Дама с единорогом - Ольга Романовская

— Зачем мне всё это? — вдруг подумалось ей. — Может, Богу угодно, чтобы я вышла за Норинстана? Наш союз благословил отец, в праве ли я противиться его воле? В Писании сказано: чти отца своего, а своим упрямством я противлюсь слову Божьему.

ГлаваXXIV

С некоторых пор Мэрилин боялась ходить в церковь: ей казалось, что Бог покарает её. Каждый раз, проходя мимо часовни, она лихорадочно крестилась и ждала, что сейчас земля разверзнется и поглотит её. Но, видимо, Господь лояльно относился к её сердечной привязанности, и Мэрилин немного успокоилась, решив, что если что-то существует, то так оно и должно быть — не может же оно существовать, если не угодно Богу.

Ей претил удушающий запах кухни, претила ругань слуг, беспросветная, как ей казалось, тупость матери, не думавшей ни о чём, кроме заготовок на зиму. При виде Эммы, с поразительной лёгкостью справлявшейся с ордой служанок, вместе с ними шившей, суетившейся на кухне, развешивавшей бельё для просушки, Мэрилин становилось ещё хуже. Она напоминала ей о Бертране, которого она видела всё реже, а её соперница — всё чаще. И Мэрилин не выдерживала, таскала за волосы Джоан, закатывала истерики, издевалась над Уитни, которому никак не давалась латынь. Но когда появлялся отец Бертран, она замирала от восторга, была со всеми ласкова и даже угощала племянника печеньем, которое сама пекла.

Но исповедь, исповедь была для неё настоящей мукой, Страшным судом. Она не могла солгать пред лицом Господа, но и сказать правду не имела права. И девушка каждый раз юлила, словно уж на сковородке. На вопрос, не согрешила ли она, Мэрилин осыпала отца Бертрана кучей мелочей, невинных прегрешений, в тайне радуясь, что он не видит её залитого краской лица. Ей тяжело давалась ложь, но не лгать она не могла. И поэтому, вслед за матерью повторяя текст "Confiteor", девушка вкладывала особый пыл и особый смысл в слова: "Моя вина. Моя вина. Моя величайшая вина".

Во время очередной исповеди Мэрилин слишком нервничала; это не укрылось от проницательного священника.

— Вас что-то тревожит, дочь моя? — спросил он, прервав её сбивчивую речь.

Девушка вздрогнула, испуганно подняла глаза и чуть не вскрикнула, встретившись со взглядами деревянных статуй евангелистов; казалось, они смотрели на неё с укором.

— Что с Вами, дочь моя? — Беспокойство Бертрана всё возрастало. — Будьте откровенны со мной пред лицом Господа.

— Я согрешила, святой отец, — чуть слышно пробормотала Мэрилин.

— Господь милостив и простит Вам Ваш грех. В чём Вы согрешили?

— Я полюбила. — Губы у неё пересохли. Сейчас, сейчас её, лгунью и преступницу, постигнет заслуженная кара! — Я полюбила человека, любить которого не имею права. Он молод и красив, святой отец, а я всего лишь слабая женщина…

— Вы согрешили с ним? — нахмурился священник.

— Нет.

— Так в чём же Ваш грех?

— Он очень набожен, я боюсь, что оскорбила его святость… Моя семья не одобрила бы брака с ним, да и он не женился бы на мне. Святой отец, я так страдаю оттого, что неделями не вижу его!

— И больше ничего?

— Ещё я мучима ревностью, которую испытываю к своей счастливой сопернице.

— Роза в чужом саду всегда милей своего первоцвета, — чуть слышно пробормотал Бертран и громче добавил: — Ваш грех невелик, Бог простит Вам. Если Вам больше нечего сказать мне, — он выждал немного, — то прочитайте пять раз "Miserere" и ступайте с миром. Во имя Отца, Сына и Святого Духа отпускаю Вам грехи Ваши! Аминь! — Молодой иерей осенил её крестом и отпустил.

Когда Мэрилин вышла, её шатало. Она опять солгала на исповеди, хотя клялась, в этот раз скажет правду. Слаб, слаб человек и грешен!

Исповедав обитателей замка, священник отправился в деревню. Он искренне сочувствовал несчастным, потом и кровью зарабатывавшим гроши, которые тут же пропивали в соседнем кабачке. Пили все: и мужчины, и женщины, и отец Бертран ничего не мог с этим поделать.

В этот раз, по случаю исповеди, он ехал не один: его сопровождала Эмма, которой расчувствовавшаяся баронесса Форрестер поручила раздать скромные подарки — специально испеченные пресные хлебцы. Помимо этого, уже по собственной инициативе, вдова собиралась облагодетельствовать пару женщин, крестивших в этом месяце детей, подарив им по мере ячменя.

Мэрилин с тоской и обидой наблюдала за тем, как Эмма садится в тряскую двухколёсную тележку, запряжённую флегматичным осликом, как священник привязывает своего мула к задку тележки и садится рядом. Ей тоже хотелось оказаться там, бок о бок со святым отцом, но она вынуждена была отказаться от мысли попроситься с ними в деревню. Ничего, у неё ещё всё впереди, красота и молодость возьмут вверх над добродетелью.

— Не считаете ли Вы, что раздавая деньги, вредите им, святой отец? — спросила Эмма, узнав, что священник намерен раздать бедным милостыню.

— Я не даю денег тем, кто обратит их во зло, — улыбнулся Бертран. — Надеюсь, мои старания обернуться для них благом, и они возрадуются и восславят Господа.

— Каким образом, святой отец? — удивилась вдова.

— Увы, нищета в этих местах ведёт к унынию, жестокосердию и питию, давая же им деньги, я смягчаю их сердца.

— И всё же, полагаю, лучше кормить их детей, чем давать им деньги. Презренный металл отравляет сердце, плетёт цепочку из грехов. Тот, чья душа обращена к Господу, и, будучи лишён средств к существованию, будет славить его. Несколько динаров не спасут ничьей души.

— Так зачем Вы помогаете им, если не верите, что поступаете во благо?

— Я люблю их и искренне сожалею о том, что порой они лишены самого необходимого.

— Вот за это я и люблю её, — подумал Бертран. — У неё такое большое сердце, что оно может вместить весь мир. Ни разу я не слышал от неё жалоб на Бога, пославшего ей столько испытаний; единственное, о чём она сожалеет, — это незавидное будущее её детей. Они очень милые, её дети, и я рад, что брат Ансельм берется устроить Уитни; надеюсь, избрав служение Господу, мальчик вступил на нужную стезю. Осталась Джоан. Баронесса Форрестер советует и её посвятить Богу, но я чувствую, что сердце её не лежит к послушничеству. Думаю, сэр Гаятан не откажется взять её для своего второго сына. Приданое за ней будет невелико, но зато жениху не придётся сомневаться в добродетельности невесты. Если он не согласиться, придётся обручить её с Джеймсом Харриком. Брат говорит, он нажил небольшое состояние на продаже сыра. Конечно, сокмен и дочь рыцаря — не лучшая пара, но уж лучше ей жить с ним, чем прозябать в доме бабки.

Раздумья о возлюбленной и её детях заняли почти всю дорогу до деревни. Она раскинулась в ложбине, возле моста через сонную реку, в коричневатой воде которой женщины стирали бельё, ребятишки сетями ловили рыбу, а пастух поил коров. У моста, возле выпаса, стоял один из кабачков, которые любили по вечерам навещать крестьяне.