Река надежды - Мармен Соня

– Ты хочешь, чтобы я повторил свои слова? Или тебе просто нравится слушать это снова и снова?

Уголки ее губ едва заметно дрогнули, на щеках, перламутрово-белых в лунном свете, появились ямочки. Соблазн был слишком силен: он притянул ее к себе и поцеловал. На душе у Изабель стало легче, и она прижалась к нему всем телом.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать. Перед тем нашим разговором в художественной мастерской, у меня дома, я решила…

– Я это знаю, – оборвал он ее, обнимая еще крепче. – Ты решила не ехать со мной.

– Как ты догадался?

– По твоему поведению, по тону… Ты долго сомневалась. Но в коридорах были ящики с вещами. Значит, ты все-таки намеревалась уехать. Но куда?

– В Бомон.

– В Бомон? Тебя там кто-то ждал?

– Нет. У меня там есть имение. Мне хотелось уехать из Монреаля. Там Габи смог бы дышать чистым воздухом, я бы купила ему пони…

– Да, ты рассказывала, что ему хочется пони!

– Бомон может подождать, пони тоже… какое-то время. Думаю, Габриель здесь счастлив. У него есть подружка, да и развлечений хватает на целый день.

– Ты мне это говоришь?

Александер улыбнулся и прогнал особенно надоедливого комара.

– Сегодня вечером в молитве он попросил доброго Иисуса оберегать его «нового папу Алекса».

– Он… он такое сказал?

– Да.

Кашлянув, чтобы скрыть смущение, Александер отвернулся.

– Он уже успел к тебе привязаться, Алекс.

– Я знаю. Но я не слишком-то радуюсь. Габриель потерял отца, поэтому привязался бы к любому мужчине, который хорошо к нему относится и с которым ему спокойно.

– Он тебя любит! Заслужить его расположение не так-то просто, уверяю тебя! За несколько лет Жаку Гийо не удалось добиться того, в чем ты преуспел за два месяца!

– Кто такой этот Жак Гийо?

– Деловой партнер Пьера.

– Значит, деловой партнер?

Брови Александера сошлись. Наверняка Гийо – тот самый блондин, который целовал новоиспеченной вдове ручку на пороге ее дома на улице Сен-Габриель! Он отмахнулся от воспоминания, которое могло нарушить согласие, к которому они с Изабель наконец пришли. После минутного раздумья он спросил:

– Твой дом, город, друзья… Ты по всему этому скучаешь?

Изабель не ответила. Но в свете луны он заметил, что ее глаза снова заблестели от слез.

– Изабель?

– Нет, не так чтобы очень… Мне здесь нравится, тем более что я знаю – мы же тут не насовсем. Ты ведь сам мне это сказал, помнишь? Ну, что мы тут не насовсем… Габриелю скоро идти в коллеж. Я хочу, чтобы он получил хорошее образование и… Для ребенка в лесу полно забав, это я готова признать. Но Габриель должен научиться жить в цивилизованном мире, общаться с другими детьми.

– Я знаю! – ответил он грубовато. – Посмотрим весной, хватит ли у меня мехов.

– Весной? Что ж… я могу подождать до…

Александер закрыл ей ладонью рот. Глаза у Изабель расширились от испуга.

– Tuch!

Послышалось сопение – поблизости бродил какой-то зверь. Шотландец нащупал ружье, щелкнул затвором. Жестом приказав Изабель не двигаться, он приподнялся на коленях и внимательно посмотрел по сторонам. Возле того места, где они ужинали, суетились какие-то тени размером с собаку. Вскоре один ночной гость ступил в пятно лунного света – черная мордочка, светлые и темные полоски по телу… Александер вздохнул с облегчением и отложил ружье. Стоя на четвереньках, он еще какое-то время наблюдал за зверьками. Еще один участник присоединился к пиршеству, но соплеменники встретили его недовольным урчанием.

– Еноты, – проговорила Изабель.

И тут возле угасшего костра началась драка. Еноту, который явился последним, были не рады. Самый крупный самец из стаи ясно дал ему это понять. Он так рычал и скрипел зубами, что у Изабель мороз прошел по спине и она прижалась к Александеру. Битва длилась уже несколько минут, когда проснулись собаки и с лаем бросились в общую кучу. Еноты предпочли ретироваться, утаскивая с собой остатки съестного. Все еще дрожа от испуга, Изабель услышала, как Мунро и Стюарт кричат на собак. Вскоре в лесу снова стало тихо.

