Война в тылу врага - Григорий Линьков

Чтобы не подвести товарищей Харитоныча, работающих на месте, я поручил арест гражданина П. бойцам одной из вспомогательных точек. Но эти бойцы оказались недостаточно опытными. В одном из населенных пунктов они раскрыли поставленную перед ними задачу, а при подходе к дому, где проживал П., напоролись на организованную для них засаду, были обстреляны и возвратились в лес, не выполнив порученного им задания. Чтобы исправить положение хотя бы задним числом, гестапо «арестовало» своего агента и вывезло в Слоним, распустив при этом слухи о поимке «крупного советского диверсанта». Этот маневр был уже не нов, и нужно было в самом непродолжительном времени ожидать появления гражданина П. в том или ином из наших районов с кровоподтеками от «пыток», перенесенных в фашистском застенке. Людям удавалось обычно в таких случаях избежать казни чудом, по рецептам, изложенным в приключенческих романах.

Гость не заставил себя долго ждать. Гестапо не соизволило затруднять себя разработкой сколько-нибудь подходящей версии побега и плана заброски к нам этого субъекта, и старый знакомый был взят нами в первую же ночь, после того как он осмелился «убежать» от немцев и появиться в деревне за три километра от пункта, занятого немецким гарнизоном. Этот только что окончивший курсы повышения квалификации провокатор на первом же допросе рассказал все, что ему было известно. Одномесячные шпионские курсы, созданные гестапо в Слонимской тюрьме, не могли выпускать агентов высокой квалификации, а главное — не могли привить этим случайным, наскоро завербованным людям никакой моральной стойкости.

Полученные на допросе показания не вносили существенных изменений в имевшиеся уже у нас данные, если не считать одного очень интересного сообщения. В гестапо нашего района появилась новая, весьма важная для нас персона. Персона эта должна была руководить в дальнейшем вопросами «взаимоотношений» гестапо с нашим отрядом. Некоторые сведения об этом человеке у нас уже имелись и раньше. Но тогда он работал, разъезжая между городами Минском и Варшавой, и нашему району особенного внимания не уделял. Еще в то время у меня были подозрения, что это наш старый знакомый.

Выудив у гражданина П. некоторые данные о наружности этого матерого шпиона, я без особого труда узнал в нем ту личность, которая неотвязно, как тень, ходила по нашим следам еще в Витебской области. В моей памяти возникли березинские болота, непомерная тяжесть первой военной зимы и то, как мы тогда, еще недостаточно умудренные опытом борьбы с фашистскими карательными отрядами, с боями выходили из самых, казалось бы, безвыходных положений. А чья-то рука продолжала обкладывать нас сплошным кольцом засад и пускать в ход одну за другой все новые и новые провокации.

Гордое сознание, что теперь уже не те времена и сами мы не те, вспыхнуло и осветило все новым светом. Я был охвачен тем острым возбуждением, какое испытывает страстный охотник перед началом крупной охоты. Перед нами был след крупного хищника, нужно было держать ухо востро, большая охота действительно начиналась. Допрашивал П. я сам, а чтобы он не мог кому-нибудь еще выболтать то, что выболтал мне, пришлось с гостем быстренько распрощаться. Передо мной встала задача: вовремя обнаружить появление вновь «прикомандированного» к нам гестаповца, раскрыть его первые «шаги» и не провалить первую с ним связь, которую он, несомненно, попытается возобновить лично или через своих представителей.

Мы предприняли, кажется, все возможное. Были организованы дополнительные пункты встреч с особо важными исполнителями, по деревням был пущен слух о том, что мы очень нуждаемся в людях, могущих принести нам пользу, а также что мы интересуемся приобретением некоторых товаров широкого потребления. Последний аргумент для немцев, засидевшихся в наших районах, имел далеко не пустяковое значение. Эти господа со свастикой на рукавах и билетами фашистской партии в карманах систематически сбывали нам за шпиг или масло уворованные со своих складов бензин, обувь, полушубки. В подобных случаях они делали вид, что не замечали, кому они сбывали свой товар. Бесплатная заготовка продуктов для них в этот период была возможна только в деревнях партизанской зоны и могла обойтись куда дороже бочки бензина или нескольких пар сапог.

