Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Вэчел Линдсей

Джил как раз собирался подсадить меня в седло, когда перед ним возник Свэнсон. Мы этого никак не ждали, и Джил поспешно отпустил меня, чтобы освободить руки. И тотчас рассердился, что, захваченный врасплох, проявил суетливость.

Свэнсон слегка улыбнулся. Речь его была очень вежлива и ровна.

— Насколько я понимаю, — сказал он, — вы имели честь быть знакомы с мисс Мэпин до того, как она стала моей женой?

— Ну, — сказал Джил с расстановкой, — имел.

— И, возможно, воображали в то время, что между вами что-то есть?

— Мне воображать нужды не было.

— Да? — переспросил Свэнсон. — Допускаю, что так. Моя жена очень увлекающаяся натура, склонная всех считать своими друзьями. — Он поглядел на Джила, по-прежнему улыбаясь. Джил молчал; он туго соображает, когда к нему обращаются с подобными вещами. — Само собой разумеется, — продолжал Свэнсон, — каждый друг моей жены — мой друг. — Он улыбнулся Джилу, но руки не протянул. Джил продолжал пялить на него глаза. — Однако, — сказал Свэнсон, — нет нужды напоминать вам, что желательность этого знакомства будет зависеть отчасти от признания всеми сторонами того факта, что мисс Мэпин является теперь моей женой. Ей нужно время, — продолжал он, — чтобы привыкнуть к своему новому положению. Пока что, должен признаться, я до смешного ревнив, когда дело касается знаков ее внимания. Вы извините меня, я уверен: молодоженам свойственна некоторая излишняя щепетильность. Позднее, когда мы привыкнем к нашим новым взаимоотношениям, я буду только рад — если моя жена будет того желать — приветствовать вас и прочих друзей моей жены в нашем доме в Сан-Франциско. Итак, до будущей встречи. — Он любезно раскланялся, все еще улыбаясь, и пошел к карете, сел в нее и бесшумно закрыл за собой дверцу. Внутри он снова зажег лампу, и, когда карета тронулась под гору, мы увидели их с Роуз. Она держала его под руку и улыбалась, глядя на него снизу вверх, но он больше не улыбался.

Джил к тому времени сообразил что к чему.

— Ишь ты, барин! Сукин сын проклятый! — тихо сказал он, глядя вслед удалявшейся карете. Такого унижения он еще в жизни не испытывал. Он молча сел в седло, но повернул коня, чтобы еще раз посмотреть на карету.

Я тоже полез на лошадь, притворяясь, будто это очень трудно, чтобы он помог мне. Потом я сказал:

— Похоже, Роуз с ним еще наплачется.

Мы поехали следом за всеми, уже больше не видя, а только ощущая в потемках снег.

— Так уж и наплачется! — сказал Джил. — Ну, может, не одна она. Роуз легко не обломаешь…

Я не ответил. И тому был рад, что дело ограничилось разговором. Когда мы снова выехали на поляну, Джил сказал:

— Если этот прохвост действительно забрал ее в ежовые рукавицы, как он намекает, чего тогда их сюда принесло? Ставлю доллар против дырки от кренделя, что не он это путешествие задумал.

— Да забудь ты…

— Забуду. До времени, — сказал он. Потом прибавил: — Если тебе станет не того, труби отбой. Нам-то с тобой что до всего этого…

— Ладно.

— Надо было мне тебя в карете отослать, — посетовал он позже, — но когда все начали на тебя наседать, я, грешным делом, не захотел.

Я сказал ему, что мне совсем ничего. Отчасти так оно и было. Виски действовало отлично, будто мне всю мою кровь вернули. К тому же, после того как меня ранили, а затем починили, мне начало казаться, будто поход этот и мое кровное дело.

Мы проехали поляну, и нас снова обступили деревья. Начинался спуск. Снег бил прямо в лицо, и дальше крупа идущей впереди лошади ничего не было видно. Мы продвигались медленно, но и то приходилось постоянно останавливаться, пока Тетли и Мэйпс проверяли, не отклонились ли мы от дороги; и почти при каждой остановке Пепел тыкался мордой в идущую впереди лошадь и резко приседал на задние ноги, вскидывая при этом головой и бередя мое плечо, так что я скоро начал ругаться вполголоса. Сидя вот так впотьмах, не зная, чем голову занять, я это самое плечо начал чувствовать не на шутку. Мне казалось, что оно твердое и стянутое, словно покрытое коркой, которая растрескается, если им пошевелить. Рубашку на меня тоже снова напялили, она задубела и вызывала зуд там, где засохла кровь. Дважды я прикладывался к фляжке, чтобы остановить головокружение. Но каждый раз голова начинала кружиться еще сильнее, и такого труда стоило повернуться и достать фляжку, что я это дело бросил. Видно, от виски и от боли я совсем ополоумел, и сперва не услышал, что Джил пытается мне что-то сказать. А потом из-за ветра, гнавшего тучи снега, пришлось дважды переспросить, прежде чем он услышал меня.

— Я говорю, этот окаянный Смол со своим вольным стрелком Кэрнсом оба были пьяны. Они постоянно под мухой, я так ему и сказал. И нечего в таком виде выезжать, — продолжал Джил. — Уайндер тоже хорош: как можно таких пускать? — Несколько слов отнесло ветром. Потом слышу: — Ты можешь представить себе идиота, который пустил бы лошадей по такому откосу? Он просто не соображал, где находится. Перепугался, увидел просвет между деревьями и погнал. Да не будь лошади во сто крат умней, карета лежала б сейчас грудой обломков на дне потока, а люди бы шеи переломали.

— А тебе-то какая разница? — спросил я. — Стал бы ты убиваться из-за кого-то, кто в карете сидел? — Мне неприятно было, что меня из скорлупы моей выколупывают, как раз когда я забываться начал.

— И не подумал бы, — сказал он. И потом тут же: — А, пес с ней, пусть катится ко всем чертям и ломает себе шею! Это не моя забота. Вот только ради чего она так спешила сюда? Или их благородие ночь переждать не мог?

— Ладно, — согласился я. — Пусть себе шею ломает.

Я так и знал, что ему это не понравится, но по крайней мере он перестанет надоедать мне с Роуз Мэпин.

Мы проехали какое-то расстояние без остановок. Поскольку с обеих сторон ровным строем стояли деревья, с дорогой было все ясно. Потом опять остановились, и я понял, что задремал. Все вокруг казалось каким-то ненастоящим и жутковатым. Впереди слышались приглушенные возгласы. Я понял, в чем дело. Вправо, вдалеке, сквозь деревья и валивший снег пробивался свет костра. Отсюда он казался совсем маленьким, и временами деревья, мотавшиеся по ветру, вообще скрывали его из вида. Потом я сообразил, что мы находимся на краю старицы, а костер горит где-то ближе к середине. Я рассудил, что возникает он, когда пламя прибивает к земле, а потом решил, что костер разложен позади хижины, и мы его видим, только если огонь относит ветром назад. А костер, наверное, большой. Даже когда он пропадал, я различал какое-то свечение, вроде лунного, пробивающегося сквозь истонченные края туч. Нетрудно понять, почему его заметили с дилижанса. Мы же тем временем наладились ловить компанию, засевшую в овраге на спуске, и теперь пришли в замешательство. Потом порывом ветра до нас донесло рев быка. Конечно, полной уверенности в этом не было. Никто не сказал ни слова, не шелохнулся, и вот мы услышали рев вторично.