Запретная Магия - Энгус Уэллс

Каландрилл решил вмешаться.

— Я — Каландрилл ден Каринф, сын домма Секки из Лиссе. — Он выпрямился во весь рост, пытаясь придать голосу властность, с какой отец разговаривал с подчиненными. — Я нанял это судно, чтобы оно доставило меня домой. У меня есть срочные дела, и я не потерплю задержки.

Ликтор окинул его взглядом и с сомнением поклонился.

— Простите… мой повелитель… но вы не очень-то похожи на сына домма, а нам нужны крепкие суда.

Каландрилл изобразил нетерпение, которое было столь свойственно его брату, и холодно посмотрел на сомневающегося офицера.

— Я путешествую инкогнито, — резко выпалил он. — Но заверяю тебя, что ни отец, ни тиран не поблагодарят тебя за такую службу. — Ликтор, все еще хмурясь, заколебался и откашлялся. Каландрилл продолжал: — Вы нуждаетесь в военных кораблях? Тогда возьмите суда тех корсаров, которые стоят вон там, — по крайней мере они оставят в покое наши морские пути.

— Я… — ликтор опять откашлялся, — мне кажется, что лучше посоветоваться с претором.

— А мне кажется, что тебе надо подыскивать себе работу, — рыкнул Каландрилл. — Секке не понравится, если какой-то офицеришка помешает ее послу. Я непременно доложу об этом тирану!

Ликтор непроизвольно отступил на шаг и на мгновенье терял дар речи. Каландрилл тут же воспользовался этим и приказал Кате и Брахту:

— Пошли, мы и так задержались.

Он спустился по ступенькам в шлюпку. Катя и Брахт поспешили за ним; ликтор смотрел им вслед с покрасневшим лицом, затем покачал головой, развернулся на пятках и повел солдат назад по причалу. Каландрилл с облегчением вздохнул.

— Дера! — пробормотал он. — Я уже думал, нам конец.

— Нам еще надо поднять якорь, — сказала Катя.

Он кивнул, глядя на стройный корабль, все увеличивавшийся в размерах. Гребцы работали молча — высокие, стройные, мускулистые. На плечах у них были легкие туники; волосы, почти белые, коротко подстрижены на затылке, на поясе — широкие ножи в ножнах. На борту их уже ждали; шлюпку затащили на судно, которое тут же снялось с якоря; весла заработали по приказу Кати, разворачивая корабль носом к югу, рулевой повернул румпель, и темное судно по-царски поплыло в океан.

Катя прошла на корму, возвышавшуюся над центральной перегородкой, которая разделяла скамейки гребцов, сидевших в тени извивающегося хвоста дракона. Здесь и стоял кормчий. Изнутри судно показалось ему больше, чем «Морской плясун»; между скамьями было место для груза, а на носу и корме располагались небольшие каюты. Катя разговаривала с кормчим на языке, который ни Каландрилл, ни Брахт не понимали. Собеседник Кати кивнул и, с улыбкой глядя на незнакомцев, сказал на лиссеанском наречии:

— Так, значит, вы те, кто едва не потопил нас? Я все ждал, что мы вот-вот пойдем на дно.

— Это Теккан, — представила Катя. — Именно он спас нас тогда.

— Больше везенье, чем я, — вновь улыбнулся Теккан и занялся своим делом.

А его он знал хорошо. Судно скользило между громадинами торговых судов, повинуясь мощным взмахам весел. Казалось, гребцам не нужно было задавать темп — никто стучал в барабан, задавая ритм, только Теккан выкрикивал что-то, находясь на возвышении. На носу стоял человек, чтобы вовремя предупредить об опасности, которую кормчий мог не заметить. Каландрилл насчитал тридцать гребцов, по пятнадцать с каждой стороны, и у всех — светлые, почти белые волосы, загорелые голые спины. Они были изящнее грузных кандийцев, да и Брахта, и почти у всех были серые, как у Кати, глаза или настолько светло-светло-голубые, что производили почти гипнотическое действие. Работая, они негромко и слаженно напевали мелодичными голосами странную песню, не похожую ни на что, слышанное им ранее. Среди них были и женщины, и он решил, что это и есть лучницы — высокие, как мужчины, с длинными волосами, схваченными в «конский хвост» или в пучок. Около каждой висел круглый щит, покрытый кожей, а под скамейками — индивидуальный ящичек. Центральная палуба нависала над скамьями так, что гребцам не грозили ни ветер, ни вода. Там же он разглядел вооружение — мечи в ножнах и завернутые луки, полные колчаны стрел и топоры незнакомой ему формы. Вануйцы хорошо подготовились к путешествию, и он почувствовал себя увереннее. Судно быстро уходило из Кандахара, слегка покачиваясь на волнах прилива.

Он услышал стон Брахта и повернулся — керниец крепко держался за гакаборт с побледневшим лицом, с опаской поглядывая на море.

— Что случилось? — спросила Катя, подходя ближе.

— Да вот, — Брахт подбородком указал на океан, но тут же застонал, когда судно нырнуло вниз. Он так вцепился в леер, словно от этого зависела его жизнь. Катя усмехнулась и положила его руку себе на плечо.

— Пошли, — сказала она. — Там, внизу, у меня есть для тебя лекарство.

Брахт очень неохотно отпустил леер, судно вдруг накренилось, и он, пошатнувшись, ухватился за Катю. Какое-то мгновенье они стояли прижавшись друг к другу. Каландрилл заметил быстрый и неодобрительный взгляд Теккана, но уже в следующее мгновенье Катя отодвинулась от Брахта, и ее серые глаза были непроницаемы. Она взяла Брахта за руку и повела вниз со вздымающейся палубы. Каландрилл пошел вслед за ними. Катя открыла дверь каюты и подтолкнула Брахта вперед.

Войдя, они заполнили собой почти всю каюту. Здесь была одна скамейка, над ней — узкое окно, а под ней — шкафчик. В переборку был встроен еще один шкаф; третий — открытый — был весь забит картами. Катя вытащила фляжку и серебряную чашу и вопросительно посмотрела на Каландрилла, но тот с улыбкой покачал головой и сказал:

— Я привык к морской качке. А Брахт больше привык к седлу.

— Как жаль, что до Гессифа нельзя добраться на лошади, — простонал меченосец. — Мы в Куан-на'Форе не привыкли к морю.

— Выпей. — Катя наполнила чашу и передала ему. — Поспишь ночь и наутро будешь ходить по палубе как прирожденный моряк.

Брахт не поверил — это было видно по его глазам, — но слабо улыбнулся, поблагодарил и осушил чашу, скорчив гримасу.

— Сейчас ты уснешь, — заверила его Катя. — А когда проснешься, болезнь твою как рукой снимет.

— Слово? — спросил Брахт, с удовольствием растягиваясь на скамейке. — А у кого я отобрал кровать?

— Слово, — улыбнулась она. — А кровать — моя.

— Тем слаще на ней спать. — Керниец зевнул. — Хотя я бы…

Последних слов они не услышали за вздохом. Как человек, твердо решивший подремать, Брахт снял ножны с пояса и обнял меч, сонно переворачиваясь на бок. Еще один зевок — и он уже спал.

— Снадобье быстродействующее. — Катя закрыла фляжку и поставила ее в шкафчик. — Раньше чем на рассвете он не проснется, но больше мучиться уже не будет. Пошли, нам есть о чем поговорить.