Бремя империи - Александр Афанасьев

– Батя…

– Ну?

– Там у дяди Михея лабаз старый – мы там день прятались. Там тихо и нет никого…

– Веди!

Очнулся Гаффар Зардери не скоро, из спасительной темноты небытия его вырвали несколько хлестких ударов по щекам. Застонав, Гаффар открыл глаза, пытаясь определить, где он и что с ним произошло…

Стена – он сидит, прислонившись к ней, руки что-то сковывает – похоже, веревки. Темнота, он в каком-то помещении. И несколько человек совсем рядом…

Казаки!

Кто такие казаки, Гаффар знал – рассказывали те, кто постарше, кто уже участвовал в налетах. Казаков ненавидели многие – и было за что. Постоянно с оружием, с нагайками – вооружены даже малые дети. Поселки свои ставят как раз на самых неудобных для террористов местах, постоянно готовы к обороне. Именно казаки на своих плечах вынесли страшную тяжесть сорокалетнего «замирения» – в основном даже не армия, а казаки. И если тебя во время рейда ловила армия – ты мог, по меньшей мере, рассчитывать на суд, а казаки частенько, особо не утруждаясь, тащили пойманных муртузаков к ближайшему дереву, чтобы повесить. Даже казнили казаки не расстрелом, как по приговору суда, – а виселицей, страшной и позорной для мусульманина смертью. Ведь душа мусульманина, летящая к Аллаху, если горло не свободно, вынуждена искать другой путь, чтобы высвободиться из тела. И предстает, если горло в момент смерти не свободно, перед Аллахом вся измазанная в дерьме. А для Гаффара это имело сейчас особое значение…

Сидевшие в Северной Индии имамы – идеологи террористического движения – вынуждены даже были выпустить специальную фетву, в которой утверждалось, что мусульманин, павший от рук неверных на пути джихада, даже если его повесили или похоронили в шкуре свиньи, – все равно попадает в рай. Сделано это было потому, что моджахиды, выпускники экстремистских лагерей – их в последнее время звали «талибы», студенты – отказывались действовать на русской территории, опасаясь быть повешенными. В фетву, впрочем, верили не все…

А ведь есть подонки – муртады, мунафики, национал-предатели, – которые живут рядом с казаками! Прокляни их Аллах!

Виселица!

Один из казаков показался в поле зрения Гаффара – лет сорока, усатый, жилистый, с длинной веревкой в руке. Бросив веревку на землю, казак задумчиво посмотрел на старую, местами дырявую крышу, сквозь прорехи которой лился мягкий серебряный лунный свет. Потом подобрал веревку, отошел на пару шагов – и кошачьим движением прыгнул на месте, зацепился правой рукой за одну из поперечных балок крыши, левой перебросил через нее веревку. Спрыгнул вниз, удовлетворенно хлопнул в ладоши.

– Петро, он в себя пришел… – негромко сказал кто-то рядом.

Казак, который только что перебросил через балку веревку под виселицу, подошел к Гаффару вплотную, присел перед ним на корточки. Гаффара поразило, насколько бесшумно он ходит – за спину зайдет, не услышишь…

– Долго колоть тебя все равно времени нет… Врать тебе не буду – мы тебя все равно кончим. Но умереть можно по-разному. Можешь пасть от ножа – и отправишься в свой мусульманский рай, будешь шахидом – как павший от руки неверных на пути джихада. Вот у нас тут мусульманин есть – он даже Фатиху[164] прочитает, как положено. А если говорить не будешь – повесим как собаку, после того, как все это дерьмо кончится – похороним на скотомогильнике, где свиней закапывают. Русский знаешь?

Казак не угрожал – он просто говорил, тихо и спокойно, с непоколебимой уверенностью, что именно так и будет. Как и все местные, казак хорошо знал арабский – на Территориях обычно знали по три языка – русский, арабский и немецкий либо английский, которые учили в гимназии. Гаффара в лагере готовили к допросам – но не к таким.

– Вам все равно конец, кяфиры, – ответил, как его и учили в лагере, Гаффар

– Ответ неправильный! – констатировал казак тем же равнодушным тоном.

Какая-то сила подняла Гаффара с пола и потащила к веревке. Еще один казак, третий, неторопливо мастерил петлю…

И тут Гаффар лопнул. И в прямом и в переносном смысле – в животе вновь забурчало, и сдерживать он себя не мог…

– Что тебе надо, кяфир?

Гаффара бросили на пол, как раз под петлей. Трое казаков обступали его…

– Ну от тебя и воняет… Сколько вас?

– Сорок человек. Верней, уже тридцать шесть.

– Откуда пришли?

– У нас лагерь был… под Пешаваром.

– Как сюда попали?

– Нелегально…

– Точнее!

– Местный ваш… исправник давно вас ненавидит! – Гаффар не говорил, он выплевывал слова. – Он наш брат, и он такой не один! Нас здесь человек двести собралось! Потом амир приказал – начинать! Вам все равно конец, вам тут не жить.

