Политбюро и Секретариат ЦК в 1945-1985 гг.: люди и власть - Спицын Евгений Юрьевич

Надо сказать, что сначала Г. И. Воронов, сохранивший свое членство в Политбюро, довольно спокойно принял это назначение и, «вооружившись» знаменитыми ленинскими статьями «Лучше меньше, да лучше» и «Как нам реорганизовать Рабкрин», задумал реформировать этот орган и придать ему реальный аппаратный вес. По просьбе Л. И. Брежнева он даже подготовил целую записку по данному вопросу для обсуждения на Политбюро и полетел с ней в Пицунду на одну из госдач к генсеку. Однако вместо содержательного разговора весь вечер был «потрачен» на морские ванны, обильный ужин с выпивкой и любимого доминошного «козла». При этом, как бы между делом, Л. И. Брежнев дал понять своему гостю, что он «не видит никакой пользы от народного контроля», поскольку сейчас нет нового Л. З. Мехлиса, «которого все боялись»[945]. Вернувшись в Москву, Г. И. Воронов написал заявление с просьбой о переводе на пенсию, однако она была отклонена.

Следующей жертвой генсека стал не менее строптивый Первый секретарь ЦК Компартии Украины Петр Ефимович Шелест, отставка которого стала результатом хорошо спланированной закулисной интриги и готовилась лично генсеком довольно давно, как минимум с лета 1970 года. Судя по дневнику самого П. Е. Шелеста, операция по его устранению была начата в середине июля 1970 года, когда многолетний глава республиканского КГБ генерал-полковник Виталий Федотович Никитченко, занимавший этот пост аж с начала апреля 1954 года, под благовидным предлогом был переведен в Москву начальником Высшей школы КГБ СССР, а в его кресло сел давний брежневский приятель Виталий Васильевич Федорчук, который приехал в Киев в сопровождении генерала армии С. К. Цвигуна[946]. Это назначение осложнило положение, да и работу не только самого П. Е. Шелеста, но и многих первых секретарей украинских обкомов, горкомов и райкомов партии. Начались масштабные перестановки во многих областных УКГБ и создание десятков новых районных и городских отделов КГБ, что неизбежно вызвало недовольство многих партийных работников. Хотя, как справедливо заметил В. Е. Семичастный, бывший в ту пору первым заместителем председателя Совета Министров УССР, В. В. Федорчука «отправили в Киев, чтобы он выжил Шелеста, это была главная задача, чтобы освободить место для Щербицкого». А чтобы эта смена в КГБ прошла без сучка и без задоринки, Л. И. Брежнев на пути в одну из европейских столиц специально остановился в Киеве и на вокзальном перроне в течение 20 минут лично уговаривал В. Ф. Никитченко перебраться в Москву[947].

Затем в конце февраля 1971 года по личному поручению Л. И. Брежнева в Киев приезжал Ю. В. Андропов, с которым, как утверждает сам П. Е. Шелест, состоялась очень откровенная беседа по многим ключевым вопросам, в том числе о ситуации в Политбюро. Причем, фиксируя в своих дневниках сам факт состоявшегося разговора, П. Е. Шелест подметил три характерных детали: во-первых, что ему «было хорошо известно, что еще тогда Брежнев замышлял переместить меня на другую работу», так как «на Украине я ему очень сильно мозолил глаза»; во-вторых, что он вполне осознанно говорил со своим визави довольно откровенно, а порой и резко, зная о том, что «содержание и даже подробности нашего разговора Андропов передаст Брежневу»; и, в-третьих, что эта беседа для него «даром не пройдет»[948].