– Ну вот и все! – Александер с улыбкой посмотрел на свою спутницу. – By God![161] Ты задрожала, как котенок перед огромным волком!

Изабель обиделась. Ткнув его локтем в бок, она заявила:

– Не смей надо мной насмехаться, Алекс! Да, я испугалась! И нечего смеяться!

– А я и не смеюсь…

Даже не пряча улыбку, он подтолкнул ее и придавил к земле всем своим весом. Она дернулась раз, два, потом тронула его за ушибленный подбородок.

– Ай! Полегче!

– Прости!

– У тебя тяжелая рука, дорогая!

– Ты заслужил!

Оба перестали улыбаться. Александер ощутил своей грудью округлые полушария ее грудей, дрожащие губы женщины оказались в нескольких дюймах от его губ. Несколько секунд он не мог отвести от них взгляд, потом посмотрел ей в глаза.

– Тсоннонтуаны назвали меня Белым Волком, – сказал он, оскаливая белые зубы.

– Я волков не боюсь!

– Нет? А енотов боишься!

Не дав ей времени возразить, он прижался ртом к ее губам и зарычал от удовольствия, когда она впилась ногтями ему в спину, – с намерением оттолкнуть, а на самом деле притягивая к себе еще ближе. Мгновение – и он сам отодвинулся, чтобы перевести дух.

– Изабель, я знаю, что ты в трауре… Я понимаю, что ты должна… Mo chreach! Я не хочу принуждать тебя, спешить, но… A Dhia!

– Алекс, от меня дурно пахнет! С этой жарой… – ни с того ни с сего начала оправдываться она.

– Где ты видела, чтобы оленя отпугнул запах оленухи?

– Что? Не хватало, чтобы ты заставил меня надеть оленью шкуру!

Они засмеялись, глядя в глаза друг другу. Александер медленно приблизил губы к губам Изабель, нежно их коснулся. Рот, еще недавно упрямо сжатый, приоткрылся, высвобождая вздох. Сначала он поцеловал ее едва ощутимо, потом почувствовал, каким податливым делается ее тело… Поцелуи стали продолжительнее, глубже.

– Iseabail…

С нарочитой неторопливостью он поднял подол ночной рубашки; ему хотелось вложить в свои жесты всю любовь, которую он к ней испытывал. Он не хотел спешить, наслаждался каждой секундой этого воссоединения. Слишком долго он ждал и уже отчаялся. Но теперь, когда этот момент наступил, ему не хотелось все испортить из-за собственного эгоизма…

Он сел, подсунул руки под напряженные ягодицы женщины и усадил ее к себе на колени. У Изабель голова шла кругом. Она обняла его за шею. Издав стон, пребывая почти в беспамятстве от страсти, она запрокинула голову и посмотрела ввысь. Бескрайнее небо было расцвечено мириадами звезд.

Батистовая ткань рубашки приятно ласкала ей живот. Изабель вздрагивала при малейшем прикосновении. Тихонько постанывая, она прижалась к Александеру. Это уже было, но так давно… Так давно…

– Алекс!

– Touch! A bhean mo ruin, dinna say nothing[162].

Он впился в нее взглядом. Она дышала часто-часто – в равной степени от возбуждения и от тревоги. Золотые кудри рассыпались по опалово-белым плечам. Груди, открывшиеся в вырезе помятой рубашки, в лунном свете казались атласно-гладкими. Он ласково прошелся губами по влажной коже… Борясь с остатками сомнений, она запустила пальцы в его густые темные волосы. Жесткая ладонь легла ей на поясницу, в то время как другая повелительно раздвинула бедра и спустилась к средоточию ее женственности, неумолимо распаляя в ней желание.

Она отпустила волосы и впилась пальцами в мужские плечи. Ласки, поначалу такие нежные, стали пламенными. Здравый смысл утонул в водовороте ощущений. Все страхи, противоречия, обиды – все унеслось, словно осенняя листва под порывом ветра.

– О да!

Александер деликатно уложил ее спиной на траву, завладел ее ртом, а потом и всем телом. Он гладил ее то нежно, то жадно, пробуждал в ней пламя, возносил ее на головокружительную высоту. И останавливался, едва не достигнув пика, но только чтобы начать все сызнова, продлевая сладостную муку, усиливая наслаждение до такой степени, что оно становилось почти невыносимым.