности пребыть вашего превосходительства всепокорный слуга А. Грибоедов.

Тифлис. 10 июля 1828.

Его превосходительству м. г. Константину Константиновичу Родофиникину.

Родофиникину К. К., 11 июля 1828. Отношение № 1*

Тифлис, июля 1-го дня 1828 года.

Честь имею донести вашему превосходительству, что я прибыл сюда в Тифлис в ночь на 6-е сего месяца. На другой день поутру я виделся с г. генерал-адъютантом Сипягиным и любопытствовал узнать от него о последних сношениях наших с Тавризом и Тегераном; также я был в канцелярии г. главноуправляющего Грузиею1, где думал найти бумаги касательно сего предмета; но все сведения мною собранные так недостаточны, что я никак не решился послать курьера в Персию с уведомлением о моем приезде и почел нужным предварительно видеться с графом Паскевичем-Эриванским, к которому сего дня, 11-го июля, отправляюсь.

Я, не медля здесь нисколько, тотчас поспешил в действующий отряд, но местное начальство не могло решиться снабдить меня всем нужным к сей поездке, потому что в течение 13-ти дней не было курьера от г. корпусного командира и неизвестно было, останется ли он в Карсе или придвинет войско свое ближе сюда, к Ахалцыху; в сем последнем случае сообщение с ним открылось бы ближайшее. Теперь отправляюсь давно учрежденным военным путем на Гумры, а оттуда далее чрез турецкую границу. С совершенным почтением и пр.

Родофиникину К. К., 12 июля 1828*

12 июля 1828. Тифлис.

Ваше превосходительство.

Все недостающие пакеты, о которых я так беспокоился, сейчас получены, и я сажусь в коляску1. Официально получите от меня извещение об этом из Гумров, если карантинные постановления там меня задержат, так как и здесь я, страха ради, прожил три дня лишних.

Покорно благодарю за содействие ваше к отправлению вещей моих в Астрахань. Но как же мне будет с посудою и проч.? Она мною нарочно куплена в английском магазине для дороги2. Нельзя же до Тейрана ничего не есть. Здесь я в доме графа3 все имею, а дорогою не знаю, в чем попотчевать кофеем и чаем добрых людей.

Копию с высочайшей грамоты я здесь оставляю и патент консульский для перевода. Аделунг при этом будет. Мальцева беру с собою. Но предупреждаю ваше превосходительство, что мне непременно надобно сюда воротиться, на 7 дней4. Я, кроме пары платья, теперь ничего с собою не беру. А то мне окуркою все перепортят. Я думаю, что уже довольно бестрепетно подвизаюсь по делам службы. Чрез бешеные кавказские балки переправлялся по канату, а теперь поспешаю в чумную область. По словам Булгарина, вы, почтеннейший Константин Константинович, хотите мне достать именное повеление, чтобы мне ни минуты не медлить в Тифлисе. Но ради бога, не натягивайте струн моей природной пылкости и усердия, чтобы не лопнули.

Здесь такая дороговизна, что мочи нет. Война преобразила этот край совершенно. Рублями серебром считают там, где платили прежде абазами, или, по-вашему, пиастрами. Зачем же вы, достойнейший мой начальник и покровитель, ускромили у меня жалованье более нежели на месяц? Здесь в казенной экспедиции получен указ, что я удовлетворен с 25-го апреля, а мне отпущено ipso facto только с 2-го июня. Нельзя ли дополнить к концу года. Притом за что же Амбургер лишается того, что грудью заслуживает. Я знаю, что вы в Петербурге дружны и уважаемы всеми министерствами; напишите требование – и поможете нам, грешным.

Извините, что так много говорю вам о своих карманных делах. О политических всегда буду доносить вам, как и его сиятельству вице-канцлеру5, с тою целью, что вы не откажете способствовать к успешному прохождению моей должности искренними советами. Опытность ваша велика, а моя часто недостаточна.

Примите уверение в непритворном чувстве уважения и преданности беспредельной, вашего превосходительства всепокорнейший слуга

А. Грибоедов.

Паскевичу И. Ф., около 13 июля 1828*

(Перевод с французского)

<Шулаверы, около 13 июля 1828.>

Ваше сиятельство. Прибыв в Тифлис, я хотел тотчас же двинуться далее, чтобы явиться к вам, но неожиданное известие о заразе, распространившейся в войсках командуемого вами корпуса, объявшее ужасом Грузию, поставило меня в окончательную нерешимость. Несмотря на то, я собрался в главную квартиру, так как не мог получить ни от генерала Сипягина, ни из вашей канцелярии каких-либо сведений о последних сношениях наших с Тавризом и Тегераном. Позднее доставление мне кредитивных грамот также не могло не поставить меня в затруднение относительно того, на что решиться; я получил их при самом выезде из Тифлиса.

Я пишу вам из Шулавер, на полпути в Джелалоглу, который отстоит еще довольно далеко от цели моего путешествия. Испорченные от бывших ливней дороги делают следование в экипажах немыслимым, а крайний недостаток в подставных лошадях заставляет меня возвратиться в Тифлис. Я не упущу, впрочем, отправить мои вещи на вьючных лошадях. Умоляю ваше сиятельство не прогневаться за эту проволочку. Имея сделать вам весьма важные сообщения и узнав, что хан, следующий к вам с мирным трактатом, ратификованным его величеством шахом, готов отправиться к вашему сиятельству, я прошу вас остановиться обменом ратификаций до моего прибытия к шаху, которое, по всей возможности, постараюсь ускорить1.

Соблаговолите уведомить меня вовремя, если найдете то удобным, о продолжительности карантинного очищения, которому я должен подвергнуться при переезде через границу, на пути следования к месту моего назначения.

Примите и пр.

Амбургеру А. К., 18 июля – 7 августа 1828*

(Перевод с французского)

Тифлис. 18 июля 1828.

Любезный Амбургер. Я сам еще не знаю, какого рода служебные обязанности я на вас возложу: по всему, что я слышу, ваши дела идут как нельзя лучше, о чем я уже сообщил в министерство: «Боюсь безвременным предписанием помешать его действиям, по всем дошедшим до меня слухам, весьма успешным и соразмерным его испытанным способностям и усердию»1.– Не найдя в канцелярии генерала2 никаких предыдущих бумаг, касающихся наших последних сношений с Тавризом и Тегераном, я поспешил отправиться за ними в Карс. Но представьте мою неудачу. Мне доставили лошадей, которые не шли, что вынудило меня вернуться назад с третьей отсюда почтовой станции. И вот я вновь укладываю свои чемоданы, чтобы их навьючить на лошадей, – в ожидании верительных грамот, подписанных императором у Сатунова на Дунае, а также верительного письма для вас, которое было послано мне сюда. Я поручил теперь их перевести, и по приезде своем в Персию я отправлю ноту шахскому министерству о признании вас генеральным консулом на всем протяжении его государства. Жалованье ваше и вашего секретаря Иванова находится у меня. Что касается последнего, то убедите его от моего имени устроить так, чтобы вы были им довольны. Это для него единственный путь преуспевать по службе. Если я вам сейчас не посылаю денег, то это потому, что у меня нет никакой уверенности в том, что они безошибочно дойдут к вам.