Люди сороковых годов - Алексей Писемский

- Стало быть, ты ничем не можешь доказать против его слов?

- Ничем, - отвечал Парфен утвердительно.

Он уже очень хорошо понял кинутый на нею выразительный взгляд высоким мужиком. Священник тоже поддерживал последнего.

- Это семейство степенное, хорошее, - говорил он.

- Но вы, однако, такие же фабричные? - обратился Вихров к мужику.

- Нет, сударь, мы скупщики, - отвечал тот.

Вихров на него и на священника посмотрел вопросительно.

- Здесь ведь вот как это идет, - объяснил ему сей последний, фабричные делают у купцов на фабрике сукна простые, крестьянские, только тонкие, а эти вот скупщики берут у них и развозят эти сукна по ярмаркам.

Вихров, разумеется, очень хорошо понимал, что со стороны высокого мужика было одно только запирательство; но как его было уличить: преступник сам от своих слов отказывался, из соседей никто против богача ничего не покажет, чиновники тоже не признаются, что брали от него взятки; а потому с сокрушенным сердцем Вихров отпустил его, девку-работницу сдал на поруки хозяевам дома, а Парфена велел сотскому и земскому свезти в уездный город, в острог. Парфен и родные его, кажется, привыкли уже к этой мысли; он, со своей стороны, довольно равнодушно оделся в старый свой кафтан, а новый взял в руки; те довольно равнодушно простились с ним, и одна только работница сидела у окна и плакала; за себя ли она боялась, чтобы ей чего не было, парня ли ей было жаль - неизвестно; но между собой они даже и не простились. Земским, предназначенным сопровождать преступника, оказался тот же корявый мужик. Он вместе с сотским связал Парфену ноги и посадил его на середнее место в телегу.

- Сиди, друг любезный, покойно; свезем мы тебя с почетом, - говорил он, садясь сбоку его.

- Ноги-то уж больно затянули! - жаловался Парфен.

- Ничего, друг любезный, привыкай; приведется еще железные крендельки носить на них! - утешил его земский.

VIII

АРЕСТАНТЫ И АРЕСТАНТКИ

По возвращении Вихрова снова в уездный город, к нему сейчас же явился исправник, под тем будто бы предлогом, чтобы доставить ему два предписания губернатора, присланные на имя Вихрова.

- А вы в Вытегре изволили открыть, что эту женщину муж убил? - спросил он как бы к слову.

- Открыл! - отвечал Вихров.

- Удивительное дело! - произнес исправник, вскинув к небу свои довольно красивые глаза. - Вот уж по пословице - не знаешь, где упадешь! Целую неделю я там бился, ничего не мог открыть!

Вихров молчал. Ему противно даже было слушать этого господина, который с виду был такой джентльмен, так изящно и благородно держал себя, имел такие аристократические руки и одет был почти столичным франтом.

- Вы где прежде служили? - спросил он его.

- Прежде в военной-с. Был адъютантом и казначеем полковым и все вот это, женившись по страсти, променял на кляузную должность исправника.

- Но зато здесь повыгодней! - произнес не без иронии Вихров.

- Бог с ней - с этой выгодой, - отвечал исправник, не зная, как и понять эти слова.

Вихров затем принялся читать бумаги от губернатора: одною из них ему предписывалось произвести дознание о буйствах и грубостях, учиненных арестантами местного острога смотрителю, а другою - поручалось отправиться в село Учню и сломать там раскольничью моленную. Вихров на первых порах и не понял - какого роду было последнее поручение.

- А скажите, пожалуйста, далеко ли отсюда село Учня? - спросил он исправника.

- Верст сорок, - отвечал тот.

- Мне завтра надо будет ехать туда, - продолжал Вихров.

- В таком уж случае, - начал исправник несколько, меланхолическим голосом, - позвольте мне предложить вам экипаж мой; почтовые лошади вас туда не повезут, потому что тракт этот торговый.

- Но я возьму обывательских, - возразил Вихров.

Исправник на это грустно усмехнулся.

- Здесь об обывательских лошадях и помину нет; мои лошади такие же казенные.

- Но мне все-таки совестно, - сказал Вихров, - позвольте, по крайней мере, мне следующие с меня прогоны отдать вашему кучеру.

- Это как вам угодно будет, - отвечал с покорностью исправник и, посеменя после того немного перед Вихровым ногами, сказал негромким голосом:

- Я, вероятно, буду подвергнут ответственности за мое упущение?

- Вероятно! - отвечал тот ему откровенно.

- Но за что же?.. За что? - произнес исправник вкрадчивым уже тоном. Irren ist menschlich![168] - прибавил он даже по-немецки.