Через две недели П. Е. Шелест получил еще один сигнал о шаткости своего положения. На сей раз недобрую «весть» принес ему Н. В. Подгорный, который в телефонном разговоре не только пожурил его за выход нашумевшей книги «Україно наша Радянська», но и поведал ему, что в Москве «некоторые деятели» на этом «сознательно подыгрывают», возбуждая антиукраинскую тему. Наконец, третий сигнал последовал уже на самом партийном съезде, в кулуарах которого, по уверениям П. Е. Шелеста, «было много разговоров» о его переезде в Москву на новую работу. Зримо чувствуя, что вокруг его персоны «происходит какая-то возня», он заявил, что «на эту тему никто разговоров с ним не вел», но «избрание Щербицкого в состав Политбюро — это сигнал не в мою пользу»[949]. А чуть позже, в январе 1972 года, через близкого к себе секретаря ЦК КПУ по идеологии Федора Даниловича Овчаренко П. Е. Шелест получил информацию, что против него «сговариваются» второй секретарь ЦК КПУ Иван Кондратьевич Лутак и глава Президиума Верховного Совета УССР Александр Павлович Ляшко, хотя «все это идет из Москвы, от руководства — через КГБ». Наконец, в конце того же месяца состоялся «крупный разговор» П. Е. Шелеста с И. К. Лутаком, по итогам которого Первый секретарь ЦК КПУ записал в своем дневнике, что его собеседник — обычная марионетка, которая лишь исполняет указания Москвы, идущие «со стороны Брежнева и Суслова», и что над ним «сгущаются тучи», ибо им «не нравятся мои откровенность и прямота постановки многих вопросов». Одновременно П. Е. Шелест фиксирует в своем дневнике и тот показательный факт, что с приходом В. В. Федорчука к руководству республиканским КГБ резко активизируется работа по самым крикливым диссидентам и видным представителям свидомой интеллигенции, в частности В. П. Некрасову, И. М. Дзюбе и И. М. Гончару.

Между тем 30 марта 1972 года состоялось очень знаковое заседание Политбюро ЦК, где среди прочих вопросов (за пределами повестки дня) обсуждалась и записка Ю. В. Андропова «О вражеской пропаганде и задачах идеологической борьбы», где он, в частности, потребовал предоставить КГБ более широкие права в борьбе с националистами и диссидентским движением. П. Е. Шелест довольно остро выступил по данному вопросу, а Л. И. Брежнев во время этого выступления «подал несколько реплик». Одна из этих «реплик» была связана с книгой самого П. Е. Шелеста «Україно наша Радянська», в которой якобы «воспевается казачество» и «пропагандируется анархизм», что, кстати, было не так далеко от истины. Вторая «реплика» касалась того, что в ЦК КПУ «так и не приняли решительных мер» по опасному «трактату» И. М. Дзюбы «Интернационализм или русификация?», опубликованному еще в 1965 году[950]. И, наконец, третья «реплика» генсека касалась того, что «на западе Украины кое-где поднимают голову бандеровцы и оуновцы». Во время дискуссии по этому вопросу целый ряд выступающих, в частности М. А. Суслов, А. Н. Косыгин, М. С. Соломенцев, П. Н. Демичев и В. В. Щербицкий, отличились «антиукраинскими пассажами», что вызвало бурную реакцию не только П. Е. Шелеста, но и самого Н. В. Подгорного. Поэтому Л. И. Брежнев не раз вставал из председательского кресла и, подходя к Первому секретарю ЦК КПУ, «дружески» клал ему руку на плечо, пытаясь якобы поддержать его. Хотя, конечно, сам П. Е. Шелест прекрасно понимал, кто был реальным «заказчиком» всех этих речей, в том числе «предательского выступления В. В. Щербицкого», который «совсем себя раскрыл как подхалим, карьерист и беспринципный человек». Именно после этого заседания, которое оставило «очень тяжелый осадок», П. Е. Шелест сделал в своем дневнике такую запись: «Я впервые задумался, как быть дальше, и пришел к выводу, что надо уходить, ибо в таком ералаше дальше работать было невозможно»[951].

Развязка всей этой истории наступила 19 мая 1972 года, когда во время очередного Пленума ЦК Л. И. Брежнев пригласил П. Е. Шелеста на приватный разговор в комнату Президиума, в ходе которого под предлогом «омоложения кадров» предложил ему переехать на другую работу в Москву, где у него «будет все», в том числе «личная дружба» и совместные «поездки на охоту». Однако П. Е. Шелест с ходу заявил, что готов уйти на пенсию и не создавать проблем генсеку. В ответ на эту реплику Л. И. Брежнев пожурил своего визави, напомнив ему аналогичную «выходку» Г. И. Воронова, и заявил, что он предлагает ему пост «зам. главы союзного правительства», который будет реально «заниматься промышленностью, в том числе военной». После этого «с большой болью в сердце» П. Е. Шелест дал добро на свой переезд в Москву, чем вызвал неописуемый восторг генсека.