Лёха - Николай Берг

— Тащи эту коробку на полянку — сказал Семенов.

Малой кивнул и вылез из кустов, не без натуги волоча за собой ящик.

На полянке боец без труда отщелкнул хитро утопленную в специальном углублении ящика защелку и откинул крышку с такой же заглубленной ручкой. Внутри блеснули черно-латунным масляным блеском туго уложенные пулеметные ленты — вороненые звенья с лапками, прочно удерживающими знакомые маузеровские патроны за проточки в гильзах. Каждое звено удерживалось за соседние блестящими стальными пружинками. Видал уже Семенов такие ленты по полста патронов. На первый взгляд таких лент тут в ящике было штук пять-шесть, так что к немецкому карабину теперь боезапаса было почти нормально. Но это к нему единственному, остальной арсенал партизанского отряда был куда более пестрым и несуразным. К допотопным итальянским винтовкам «Виталькам» было аж по 9 патронов к каждой. Грустно и печально. Получалось пока, что для нормального боя только два ствола и годны — к нескрываемой радости лейтенанта Берёзкина для его тарахтелки действительно патронов оказалось аж несколько тысяч. Стреляй — не хочу.

Пацан так и потащил тяжеловатый для него ящичек, не доверил добычу Семенову. Тот спорить не стал, самому тоже не легко было. Пулемет свой боец так и таскал все время. И на эту вылазку тоже с пулеметом отправился, хотя по всему не должно бы тут было быть стрельбы с дракой. Пара местных мальчишек уверяла начальство отряда, что знает, где есть немецкая пушка. Идти было далековато, но партизаны очень хотели, чтобы у них была настоящая пушка и потому была отряжена маленькая экспедиция из двух парнишек, Середы, как знатока артиллерии, бурята — как знатока упряжи и лошадей, Семенова, как средства огневой поддержки и потомка Лёхи впридачу к сивой кобылешке. Сегодня в отряде лейтенант собирался с утра опять устроить строевую подготовку, которой уже не первый раз мучил партизан. Как уже прошедшие такую подготовку бойцы были направлены на более полезное дело, тем более, что остальные взрослые мужики и парни посерьезнее делали то, в чем преуспевали лучше пришлых окруженцев. Командование отряда поспешно налаживало контакты с местным населением, раздобывая провизию, благо осень уже шла вовсю, а там и зима не за горами. Семенов был полностью согласен с таким подходом, твердо помня безусловно верные слова красноармейца Драгунского «любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда». К тому же во время выхода появлялась возможность поговорить с потомком с глазу на глаз, что в отряде, где было аж 74 человека никак не получалось, все время чьи-либо уши были рядом.

Мальчишки хорошо знали местность, прошли вообще никого не встретив, и попали сразу туда, куда и собирались, что бойцы сразу поняли по знакомому мерзкому запашку. Да и стая ворон и сорок, порхнувших в воздух черно-белым взрывом, могла означать только одно.

Так и оказалось, когда увидели вздутые горой туши дохлых лошадей, торчащие из травы этакими валунами. Неугомонный Середа прошелся кругом и с помощью следопыта Семенова высказал точный вердикт:

— Немцев тяжелыми минометами накрыли. Судя по железякам и коням — артиллерия на конной тяге была. Ладно, где пушка-то?

— Тут дві гармати було, одна побита в клапті, а інша ціла, ми її в річку скатили.

— Вдвоем? — удивился Лёха.

— А вона була легка і на гумовому ходу. Маленька — пожал плечами пацаненок.

— Папе сделали ботинки на резиновом ходу — задумчиво протянул Середа.

Подошли к невзрачной речке, протекавшей тут же. Мальчишки показали место, где на дне ждала своего часа пушка.

В холоднющую воду полезли Семенов и Жанаев. Как ни возились — кроме гнилых сучьев и веток не нашли ничего. Хорошо еще речка оказалась неглубокой. Мальцы одновременно почесали в затылках и указали другое место. Не заладилось и тут. Зазябший Жанаев попытался отогреться куревом, но это не сработало. Пришлось развести костерок и попрыгать вокруг него. Пацаны между тем с озадаченным видом нервно ходили по берегу речушки и спорили между собой.

Видно было, что либо они перепутали свои тайные ориентиры, либо сами немцы ухитрились пушку найти — людских трупов на полянке не было ни одного, только лошадиные — причем без упряжи, не было оружия и даже касок — попалась только одна, перебитая почти пополам и густо заляпанная чем-то бурым и вонючим, в чем радостно копошились полупрозрачные белесые опарыши. Погон попался, с тонкой красной каемкой и широким тускло — серебристым рантом. Рукав то ли отрезанный, то ли оторванный, бумажки всякие. Ясно, что фрицы тут прибрались, увезя все, что им показалось нужным.

