Царица Хатасу - Вера Крыжановская

— Нефтиса! Эта тварь вмешалась в интригу! Но кто же ее сообщник, этот пресловутый Карапуза? Изиса должна знать его.

Дрожа от гнева и нетерпения, Хоремсеб поспешно оделся и отправился в сопровождении Хамуса в комнату Изисы.

От ужаса, что она открыта, Изиса лишилась чувств, и Хоремсеб застал ее лежащей на полу в обмороке. Схватив амфору с водой, князь опрокинул ее на голову девушке. Несколько минут спустя Изиса открыла глаза, но, встретив суровый взгляд князя, она от страха потеряла дар речи. Несмотря на свой гнев, князь скоро убедился, что может убить оцепеневшую Изису, но не заставить ее заговорить о том, что она знает по этому делу, а это — то и было самое главное. Дрожа от беспокойства и гнева, он послал Хамуса к себе за успокоительными каплями и влил их в рот Изисы. Приняв спокойный вид, он убедил девушку, что считает ее орудием в руках Нефтисы, и что, если она хочет спасти свою жизнь и заслужить его милость, она должна откровенно рассказать все, что знает об этом деле.

— Прежде всего скажи мне, кто такой раб Карапуза и с какой целью вы оба пробрались сюда? Затем объясни мне, кто этот Кениамун, о котором он упоминает?

— Это был Саргон, муж Нейты. Кениамун же — это один воин из свиты, помогавший нам… Саргону, в его предприятии, — пробормотала Изиса.

При имени Саргона Хоремсебу показалось, что его поразил удар молнии. В свою очередь, он простоял несколько минут, как окаменевший. Затем он продолжил хриплым голосом допрашивать ее. При каждом ответе ему казалось, что земля разверзается под ним и он уже падает в пропасть, которую предвидела Нейта. Открытие ужасной опасности, носившейся над его головой, в первую минуту заглушило в нем желание мстить Изисе. Его умом овладела одна мысль: сообщить все Таадару и попросить его совета.

Не удостоив даже взглядом полумертвую от страха Изису, он вышел, чтобы бежать к мудрецу. Когда он спускался со ступенек террасы, его взгляд упал на пруд и в его уме пронеслась мысль, что наступил конец ночным праздникам и его очаровательной жизни и если жрецы найдут здесь культ Молоха, это может привести к непредсказуемым последствиям. Перспектива того, что, может быть, ожидало его из — за Нефтисы, его презренной игрушки, вызвала в Хоремсебе припадок безумной ярости. Бегая, как слепой, он бился головой о деревья и затем, упав на землю, катался по ней, грыз песок и рвал на себе одежду и все, что попадалось под руки. Он испускал дикие, звериные крики, пена выступила у него на губах и тело извивалось, как в припадке эпилепсии. У него был такой ужасный вид, что прибежавшие на крик рабы не осмелились приблизиться к нему. Только когда бешенство перешло в глубокий обморок и князь замер неподвижно, рабы подняли его и перенесли в комнаты.

Была глубокая ночь, когда Хоремсеб очнулся от забытья. Бледный и обеспокоенный старик Хапу один дежурил при нем. Князь приподнялся и усилием воли стряхнул оцепенение, сковавшее его тело. Он пытался собраться с мыслями и обдумать свое положение. Теперь он был гораздо спокойнее, и ему пришло в голову, что если удастся скрыть наиболее компрометирующие следы преступлений, не станут уж очень настойчиво преследовать человека его ранга, так как позор упал бы на царский род. Поскольку процедура эта медленная, у него, конечно, хватит времени привести все в порядок до приезда царского комиссара или делегата от жрецов. Что же касается Нефтисы, она дорого заплатит за часы перенесенных им мучений. При одном воспоминании об этой женщине он задыхался. Но прежде всего необходимо было переговорить с Таадаром.

Подкрепленный такими размышлениями и предвкушением утонченной мести, Хоремсеб отправился к мудрецу, которого встретил на пороге павильона.

— Я шел к тебе, сын мой. Несколько часов назад я был у тебя, но слуги не могли мне сказать причины твоего внезапного нездоровья.

— Причина моего нездоровья заключается в неожиданном открытии невероятного заговора, жертвами которого мы стали, — сказал Хоремсеб, садясь вместе с Таадаром к рабочему столу. — Нам изменили, учитель, и, по всей вероятности, мой дворец посетит комиссия жрецов. Если нам не удастся спрятать или уничтожить Молоха и священное растение, мы погибли, так как нас обвинят в святотатстве и колдовстве.

— Уничтожить бога или священное растение?! Но это невозможно! — вскричал Таадар, вскакивая со стула и хватаясь за голову. — Но кто же выдал нас?

— Нефтиса! Презренная догадалась, что Нейта здесь, и выдала эту тайну Саргону. Притворившись глухонемым, хетт проник во дворец, переодетый рабом. При помощи одной молодой девушки, по — видимому влюбленной в него, он все высматривал здесь и бежал в ночь великого жертвоприношения. Затем с другим своим сообщником он отправился в Фивы. Он хочет донести на меня царице. Остается узнать, как примет Хатасу донос на члена царской семьи. Весьма возможно, что из гордости она не допустит публичного скандала, по крайней мере, пока обвинение не подтвердится, а прикажет произвести тайное расследование. Надо, чтобы комиссия не нашла здесь ничего подозрительного. Нейта покажет, что она добровольно последовала за мной, избегая Саргона и его любви, и с помощью бога все обойдется благополучно, — закончил Хоремсеб, принимая свой обычный спокойный и довольный вид.

Мудрец покачал головой:

— Дадут ли тебе время устроить все, как ты хочешь? Одно разрушение пирамиды и уничтожение статуи отнимет много дней. Не будет ли вернее и благоразумнее бежать тебе со мной, захватив самые дорогие сокровища? Выбравшись из Египта, можно все обдумать и устроиться где — нибудь в другом месте, вместо того чтобы подвергаться риску попасть в руки жрецов, которые, как ты сам говорил мне, ненавидят тебя. Не рассчитывай на Хатасу. Ты оскорбил ее в самом дорогом для нее.

— Зато это дорогое ей существо будет защищать меня и выиграет мое дело. Что же касается того, чтобы бежать и вести несчастную жизнь среди чужеземцев, то я не согласен на это. К тому же это средство всегда в наших руках. Прежде испытаем что — нибудь получше. Раньше чем через две недели нас не побеспокоят.

— Пусть будет по — твоему, — сказал Таадар. — Только дай мне несколько часов, чтобы я мог просмотреть свои заметки, как нужно поступать в подобном случае cо священным растением. С чего же ты начнешь? С разрушения пирамиды?

— Нет, я хочу предложить богу еще одну искупительную жертву. До той минуты наше время будет занято другими необходимыми работами, — ответил Хоремсеб, причем на его лице появилось выражение беспощадной жестокости.

На рассвете князь в сопровождении Хамуса отправился к стене и стал искать трещину, указанную Изисой. Найдя ее, он засунул туда руку и вытащил тоненький свиток папируса. Дрожащими от гнева губами Хоремсеб прочел следующее: «Они уехали. Через четыре ночи после сегодняшней я прийду за твоим письмом. Не забудь дать о себе известие».