О чем молчат боги - Юлия Цыпленкова

дети, но готовые познавать новое и стремиться вперед, если укажут путь. Разве же они не невероятны? И я была для них своей. Своей!

– Чудесно! – воскликнула я. – Как же всё чудесно!

– Ты – наше чудо, Ашити, – с улыбкой сказал Танияр.

Я не нашлась, что ответить, лишь зарделась от смущения и удовольствия. Эти слова из уст Танияра были понятны и приятны, их говорил любящий и любимый мужчина. Я видела в его глазах гордость и любование, и это было лучшей наградой. Но то, что отзвук чувств и мыслей моего супруга я видела в глазах ягиров и иртэгенцев, стоявших рядом, оказалось откровением, от которого у меня перехватило дыхание. Я стала не только своей, но и была дорога им!

– О, Хэлл, – сдавленно выдохнула я и спряталась на груди мужа, потому что из моих глаз вновь полились слезы.

– Идем-ка в дом, моя дайнани, – негромко, но с легко угадываемой иронией произнес Танияр, – иначе по улицам Иртэгена польются реки.

– Это всего лишь чувства, – подняв на него взгляд, смущенно улыбнулась я. – Я так рада вернуться…

– И тебе все рады, погляди, – ответил дайн и повел рукой.

Я видела и была благодарна иртэгенцам за то, что они подарили это восхитительное чувство. Стерев слезы, я развернулась к людям, обвела их взглядом, а после приложила ладонь к сердцу и склонила голову. А когда распрямилась, увидела, что склонились в ответ и они.

– Как же я по всем вам соскучилась, – произнесла я, взяв за руку бочара Микче и вездесущую заклятую подругу нашей Сурхэм – Тамалык.

– Отец милостив, – ответил Микче, – ты дома, дайнани.

– Дома, – повторила я и снова рассмеялась. Дома!

И мы пошли дальше. Впереди рырхи, рядом с ними топал Ветер, который устроил бунт, но в ашруз не пошел. Остальных саулов забрали ашеры, только Архам сам отвел своего Чаншалы в стойло. Мы дождались его, и теперь он шел среди ягиров, но никто не трогал его, не задавал вопросов и не пытался задеть словом или действием. Даже удивления не было на лицах воинов и иртэгенцев, но тому имелось объяснение.

Танияр взял с собой не только Ветра, и ашеры не могли не понять, кто возвращается вместе со мной. А так как тагайни любят посплетничать… то есть делиться новостями, то известие это должно было облететь Иртэген уже спустя час, как дайн выехал за ворота главного поселения Айдыгера. У людей были вопросы, не могло не быть, и задать их хотелось, но были произнесены слова дайна:

– Собирайтесь на сангар, будем говорить. – И этого хватило, чтобы привычное любопытство сменилось спокойным ожиданием.

И осталась только я. На меня вопросы тагайни лились в изобилии, но я в них купалась, получая искреннее удовольствие. Они сопровождали меня всю дорогу, пока мы шли к своему подворью. Архам решил сначала зайти к нам, привести себя в порядок, а после уже идти к женам и детям. Он оттягивал встречу, это понимали и я, и Танияр, однако возражать не стали. Наступало время, когда бывший каан начинал ковать свою дальнейшую жизнь сам, и выбор делал тоже сам. Советы, какие у нас были, мы уже сказали.

– Где она? Где? – этот крик остановил нас на полдороге.

Сложно представить, но по улице бежала Сурхэм. И пусть бег этот был не быстрее ее спокойного шага, пусть смотрелась она забавно, но засмеяться мне и в голову не пришло.

– Где моя девочка? – повторила она, расталкивая тех, кто успел подойти ближе, и я раскрыла объятия навстречу:

– Я здесь, Сурхэм. Милости От…

Договорить я не успела, потому что сама оказалась сжата в неожиданно сильных объятиях. Сурхэм быстро отстранилась и окинула меня придирчивым взглядом.

– Да что же это такое? – как-то даже сердито вопросила прислужница. – Пропала женщиной, а кем вернулась – костяком. Ничего, снова откормлю, будешь глаз не оторвать. – Вдруг прижала ладонь к губам и всхлипнула: – О-ой… – И теперь уже я обняла нашу домоправительницу и хранительницу очага.

У старого подворья нас никто не встречал. Ворота были распахнуты, во дворе я увидела работавших там людей. Привлеченные шумом, они остановились и приветствовали нас улыбками и поклонами, но жен бывшего каана, как и детей, видно не было. Я бросила взгляд на деверя и заметила, как лихорадочно заблестели его глаза, но он так и не свернул к своему дому.

Мне хотелось спросить, где же наши свояченицы, но новые приветствия отвлекли меня, и до своего подворья я продолжала разговаривать с людьми, оставив любопытство на потом. А когда мы добрались наконец до собственных ворот, ответ нашелся сам собой, точнее, нашлась одна из своячениц. Конечно же, Эчиль, а рядом с ней стояли три из пяти дочерей Архама.

– Отец! – выкрикнула Тейа. – Мама, там отец! Отец вернулся!

Эчиль на миг прижала ладонь к груди, но спустя мгновение отдернула ее и устремила взгляд мимо мужа.

– Эчиль! – воскликнула я, махнув ей рукой.

И женщина отмерла. Она улыбнулась, но улыбка вышла несколько нервной, выдав то, что творилось сейчас на душе у первой жены. И пока она решалась сделать первый шаг навстречу, Тейа уже бежала к своему отцу. Архам прибавил шаг и, подхватив дочь на руки, прижался к ней щекой. Девочка обняла его за шею, и я оставила их в покое, более не наблюдая за тем, что происходит рядом.

Приблизившись к Эчиль, я обняла ее:

– Милости Белого Духа, сестрица.

– Наконец-то ты вернулась, – ответила она и отстранилась. – Мы скучали.

И все-таки взгляд ее то и дело скользил мимо, и если Эчиль что-то и желала сказать еще, то сейчас пребывала в растерянности. В это мгновение подошел и Архам. Он посмотрела на жену, но она, поджав губы, отвернулась, и бывший каан присел на корточки, чтобы поздороваться с остальными дочерями.

Взяв свояченицу за руку, я потянула ее к дому.

– Танияр говорил, что ты занималась курзымом и другими начинаниями, пока меня не было. Рассказывай всё-всё-всё, хочу узнать все новости.

– Я просто хотела помочь, – смутившись, ответила Эчиль.

– И я за это тебе безмерно благодарна, – заверила я. – А теперь рассказывай.

Так я хотела дать время мужу и жене выбрать линию поведения и свыкнуться с тем, что они встретились. Эчиль нужно было расслабиться, Архаму тоже. Ну а девочки были просто рады, что их батюшка снова с ними. Впрочем, более всех радовалась старшая – Тейа. Йейга смущалась, а Белек и вовсе разревелась, она от отца успела отвыкнуть. Зато на руки к Танияру пошла охотно, и это ясно говорило, что дядя не оставил