– Ну это как посмотреть… Что будет дальше?

– Сегодня эмир сказал … завтра англизы… начнут высадку… русских больше здесь не будет.

Капитан ВДВ в отставке Петро Попейвода изумленно присвистнул. Интересные дела творятся, интересные…

– Кто твой эмир?

– Да покарает тебя Аллах! – огрызнулся Гаффар.

Казак-разведчик довольно кивнул, будто именно это он и ожидал услышать.

– Георгий… с ним все… и приберись потом. Только ты это… ножом его. Брысь отсюда! – Капитан повернулся и увидел смотрящих на все это казачат. – Брысь!

Бейрут

Ночь на 01 июля 1992 года

– Давно здесь сидите?

– Да вот как началось, так и сидим…

Господи… Две семьи, соседи по дорогому жилому комплексу, – тут на лестничной площадке всего по две квартиры. В семье Козловых – трое, в том числе пацан пятилетний, у его соседей-арабов – и вовсе пятеро. В арабских семьях всегда много детей было. Глядя на все это, я подумал, что хорошо бы ту мразь, которая про «оккупацию» говорит и такое творит, – сюда притащить и рожей поганой ткнуть. Двое русских и арабские пацаны – двоим на вид лет шесть-семь, еще одному лет двенадцать – сидели, прикрывая собой ораву сестер, и во все глаза смотрели на меня…

– Привет, – сказал я, больше в голову ничего не приходило.

– Привет… – Более смуглый арабчонок оказался и более смелым. – А ты кто?

– Я русский. Русский офицер.

На лестнице послышался шум, я отступил от двери, достал пистолет – но тревога оказалась напрасной. В прихожую ввалился ротмистр, тяжело дышащий и увешанный оружием «по самое не хочу».

– Что смог дотащить… Там еще в низу в самом, в парадном, остатки лежат.

Я повернулся к Козлову:

– Иди, забирай. Тебе же оружие было нужно.

Козлов глянул на меня, на ротмистра, соображая, можно ли оставлять нас наедине с детьми в квартире.

– Мы уже здесь, – ответил я на незаданный вопрос, – если бы я был террористом, я бы уже убил и тебя, и всех твоих. Иди, забирай, мы здесь побудем.

Козлов подумал еще несколько секунд и пришел к выводу, что так оно и есть, – перехватив ружье, пошел вниз.

– Давай помогу…

Такую кипу железа в руках нельзя положить – ее можно только бросить, потому что руки от усталости отваливаются. Прикрыв дверь, я начал принимать от ротмистра и складывать у стены трофеи…

Стандартный набор для малой штурмовой группы – на этот раз оружие богемское, считай германское, но по цене более приемлемое. Ничего такого это не значит – германский протекторат Богемия по экспорту стрелкового оружия занимает первое место в мире, опережая и нас и САСШ. А ну-ка – три крупных оружейных мануфактуры, производящих самое разное вооружение – от дамского пистолета калибра 6,35 до самоходной дальнобойной гаубицы калибра 240 мм. И десяток более мелких фирм, занимающихся в основном производством стрелкового оружия как собственной разработки, так и «творческих заимствований». Причем эти «творческие заимствования» не сводятся к банальному плагиату и покупке лицензий (а то и откровенному воровству). Например – где можно купить североамериканский карабин «М4» под русский патрон 6,5*45? Из крупных мануфактур такие только Богемия делает. А самоходка калибра 240 мм производства «Мануфактура Шкода» и вовсе на вооружении русской армии состоит.

Да и вообще, поскольку Богемия юридически не являлась частью Германии, немцы очень удачно могли торговать оружием, зарабатывая деньги в обход межгосударственных соглашений. Торговля оружием – процесс вообще тяжелый и бюрократичный – надо, например, «конечник», сертификат конечного пользователя, оформлять, чтобы быть уверенным в том, куда это оружие ушло. И в Германской и в Российской империях такой вот «конечник» проверят со всей возможной строгостью, а Богемия… а что с них взять, с убогих. Если даже напишешь «Министерство обороны Марсианской конфедерации просит поставить…» – и то, наверное, продадут.

Одна снайперская винтовка – сделанная на базе «М16А4», недавно снятой с вооружения САСШ, но сильно переработанная. Калибр – наш, русский, 6,5 автоматный, ствол – холодная ротационная ковка, двадцать дюймов. Вместо идиотской системы отвода пороховых газов прямо в механизм винтовки – вполне цивильный, скопированный у последних германских образцов газоотвод с коротким ходом поршня. Приклад – откидной, с поворотной щекой, не раскладной, как любят в САСШ, а скопированный с нашего штурмкарабина Драгунова. По американской моде – рельса для установки прицельных приспособлений, единая на ствольную коробку и на всю длину цевья – явно заводская, а не «custom made». Прицел – неубиваемый ACOG трехкратник, и за ним, на специальном кронштейне поставлен маленький «ночник» – если он не нужен, то откидывается в сторону. Еще и лазер на цевье впереди стоит.