Маска времени - Мариус Габриэль

– Если останутся следы, могут сойти за укусы насекомых.

– Пожалуй, – согласился старик. Анну отпустили, и она, как раненый зверь, отползла как можно дальше от своих мучителей и вся сжалась в комок. Были видны только ее колени да черные затравленные глаза. Каплан сам взял электроды и пошел по направлению к Анне. Ее больная спина буквально вжалась в стену.

– Довольно интересный эффект, не правда ли? – спокойно заметил Каплан. – Обжегшись, ребенок начинает бояться огня. Ведь ты говорила мне только правду, не так ли, дитя мое?

– Да. Клянусь.

– Видишь, Рамон? Очень важно понять, когда тебе начинают говорить правду. А стоит переусердствовать, и объект сразу попадет в страну бреда и грез. Объект признаётся потому, что всеми силами хочет удержаться от сумасшествия, а также от того, что, признавшись, он надеется избежать дальнейших страданий. И тогда можно сказать, что цель допроса достигнута.

– Да, мистер Каплан. – Скуластое широкое лицо индейца расплылось в улыбке.

– Думаю, что теперь нам следует дать мисс Келли возможность отдохнуть немного. Позднее могут возникнуть еще кое-какие вопросы. Но давление, пожалуй, уже не понадобится. Не правда ли, мисс Келли?

Анна закивала головой в знак согласия.

– Вот и хорошо, – серьезно заметил старик. – А теперь открой, пожалуйста, дверь.

Индеец повиновался. Анна увидела, что ее мучители готовы вот-вот покинуть ее.

– Подождите, – неожиданно услышала она свой собственный голос.

Каплан медленно развернулся:

– Что такое?

– Так вы не Джозеф Красновский, да?

Старик только улыбнулся в ответ:

– Милая маленькая дурочка, которых французы называют «инженю». Думаю, что сюрпризы только начинаются.

– Вы не Джозеф?

– Нет.

– А кто же вы тогда?

– Я – это я, моя дорогая.

– А что же тогда случилось с Джозефом?

– С Красновским? – Вновь усмешка. – Разве не ясно?

– Нет. Что с ним случилось?!

– Он распался на составляющие элементы. Джозеф Красновский, насколько мне известно, в течение последних сорока восьми лет мертв.

Анна услышала, как захлопнулась дверь, а ключ вновь повернулся в замке.

В следующий момент в комнате погас свет.

6

Рассвет начался с голубой дымки.

Анна услышала голоса за дверью, какое-то неясное бормотание, шаги. Скоро за ней должны были прийти.

Ночь она провела то пробуждаясь, то вновь впадая в забытье. Пытки вымотали тело и душу, и оставалось только плыть по бесконечному морю боли. Иногда Анне казалось, что она упала на дно пропасти, где безраздельно властвует пустота.

Все оказалось напрасным. И Джозеф превратился в иллюзию. Призрачный огонь надежды сначала увлек в пропасть ее мать, и теперь настала очередь Анны.

Она была настолько вымотана, что даже не старалась осознать хоть что-нибудь. Но человек с изуродованным ртом сказал правду. Джозеф давно мертв. Он умер за двадцать лет до ее рождения. А его место заняло зло.

Сначала это зло расправилось с ее матерью, а теперь собиралось уничтожить и Анну только за то, что его посмели коснуться. Все это время они искали Джозефа, а на самом деле все ближе и ближе подходили к страшному злу, и некому было предупредить двух бедных женщин, желавших только найти свои корни, своего отца и деда, пропавшею в 1944 году.

Увы, Джозефа здесь не оказалось. Была только его оболочка. Какой-то страшный паразит влез в опустевшую раковину.

Что-то сильное, мощное и греховное убило Джозефа, забрав у него все: жизнь, личность, даже внешний вид.

Словно та сова, что обитала теперь в Охотничьей башне, навсегда вытеснил Джозефа из жизни.

Словно вредитель, что портил пчелиные соты Эвелин с вкуснейшим золотистым медом, мерзкая нечисть сожрала даже память о Джозефе.

Оглядываясь назад, Анна понимала, что в своих поисках она не раз сталкивалась со всякого рода знамениями и знаками, которые должны бы были предупредить ее об опасности. Но она словно ослепла.

Так, Андре Левек явился мощным знамением. Он был в чем-то очень похож на этого старика-мучителя. Левек любил разыгрывать из себя Господа Бога, спокойно распоряжающегося чужими жизнями.

Анна в точности не знала, что за человек принял сейчас облик Джозефа Красновского. Но в одном она была абсолютно уверена: такое перерождение не могло осуществиться без какого-то грандиозного зла. Большое зло всегда таит в себе немалую опасность.

У Анны почти не осталось сил. Она, не меняя позы, сидела, забившись в угол комнаты, желая всеми правдами и неправдами спрятаться от надвигающегося кошмара.

Сейчас только Филипп мог бы спасти ее.

Если бы он догадался о том, что она сделала без него, если бы он смог услышать ее молчаливый крик и прийти на помощь…

«Филипп, – молча произносила во тьме Анна заветное имя, – приди, приди ко мне».