- В службе и за irren наказывают, - отвечал ему Вихров.

- Конечно-с! - согласился исправник и, поняв, как видно, что с этим молокососом ему разговаривать было больше нечего, раскланялся и ушел.

Оставшись один, герой мой предался печальным размышлениям об этом мерзейшем внешнем русском образовании, которое только дает человеку лоск сверху, а внутри, в душе у него оставляет готовность на всякую гнусность и безобразие, - и вместе с тем он послал сказать смотрителю, что приедет сейчас в острог произвести дознание о происшедших там беспорядках. Острог помещался на самом конце города в частном доме и отличался от прочих зданий только тем, что имел около себя будку с солдатом и все окна его были с железными решетками. Когда Вихров подошел к этому дому, перепуганный смотритель, с небритой бородой и в отставном военном вицмундире, дожидался уже его у подъезда. Вихров в первый еще раз входил в какой бы то ни было острог. Прежде всего его обдал страшный смрад, в котором по преимуществу разило запахом кислых щей и махорки.

- А у вас курят арестанты? - спросил Вихров смотрителя.

- Курят. Никак не могу их отбить от этого, - отвечал смотритель.

Он ввел Вихрова сначала в верхний этаж, в переднюю, в которой даже оказалось огромное зеркало, вделанное в стену и, видимо, некогда предназначенное для того, чтобы приезжие гости поправляли перед ним свой туалет: дом этот принадлежал когда-то богатому купцу, но теперь проторговавшемуся и спившемуся. Далее затем следовало зало с расписными стенами, на которых изображены были беседки, сады, разные гуляющие дамы, к большей части которых арестанты приделали углем усы. Кругом всех стен шли нары, на которых арестанты лежали и сидели. При появлении Вихрова и смотрителя они все вскочили и вытянулись.

- А внизу у вас - женское отделение? - спросил Вихров, чтобы что-нибудь только спросить смотрителя: вид всех этих людей не то что испугал, но как-то смутил и сконфузил Вихрова.

- Внизу - женское, - отвечал тот, покорно склоняя свою голову.

- Которые же вам из арестантов грубили? - спросил Вихров, вспомнив, наконец, главную причину своего посещения острога.

- Вот-с эти трое, - отвечал смотритель, показывая на двух довольно молодцеватых арестантов и на третьего - еще молодого малого, но совсем седого.

Вихров обратился к двум первым арестантам:

- За что вы посажены?

- Не знаем, ваше благородие! - отвечал один из них.

- Как не знаете? Но кто вы такие? - прибавил Вихров.

- Не знаем, ваше благородие, - отвечал и на это арестант.

- Стало быть, вы - не помнящие родства? - продолжал Вихров.

- Точно так, ваше благородие! - отвечал арестант, и на губах его промелькнула, как кажется, легкая насмешка.

- Руки по швам! - крикнул было Вихров.

Арестант на это еще более усмехнулся.

- Уж это, ваше благородие, командовали нам, приказывали многие! Нет-с, я не солдат, - отвечал арестант, и насмешливая улыбка по-прежнему не сходила с его губ.

- Но где же ты пробывал все время до острога? - продолжал спрашивать его Вихров.

- Да где, ваше высокоблагородие, пробывал?.. Где день, где ночь!

- Но где же именно? Что за ответ: где день, где ночь.

- Не упомню, ваше благородие.

- Как не помнишь! - воскликнул Вихров. - Неужели тебе не совестно говорить подобные вещи?

Арестант моргал только при этом слегка глазами.

- Не упомню-с! - повторил он еще раз.

- А ты где жил? - обратился Вихров к другому арестанту.

- А я там же, где и он, супротив его-с! - отвечал тот с еще большим, кажется, нахальством, чем товарищ его.

Прочие арестанты довольно громко при этом засмеялись, и Вихров сам тоже не мог удержаться и усмехнулся; а смотритель развел только горестно руками.

- Вот и поговори с ними, и посуди их, - произнес он как бы сам с собою.

- Что же такое они вам нагрубили? - обратился к нему Вихров.

- То, что не слушаются, делают - что хотят! Голубей вон под нарами завели; я стал их отбирать, не дают!

- Вы заводили голубей? - спросил Вихров опять первого арестанта.

- Да, это виноваты, ваше благородие, точно что завели: скучно ведь здесь оченно сидеть-то, так эту забавку маленькую завели было...

- Да где же вы достали голубей?

- Я достал, - отвечал арестант откровенно. - Меня к допросу тоже в суд водили, я шел по площади да и словил их, принес сюда в рукаве; тут они и яички у нас нанесли и новых молодых вывели.