Но время шло, а «шелеспер» не клевал ни на один из заброшенных крючков. В сети попадала только «плотва», и ее по-прежнему, чтобы не возбуждать подозрений в гестапо, приходилось выбрасывать обратно в воду. Но и это не привлекало крупного хищника. Прошло более двух месяцев, и меня стало сильно беспокоить то, что особоуполномоченный гестапо не давал о себе знать, а главное, никак не обнаруживал своих ближайших намерений. Можно было предположить, что ему или его ближайшим людям удалось проникнуть к нам. И тогда следовало ожидать на каждом шагу большой неприятности. Может быть, крупный и опасный зверь, подобно уссурийскому тигру, уже бродил по следам охотника, проморгавшего на сей раз звериную уловку? Я мысленно перебирал всех новичков, прибывших в наше расположение за последние несколько месяцев, но не находил среди них никого, кто внушал бы подозрения. В общем предположить можно было что угодно, но победа могла остаться только за тем, на чьей стороне окажется больше выдержки и уменья.

Чтобы увеличить соблазны для своего опасного противника, я дважды появлялся в точках встреч, расположенных в непосредственной близости от Ивацевичей, где, по моим предположениям, продолжал пребывать особоуполномоченный гестапо. Из опыта прошлого я знал, что нервы моего противника не всегда крепки, и на эту приманку он должен был непременно пойти.

Прошло две недели после моего последнего появления в районе Ивацевичей. На центральную базу прибыл Харитоныч для очередного доклада. Наряду с другими новостями он сообщил мне, что три дня назад встретился с одним подходящим человеком, по происхождению белорусом, работающим у немцев электромонтером. Стараясь никак не показать своего повышенного интереса к этому новому исполнителю, я продолжал спокойно выслушивать длинный, утомляющий ненужными разъяснениями, отступлениями и подробностями доклад.

— На днях, — рассказывал Харитоныч, — в деревню Власовцы прибыла женщина с хутора из-под Ивацевичей. У знакомой, где она остановилась, расспрашивала, где бывают партизаны, какие они собой, и, между прочим, заявила, что она не против того, чтобы встретиться с кем-либо из них. Узнав об этом, я пошел к ней на встречу сам. Женщина оказалась очень осторожной. У нее была манера переспрашивать. «Вы спрашиваете, часто ли я бываю в Ивацевичах и как там ведут себя немцы?» — переспросила она меня, а сама тем временем обдумывала, что и как лучше сказать, и продолжала: «Ну, как вам сказать? Немцы с разными людьми ведут себя по-разному, и не всем плохо живется при немцах. Но и у них есть много недовольных. Вот я знаю одного — монтером он работает и зарабатывает неплохо, а только уж очень не любит немцев и даже не против любую пакость им подстроить. Только вот нечем, говорит, да и не знает, как это можно сделать. А человек решительный и очень надежный».

Вот я ей и поручил организовать нам встречу, — продолжал Харитоныч, — с этим электромонтером. Она без большого препирательства согласилась. Направилась на хутора, а через два дня снова прибыла на свидание со мной и сообщила, что монтер согласен встретиться на болоте около деревни Яглевичи. «Правда, в этой деревне, — сказала она, — стоят немцы, но он заявил, что у него есть единомышленники, и просит вас об этом не беспокоиться: наблюдение будет организовано надежное, и при встрече бояться не следует». Ну, вот три дня назад я перед вечером со своим ординарцем вышел из леса к условленному месту на двадцать минут ранее назначенного срока, а там меня уже ожидал этот электромонтер, о котором говорила женщина. Электромонтер назвался гражданином К., рассказал мне, что он белорус, уроженец этой местности, в своей жизни видел очень много горя. В детстве отец будто бы выгнал его из дому, и ему пришлось батрачить у польских панов, а когда подрос, пошел рабочим на производство. Много лет работал на различных заводах в Варшаве. Когда немцы заняли Польшу, его мобилизовали как специалиста, знающего киноустановки, и заставили работать. Далее электромонтер заявил мне, что, как белорус, он ненавидит немцев и готов организовать любой взрыв в Ивацевичах или другом каком пункте, если ему поручат это дело и дадут необходимые средства.

Мне давно не терпелось спросить о внешности монтера, но Харитоныч подошел к этому вопросу только в самом конце своего доклада.

В разговоре со мной гражданин К. заявил: «Я слышал про вашего полковника — прекрасный он человек и большим доверием в Москве, говорят, пользуется; я буду рад выполнить любое из его поручений». Да вот еще, — добавил Харитоныч, — К. прислал вам небольшой подарочек: несколько пачек хороших сигарет, два куска туалетного мыла, несколько коробок спичек и еще кое-какую мелочь.