Безымянная империя. Дилогия - Артем Каменистый

В общем, создавалось нехорошее впечатление, что древний воин украл это оружие и амуницию у какого-то бродяги с побережья Эгоны. Те примерно такую же рухлядь таскали. А еще он оказался нищим – в кошельке ни одной серебряной монеты не нашлось, а в вещах не было ни украшений, ни амулетов.

Ну точно бродяга. Древний бродяга? Сомнительно – откуда у древних бродяг имперские монеты?

Кем бы ни был освобожденный из странного заточения воин – без Тима ему не выжить. Он мог лежать неподвижно часами, а потом забиться в судорогах. Мог открыть глаза, но в них при этом не было ни капли разума. Накормить его не получалось – даже воду Тим заливал ему в горло с великим трудом.

Лекарств не было, да и чем такое лечить, неизвестно. Единственное, что Тим сумел придумать, – сварил для воина бульон. Это было непросто – мало того что нет мяса, так еще и кастрюли нет, чтобы его приготовить. Шлем не подходил – его конструкция была далеко не герметичной. В итоге пришлось использовать бочонок. Воду Тим нагрел раскаленными в костре камнями, кидая их до тех пор, пока она не закипела. В кипяток высыпал крабов, креветок и мясо моллюсков. Камбалы, к сожалению, не было – с рыбалкой Тиму на новом месте не везло.

Полученный после долгих мытарств бульончик воину впрок не пошел. Тим заливал его в рот грубой ложкой, вырезанной из куска древесины, но из гиганта все выливалось наружу – рвотные спазмы накатывались мгновенно. Пришлось отказаться от идеи его покормить. Хорошо, хоть воду его организм принимал, если поить по чуть-чуть.

* * *

Два дня Тим ухаживал за гигантом, а наутро третьего проснулся от холодящего прикосновения металла к шее. Осторожно открыв глаза, увидел над собой уже поднадоевшую бородатую рожу, из-под низко нависших кучерявых волос нехорошо сверкала пара глаз. Причем глаза вполне разумные – воин явно очнулся и действовал сознательно. Обидно, что первым делом ему пришло в голову прижать лезвие секиры к горлу своего спасителя.

– Доброе утро, – с максимальной вежливостью тихо произнес Тим.

– Ты уверен, что оно доброе? – хрипло уточнил воин. – Я вот, к примеру, не уверен, что для тебя оно такое уж доброе.

– Убери секиру, я не причиню тебе вреда.

– Последний раз, когда я на такие слова повелся, остался без куска уха. Ты кто такой и откуда здесь взялся?

– Я Тимур из рода Ликадов, сын Сергея, что безродный, мать моя Энеяна из рода Ликадов, выносила шестерых детей, вырастила одного. Родители мои покинули этот мир. Здесь я не по своей воле – мой корабль погиб среди льдов, и теперь я пробираюсь на север, к людям.

– Ох ты и отвечаешь! Ты что, степняк? Из Эгоны, что ли?

– Да, я оттуда. Накх.

– Тухлые боги, и какая же лошадь тебя занесла в это вонючее место?! Вот уж не думал здесь накха встретить. Меня, кстати, зовут просто – Ап. От мамы я сбежал, когда она хотела продать меня какому-то вонючему любителю детских попок, а отец мой и вовсе неизвестно кто – при мамочке-шлюхе им мог быть кто угодно. И я что-то ничего не пойму – откуда ты здесь взялся и где все остальные?

Тим, теряя терпение, повысил голос:

– Я приплыл на этот берег на плоту. Здесь, среди руин, нашел тебя. Ты стоял как статуя, весь в глыбу льда закован с головой. Но это был не лед – что-то вроде волшебного стекла. Когда я сумел его разбить, оно растаяло бесследно. А ты очнулся, и я тебя два дня пытался вылечить – кормил, поил и убирал за тобой. Я не жду благодарности, но, может быть, уберешь наконец свою секиру? Она мне шею почти заморозила.

Ап, почесав затылок, настороженно уточнил:

– А не врешь?

– Взгляни на уголок лезвия – его съела ржавчина. Это случилось потому, что твое оружие выглядывало изо льда. А все остальное как новенькое, да и ты не умер, хотя прошло много лет.

Осмотрев секиру, Ап наконец убрал ее от горла Тима и вздохнул:

– Жив-то я остался, но вот не помню всего этого, хоть убей. И чувствую себя совсем погано.

– Ты разве не помнишь, как попал в этот лед?

– Я? Ничего я не помню. Помню только этот проклятый туман, что повалил из гробницы. Мне стало разъедать глаза, и я их прикрыл. А как открыл, оказался тут. Вот как за секиру не ухватиться при таких делах?

– Туман? Какой туман? Ты стоял с секирой над головой, будто собирался кого-то ударить.

– Ну да. В этом тумане кто-то бегал. И мне показалось, что бегает он за мной. Вот я и изготовился – ничего хорошего в таком тумане бегать не будет. А туман этот еще… Слушай, Тимур, а не выйти ли нам на улицу для разговора? Ты уж меня извини, но в твоей пещере воняет, будто в забродившей выгребной яме.

– Вообще-то это воняет от тебя – с пещерой все в порядке.

* * *

Как Тим и подозревал, Ап не имел ни малейшего отношения к Древним. Он говорил на южноимперском диалекте, перемежая его с эллянскими словечками, и о Древних знал лишь то, что они испохабили мир несколько тысяч лет назад, а потом исчезли, оставив после себя развалины, Небесный шрам и язвы. На берег Атайского Рога Ап попал вместе с шайкой клингеров. Их предводитель был непрост и имел кое-какую информацию об этом месте. Он уверенно заложил несколько траншей и шурфов. Через неделю работы под одним из камней нашли засыпанную галерею, облицованную гранитными плитами. Расчищая ее, клингеры наткнулись на бронзовую дверь, за которой обнаружилось подземелье.

После этого момента Ап уже помнил не все. Пока клингеры обсуждали находку и готовили фонари, из подземелья начал выползать туман. Он стремительно расползался по округе, и вскоре из-за него уже трудно было свои ноги рассмотреть. Потом Ап смутно помнил, что бежал к берегу со скоростью перепуганного зайца. Но его что-то неумолимо догоняло, и, осознав, что уйти не получится, он развернулся, намереваясь дать бой. И все: следующее, что он увидел, был потолок жилища Тима.

И самое главное – Ап упорно не мог поверить, что провел в ледяном заточении много лет. Он уверял, что берег за это время ничуть не изменился, и доказывал Тиму, что клингеры, возможно, так и продолжают свои поиски здесь, а их корабль стоит чуть дальше, скрытый скалами. Спорить с ним не хотелось, и Тим предложил прямо:

– Ты сможешь дойти до стоянки корабля? Извини, но донести тебя мне не под силу.

– Тимур, да Ап на своих ногах не сможет идти лишь в одном случае – если их отрежут. Двигай за мной, наше корыто укрыто неподалеку, ты и запыхаться не успеешь.

Вопреки своим бодрым заверениям идти Апу было нелегко – приходилось опираться на секиру и огибать многочисленные неровности рельефа. Тим, разумеется, не запыхался – он при желании ползти смог бы с большей скоростью. Новый знакомый, пройдя сотни три шагов, замер на берегу крошечной бухточки.