Около пяти часов утра Анна услышала первые голоса птиц. А чуть позже ключ щелкнул в замке. Анна инстинктивно вся вжалась в стену. Места ожогов страшно болели. Но смерть она готова была встретить мужественно. Все пределы боли ей уже пришлось пройти.

Фигура Рамона заполнила дверной проем. На нем был халат, резиновые сапоги и вязаная шапочка на голове. Он по-прежнему сжимал что-то в руке, но это были не электроды, а кожаный поводок, вроде собачьего. Рамон возвышался теперь прямо над Анной, затем склонился и связал ей запястья кожаным ремнем.

– Пойдем! – скомандовал он.

Анна сделала первый шаг так, словно состарилась за ночь на несколько десятков лет. Живот болел, спину жгло, и она шла, согнувшись в три погибели.

Здоровяк подтолкнул Анну и пошел сзади. Каждый шаг давался ей с невероятными усилиями.

Они покинули дом и направились к гаражу, провонявшему дизельным топливом. Каплан уже ждал их там, сидя в салоне «лендровера» с запущенным двигателем. Старик быстро взглянул на Анну. Его белая шевелюра была спрятана, как и у Рамона, под вязаной шапочкой. И вновь у Анны возникли какие-то ассоциации, которых она не смогла понять.

Рамон подтолкнул Анну к задней дверце машины и сел рядом с ней.

– Не вздумай делать глупостей.

Тяжелый кулак ударил по животу. Анна взвизгнула от неожиданной боли.

– Никаких синяков, Рамон, – резко отозвался Каплан, взглянув в зеркальце заднего вида.

– Хорошо, мистер Каплан, – покорился здоровяк. Затем Каплан достал пульт дистанционного управления, открыл дверь гаража, и машина рванулась вперед.

Небо в этот час было еще темным, но на востоке появилось слабое голубое свечение, которое казалось особенно впечатляющим на фоне розовых горных вершин. Стоило им выехать из гаража, как холодные струи воздуха ворвались в салон автомобиля через раскрытые окна. Анна дрожала от холода. Оба сопровождающих в отличие от нее были тепло одеты, а на ней так и болталась порванная футболка.

– Не холодно, мисс Келли? – бросил Каплан через спину. – Рамон, закрой окно.

Индеец повиновался. Каплан обогнул дом. Огней нигде не было видно. Когда они проехали мимо главного входа, Анна вновь увидела припаркованные машины. Но ее «крайслера», взятого напрокат, здесь не было. Видно, ночью его куда-то отогнали.

Обогнув озеро, Каплан прибавил скорость, гоня машину в пустыню.

«Лендровер» был надежным автомобилем, хотя и не очень удобным: он подпрыгивал на каждой кочке, а Анна всякий раз корчилась от боли.

Каплан вновь слегка повернулся в сторону Анны:

– Неплохое поместье, не правда ли? Мне понадобилось двадцать лет, чтобы устроить здесь все.

Старику приходилось перекрикивать работающий дизель, поэтому его свистящее «с» стало заметнее.

– Но из-за тебя мне, видно, придется оставить этот рай.

Анну еще раз подбросило на жестком сиденье.

– Ты удивишься, если я скажу, что не испытываю никакой вражды к тебе. Мы всего лишь жертвы злой судьбы. Ты сама, твоя мать и я. Но в подобной иронии есть и своя прелесть. На всякий случай в течение многих лет я готовился к подобной развязке.

Страдая от непрекращающейся боли. Анна с трудом открыла глаза:

– Ведь это вы подослали к нам Карла Бека, да?

– Бек оказался обычным ослом. Просто я попросил старых товарищей оказать мне услугу. Мне нужна была безупречная работа. Но, сэкономив на профессионале, они прибегли к помощи рядового преступника-психопата. Это взбесило меня.

– Бек почти убил мою мать. Он собирался сделать нечто подобное и со мной.

– Я даровал жизнь твоей матери еще в Англии в 1960 году. Но это была ошибка. Убей я ее тогда, и ничего подобного не произошло бы. Момент слабости, понимаете ли, момент слабости.

– Но если вы не Джозеф Красновский, тогда зачем вам понадобилось убивать Дэвида Годболда?

– Ради проверки. Последняя репетиция для Лефковитца.

– Что вы имеете в виду?

– Я хотел понять, насколько я похожу на Красновского. Годболд и стал свиньей на бойне. Он так поверил, что его реакция полностью удовлетворила меня и вдохновила на дальнейшую встречу с Лефковитцем. Мне казалось, что я все предусмотрел с этими Красновскими, но я не предполагал, что где-то в Италии существует еще внебрачная дочь. А уж о существовании дневника и догадаться нельзя было. До вчерашнего дня я так и не мог понять, почему же твоя мать отважилась предпринять всю эту одиссею. Наверное, так никогда бы и не догадался об истинных мотивах. Ведь дурак Бек ничего не смог найти. Но вот еще одна тайна наконец-то раскрылась.