— Странно, как немцу ноги так ровно ссекло — заметил продрогший Семенов.

— Как топор — согласно кивнул бурят.

— Да ничего странного, у нас на третьем орудии так замкового почти пополам перебило. Куском щита, оторвало близким взрывом — пожал плечами сидевший в дыму артиллерист.

— Если б так стерво это лошадячье не воняло — совсем была бы прогулка с купанием — заметил постукивающий зубами боец.

— Да уж, всяко лучше, чем этой дурацкой строевой заниматься — пожал плечами Лёха.

— Строевой заниматься полезно — наставительно ответил Середа, подкидывая в пламя сухие веточки.

Потомок сильно удивился.

— Пустая трата времени все эти «равняйсь» да «смирно» — возразил он артиллеристу. Тут же удивился, что на него весьма неодобрительно глянули, не только сержант, но и дояр с азиатом.

— Авиация. Где начинается авиация, там кончаются порядок и дисциплина — протянул с легким презрением Середа.

— Не, ну а чего? — затопорщился менеджер.

— Того, что все это отточено людьми знающими и толковыми за многие годы. Поумнее нас люди были, да.

— Строевая подготовка — она не то, чтоб глупость. Нужна она, строевая — то — задумчиво сказал Семенов.

— Шутите, небось? Разыгрываете? Ведь дурное дело, чего полезного-то? — поочередно на каждого собеседника неуверенно глянул Лёха.

— Я ему кричу «Ложись!», а он пенсню поправил и свысока так мне выговаривать стал, что де «шо это таки за хамство, мы с ним на брундершаф» — задумчиво заявил не в тему вроде Середа.

— Что на брундершаф? — не понял потомок.

— Да я не знаю, он не договорил. А я на три дня слух потерял и носом долго кровь шла — покачал головой артиллерист.

— С чего это?

— Так взрывная волна докатилась. Бомба ведь неподалеку упала. Бомбили нас на марше фрицы. И нас и беженцев. Вот меня и оглушило, хотя я в колее лежал.

— А брундершаф в пенсне?

— Так он стоймя столбом стоял. Его сдуло и приложило с размаху об кирпичную стену. Я хоть и оглох, а точно слышал, как у него кости затрещали. Беженцы, штатские, что они понимают в колбасных обрезках. Вот и суди сам, для чего команды нужны и почему их сполнять надо. Так, понимаешь, сложилось, не было у меня времени с ним познакомиться, поручкаться и убедительно рассказать, что уважаемый почтенный гражданин, на нас с неба валится немецкий аэроплан, который является летательным аппаратом тяжелее воздуха и относится к военно-воздушным силам иностранной державы. Как раз объявившей нам войну и ведущей, соответственно, боевые действия против нашего государства, вследствие чего конкретно на нас скинута бомба — не без ядовитой издевки, хорошо запрятанной в простодушном тоне, сказал Середа и закончил тем же ровным голосом:

— Бомба при этом сделана, чтобы нанести нам всяческий ущерб путем взрыва в ней взрывчатого вещества, отчего нас скорее всего убьет осколками и взрывной волной и потому лучше лечь в пыльную колею, так как в углублении есть шанс укрыться от как осколков, так и взрывной волны и — возможно — выжить для дальнейших героических свершений.

— К чему ты все это? — совсем растерялся потомок.

— К тому, что везде должен быть уклад и порядок. Предки наши не дураки были и мы всем лучшим, что они на своей шкуре поняли — пользуемся. Что в семье, что в армии. Если б вас в этой вашей авиации — многозначительно подмигнул Семенов — гоняли как следует, до тебя бы дошло, что команды — самый быстрый и простой способ сказать ясно, что тебе делать. Сказано-то кратко, а понимающему — как речь произнесли. Середа тебе пример яркий привел. А строевая — нужна, чтоб ты команды эти выполнять умел быстро и времени не теряя, чтоб тебе это привычно было. Чтоб выполнял без обсуждений и раздумий. Иначе как этого в пенсне — шмяк об стенку — и все!

— Ишо сила. Строй — сила. Ты сам себя сила чуешь — добавил немного согревшийся синевато — желтоватый бурят.

— Точно — кивнул Семенов, вспомнивший, как во время марша с песней сам вдруг почувствовал себя не просто отдельным человечком, а частью мощи из больше чем ста крепких парней и ему от этого стало даже как-то и приятно. Впрочем, даже беглого взгляда было достаточно — потомка Лёху это не убедило, не понял он ничерта из сказанного.