Бронзовая Жница - Ирина Орлова

— Пусть будет так, — молвил седой Иерарх, покуда паладины следили, чтобы лордский наследник больше не смел никуда убегать хотя бы из штаба. — Этому чудовищу всё равно придётся покинуть мир. И теперь, без своего всадника, он это сделает. Ежели мы начнём его обстреливать, он непременно ответит. И хотя дождь сгладит разрушительные последствия битвы с драконом, нам это дорого встанет. Пускай уходит.

О том же там, наверху, думала и Эйра. Мокрый ветер стаскивал её с драконьего гребня, и она всякий раз подтягивалась обратно к основанию его шеи.

«Если Скара вступит в драку, я непременно упаду», — понимала она. — «Я не Морай и удержаться на нём столь же мастерски не сумею».

Слышал он её мысли — или думал свои — но глухой рокот вновь прозвучал из-под его рёбер. Хлопанье замедлилось. Скара поднял крылья и развернул их вперёд; задние лапы подвёл под себя; весь свой вес перенёс вниз — и приземлился.

Его когти проскрежетали по багровой черепице дома на Мшистой улице. И хвост лениво прошёлся вокруг печной трубы. Скара поднял голову и покосился на огни на узких улицах. Эйра видела в его глазу их пестрящий блеск.

Белые знамёна Воинства Веры реяли над городом. В Покое восседал Вранг. Это был, вроде бы, Брезар; но по сути своей уже совсем другой город.

Здесь им было нечего искать.

Скара разинул пасть, удлинился всем телом и, заставив Эйру всю сжаться на его спине, потянулся. Из его горла исторглись мутно-розовые облака тумана. Потянуло кислинкой. Эйра зажала нос; а Скара, напротив, повёл мордой в получившемся мареве.

Словно пробовал на вкус то, что осталось ему вместо драконьего огня. Газовый туман, что был тяжелее воздуха — и лепестками бледных облаков оседал на влажную крышу.

Обиженный рык прогудел изнутри зверя. Дыхнув ещё разок, Скара поморщился чешуйчатым носом и разогнал мглу крыльями. Затем склонился вниз, будто заглядывая рыжим глазом в окна. Покачался на лапах, снова выпрямился. В последний раз он обвёл взором линию крыш — и соскользнул с них в дождевое небо.

На сем, как полагала Эйра, их парадный пролёт и закончится. Ей настанет пора отправляться на родину, а Скаре — лететь туда, куда ему вздумается. Может, к сородичам; а может, в неосвоенные густые леса Дората, на север.

Дракон снизился вновь на кладбище. Он сунул голову в могилу, завозился; затем отстранился и зашёл сбоку, с длинной стороны. Он обхватил гроб с телом Морая обеими лапами и неожиданно умело вытащил его. После чего вновь раскрыл крыла.

Эйра кашлянула, сморгнув с ресниц капли воды, и попыталась соскользнуть вбок, чтобы слезть. Но Скара неожиданно поднял лапу и сделал такое движение, будто смахивал муху с плеча.

Или закрывал ей дорогу на землю.

— С-скара? — стуча зубами от холода, спросила Эйра. Она не знала, что это значит, но боялась пойти против воли дракона.

В ответ он лишь посмотрел на неё через плечо рыжим глазом. И словно пригвоздил её к себе. Эйра попыталась объясниться перед ним, как перед марготом; но так и не сумела подобрать слов. Скара ухватил покрепче гроб и вместе с ним вновь ринулся в небо.

Куда он собирался лететь? Все драконы отправлялись на восток. Он же взял курс на запад. Не в бесплодные ржавые горы, а в жаркие поймы и пустыни.

Знал ли он волю своей нынешней всадницы, или просто действовал супротив судьбе; но на сем Смерть из Брезы оставила Долину, навсегда покинув горное плато. Лишь гьеналы выли Скаре вслед.

И как прояснилась часть неба, неполная луна высветила среди горбатых псов самого большого — легендарную Шакаль. Мать стаи без сердца. Она провожала пустыми глазницами не только дракона, что стал подобным ей существом; но и Жницу — которая оставила свой пост в Брезе.

Только она, пожалуй, и знала, что Скара покинул горы осёдланным, а не одиноким. Потому что остальные не сумели бы разглядеть на чёрном гребне столь же чёрную женщину.

Дружный вой и лай стаи возвестили начало иного века, которого Шакаль так долго ждала. Она стерегла эти края многие года после смерти своего Жнеца. Теперь же Схаал возвестил новую Жницу и новую эпоху — а значит, её пост был окончен.

Она легла на мокрой траве под луной и умерла.

***

Эта ночь запомнилась Врангу как один из самых мрачных кошмаров. И хотя ничего не произошло — оживший дракон лишь посидел на крыше на Мшистой улице, а после улетел вместе с гробом своего лётного супруга — нынешнего маргота всё ещё била дрожь, когда он вспоминал о том, как созерцал силуэт чёрного зверя в подзорную трубу.

«Он словно насмехался надо мной с высоты», — чудилось марготу. Его паранойя росла, его боль не прекращалась; и каждое утро голова от макового сока буквально раскалывалась на куски. — «Ненавижу. Морай даже с того света будет преследовать меня».

Иерарх Сафар всё утро песочил его, требуя от него покаяться и принести богатые жертвы аанитскому жречеству, потому что случившееся не иначе как являлось угрозой сил небесных. Ланита скрывалась от него и тайком вздыхала в окно, должно быть, по Миссару. Несносный Вранальг был жестоко наказан, когда снова что-то сказал о лётном браке Скары.

А нынче Вранг горбатился на резном стуле и скрипел зубами, слушая очередные донесения.

— …нобель Куолли, таким образом, едва не погиб ночью…

— …утверждают, что у него произошло сердечное обострение, но алхимик посчитал, что…

В висках звенело.

— Не троньте его кабинет, — прорычал Вранг и стянул пальцами кожу у себя на лбу. Ему хотелось сорвать с себя скальпель и вышвырнуть его, чтобы в обнажённую голову задуло сквозняком.

И перестало так болеть.

— Я сам решу, кто займётся его делами, пока он в постели. Потом…

Он не мог никому позволить знать о происках Куолли — никому, кроме себя.

— Будет сделано, маргот. Дальше… Желаете принять письмо из столицы?

«Наверное, это ответ диатрийской канцелярии насчёт титула» — встрепенулся Вранг и велел почтарю явиться. Он не дал ему зачитать письмо и взял его сам. Но изящные буквы двоились и мутились перед глазами, и в конце концов маргот озверел и отшвырнул свиток.

— Потом! — рявкнул он. — Всё потом!

И пошёл, куда ноги понесли. Пытаясь вылезти из своего тела, из своей шкуры, из своих ноющих от сырости суставов и стонущей от злости души.

Сам того не поняв, он вновь очутился там, где оказывался в Покое всегда.

В месте, где умерли Мааль и Морлей.

Теперь в холодном