Мне 40 лет - Мария Арбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, как всякая совковая баба, я отчаянно пыталась развратить Олега, предупредить желание и осчастливить насильно, слава богу, он не позволил этого сделать.
Начался сентябрь, сыновья пошли заканчивать последний класс в платной экстернатуре, но через несколько месяцев вылетели и оттуда со скандалом. Дело было так. Мирно сидели на корточках на лестнице, чего-то обсуждая, как над ними навис старичок-учитель, прежде преподававший обществоведение в старших классах. Это был период, когда мои дети ходили во всём чёрном, гамму разрушал только один красный шнурок на высоком солдатском ботинке у Павла.
— Почему у тебя один шнурок красный, а другой чёрный? — агрессивно поинтересовался старичок.
— Долго объяснять, но это чисто идеологическая вещь, — вежливо ответил сын. Но старичок сломался на слове «идеологическое» и потребовал изымания красного шнурка. Паша, естественно, задвинул ему про права человека и неприкосновенность частного пространства. Старичок пришёл в полное неистовство, вызвал кого-то из начальства, притащил детей в канцелярию и с воплем: «Ваши родители не купят нас своими деньгами!», начал бросаться документами.
Сыновья вернулись домой, виновато улыбнулись и сказали:
— Извини, нас опять выгнали.
Я ещё помнила собственный путь обучения, усеянный шипами и капканами, и не была к ним в претензии. Да и как я могла быть к ним в претензии, если всю жизнь сама объясняла, что нельзя прогибаться под хамство. Однако аттестаты были нужны. Олег нашёл самого главного человека в экстернате, коим оказалась секретарша директора школы, провёл с ней несколько вдумчивых бесед — и бумажные признаки законченных десяти классов наконец оказались в наших руках. Больше никто и ничто не отвлекало детей от подготовки к вступительным экзаменам.
Есть такой мистический фокус, называется космическая почта. Человек пишет на листе бумаги то, что ему нужно и не причинит вреда другому, вешает лист на стену и каждый день на него смотрит, отправляя таким образом сообщение в космос. Павел играл на недорогой бас-гитаре, а Петру хотелось ударную установку за несколько тысяч долларов. Естественно, таких денег не было. Он барабанил на каком-то сборном ударном барахле, а заветную установку нарисовал на листочке и повесил над кроватью. Один барабан на рисунке был нестандартно большой, и тарелки было почему-то три. Время шло, рисунок висел, я мучилась комплексом вины, что не могу обеспечить ребёнку причиндалы для творческого развития. И тут произошла история, в которую я бы никогда не поверила, если бы не была Петиной мамой.
Некий молодой африканец, приезжавший по обмену к мальчику из Краснодара, решил оборудовать у себя дома дискотеку. Он купил в Москве весь набор музыкальных инструментов, аппаратуру, светомузыку и т. д. А потом попал в жуткий финансовый кризис и не смог оплатить вывоз багажа. Всё это осталось на таможне, африканец улетел с целью никогда не возвращаться в Россию, а квитанцию на дискотечное оборудование оставил дружку из Краснодара, приехавшему в Москву. Дружок сам был на мели, еле наскрёб на обратный билет и оплатить сумму за хранение на таможне, увеличивающуюся каждый день, не мог; но, как человек эмоциональный, он также не мог уступить всё это государству. А в Москве почти никого не знал и потому ловил едва знакомого и говорил: «Хочешь камеру за пятьдесят тысяч рублей? Поехали». Когда всё разобрали, он рассказал девочке, что всё трудоустроил, осталась только огромная ударная установка, но кому нужна такая бессмысленная махина, она же занимает полкомнаты. Девочка была знакома с моим Петей и сказала, что есть человек, которому снится именно такая ударная установка. Когда всё это привезли домой и поставили, оказалось, что точно как на рисунке, один барабан нестандартно большой и почему-то три тарелки. Никогда не поверила бы в такую историю, но эта штука стоит у нас дома.
Генеалогическое древо моего мужа Олега Тумаевича Вите весьма экзотично. Фамилия Вите не имеет никакого отношения к распространённой немецкой фамилии Витте, а образовалась, согласно семейному преданию, из русского написания шотландской фамилии White. Мой свёкор, Тумай Арсентьевич, господин, внушающий доверие, говорил, что они в дальнем родстве со Стюартами. Давненько перебравшись из Шотландии, предки мужа прочно пустили корни в России. Скажем, двоюродная сестра Бухарина была женой двоюродного деда Олега, а Тухачевский приходится двоюродным братом бабушке.
Скучающие дворяне дедушка и бабушка Олега по отцу были ярыми поклонниками Киплинга, а в «Книге джунглей», вырезкой из которой под названием «Маугли» до сих пор довольствуется российский читатель, был мальчик — погонщик слонов Тумай. Так что старшую дочку назвали Маули (букву «г» посчитали излишней), а младшего сына — Тумай. Придя в революцию, бабушка и дедушка заняли видные посты. Дедушка — Арсений Владимирович Грачев — трудился в наркомате земледелия, благодаря ему, между прочим, в послереволюционную Россию вернулся сыр «Рокфор». Бабушка — Лидия Николаевна Вите — работала в наркомате здравоохранения, регулярно направлялась для борьбы с различными эпидемиями в Среднюю Азию и на Кавказ, а в 1921 году занимала пост наркома здравоохранения Грузии. Она была явно феминизированная дама, получившая высшее медицинское образование до революции. Так что детство моего свёкра Тумая Арсентьевича прошло в гостинице «Метрополь», где селилась партийная элита. Потом бабушка разошлась с дедушкой и снова вышла замуж, а дедушка пристрелил удачливого соперника из охотничьего ружья, и остаток жизни провёл в психушке. Маули умерла в блокаду, а её сын Рид Грачёв, замечательный писатель и переводчик Экзюпери, — духовный отец питерских шестидесятников.
Родители Олега познакомились в середине тридцатых. Курсант, изучающий авиационное вооружение, Тумай Вите и студентка Ольга Тенникова полюбили друг друга, в результате чего на свет появились дочь Оксана и сын Олег. Мой муж шутливо говорит о себе: «человек без родины, сын военнослужащего — появился на свет в Риге в семье оккупанта». После Риги Харьков, после Харькова Москва, где жил в Лиховом переулке в коммуналке вместе с Зиновием Гердтом. Потом смерть матери, переезд в Питер, три мачехи, самостоятельный переход в лучшую математическую школу и экономический факультет Ленинградского университета.
Учился на вечернем, менял жён и работы. Послужной список солиден: ученик слесаря, почтальон, библиотекарь в Академии наук, инженер, проводник почтового вагона, солдат Советской армии, продавец мороженого, начальник почтового вагона, бухгалтер-ревизор, контролёр вневедомственной охраны, транспортный рабочий, преподаватель истории в техникуме, младший научный сотрудник, ремонтировщик Зимнего стадиона, старший экономист, сотрудник информационного бюро в горкоме комсомола, старший научный сотрудник Института социологии, консультант и затем начальник отдела социально-политического анализа Рабочего центра экономических реформ при правительстве России.