Муос: Чистилище - Захар Петров

Начсот монотонным голосом оглашал многочисленные пункты и параграфы Закона Республики, которые успела нарушить Вера за последнюю неделю. Процедура суда над следователем была сложнее, чем над любым другим гражданином Республики. Осудить следователя могло лишь большинство следователей следотдела, некоторые из которых участвовали в назначенном начальником следотдела внутреннем расследовании. Сам начальник следотдела не принимал участия в расследовании и осуждении, так как следователем не являлся. Он лишь составлял обвинение на основании результатов внутреннего расследования и зачитывал его, но ни решить вопрос о виновности, ни привести приговор в исполнение он не мог. Решение о казни следователя могло быть принято только по единогласному решению всех участвовавших во внутреннем расследовании следователей. Если кто-то из следователей высказывался против решения о казни и при этом оказывался в меньшинстве, он излагал свои аргументы, после этого проводилось дополнительное расследование, и процедура голосования проводилась до тех пор, пока решение о виновности не будет принято всеми следователями или же как минимум половина из них заявит о невиновности обвинённого коллеги. Впрочем, вся эта процедура существовала только на бумаге, на практике она апробировалась впервые.

Начсот, Вера и ещё шесть следователей — все, кто не был задействован на неотложных заданиях, теперь находились в комнате следователей в отсеке следотдела. Веру не арестовывали, лишь лишили оружия и запретили покидать отсек. Три дня, пока шесть следователей осуществляли внутреннее расследование, двигаясь по следам Веры, она находилась в комнате следователей. За это время ей было о чём подумать. Дважды к ней приходила старший инспектор-психолог Жанна, и сами её приходы были свидетельством тому, насколько она важная фигура в Республике — в следотдел постороннему пройти было невозможно. Жанна с участием, в искренности которого не возникало никаких сомнений, беспокоилась о судьбе Веры и обещала вытащить её отсюда под предлогом Вериной болезни, если та только согласиться стать тем, кем стать ей пророчила Жанна. Вера бы согласилась, если бы вновь не явился Идущий-По-Муосу.

Здравый смысл подсказывал, что это был очередной сон или видение поражённой нервной системы, но внутреннее ощущение говорило об обратном. Он зашёл в комнату и присел на нижнюю койку — там, где теперь валялась Вера. Почему-то ей это напомнило отца, который уже после смерти матери так же садился по вечерам и рассказывал ей разные истории, и она слушала-слушала-слушала, стараясь не смыкать глаз, потому что если она только закроет глаза, то сразу заснёт, и отец прекратит интересный рассказ и встанет с её кровати…

Лица незнакомца под его капюшоном так и не было видно, и для Веры это было уже не важно. Существенным она считала для себя запомнить то, что он сейчас скажет, потому что появлялся он в самые острые моменты её жизни и говорил всегда о чём-то важном, чего Вера до конца понять ещё не могла.

— Что меня ждёт? — первой спросила Вера.

— То, что ты выберешь сама.

— Я должна стать Девой-воином?

— Смотря что ты вкладываешь в это сочетание слов.

— Не знаю, Жанна говорит…

— А что говорит твоё сердце?

И всё — он исчез… Вера только хотела попытаться объяснить пришельцу поподробнее всю логику рассуждений Жанны и свои мысли по этому поводу, но его уже не было. А фраза «А что говорит твоё сердце?» засела в её голове. Вера злилась на Идущего-По-Муосу, который излагает свои мысли такими неконструктивными расплывчатыми терминами, с издёвкой мысленно отвечала ему: «Моё сердце, как и твоё, лишь качает кровь», потом злилась на себя, что она спорит с призраком. Потом ещё больше злилась от того, что, вопреки законам логики, она прекрасно понимает, о чём ей сказал этот пришелец, и её сердце противится тому, что предлагает Жанна. И, как не силилась, Вера не смогла разрешить конфликт своего разума и этой аморфной бунтующей субстанции внутри её, которую Идущий-По-Муосу ошибочно называет «сердцем». Поэтому Жанне оба раза она сказала, что пока не готова ей ответить. А может быть, она не сказала «да» лишь потому, что рассчитывала на удачное для себя окончание внутреннего расследования, чего, судя по всему, уже не предвиделось. Как не странно, Жанна в этом тоже была убеждена, потому что, уходя после очередного отказа, она без обид сообщила:

— До момента приведения приговора в исполнение ты можешь обратиться к начсоту с последней просьбой о встрече со мной — он не откажет, а я тебя оттуда вытащу. Как — это моя забота…

Уже три часа идёт суд: её коллеги предъявили веские доказательства, изложив показания свидетелей — Танюши, Жанны, Варнаса, старшего надсмотрщика и делопроизводителя с каторги, жителей Верхней Степянки; сообщили о найденных вещественных доказательствах, таких как запись в журнале посещений каторги… Начсот заканчивал излагать обвинение:

— …в соответствии с Законом Республики, подлежит смерти без права выбора способа казни. Учитывая особые заслуги Пятого Следователя перед Республикой, а также наличие хронической болезни в виде неизвестных медицинской практике паралитических приступов, в порядке исключения наказание смягчается и может быть предоставлено право выбора способа приведения приговора в исполнение, в том числе посредством использования права на самоумерщвление. Следователи, ваш вердикт. Первый Следователь?

— Виновна.

— Третий Следователь?

— Виновна.

— Четвёртый Следователь?

— Виновна…

Она смотрела на вылитые из цемента лица своих коллег. В них не было никаких эмоций: ни сожаления, ни интереса к происходящему, ни даже презрения к следователю, впервые в истории следотдела оступившемуся. Только безучастное осознание правильности происходящего, только сосредоточенность на верности юридических формулировок и точности проводимой процедуры.

— …Десятый Следователь?

Даже подобранный Верой юноша, который прошёл посвящение всего месяц назад и успел сдать только один рапорт по результатам расследования, абсолютно спокойно и не мешкая ответил:

— Виновна.

Вот и всё — полный консенсус. Начсот равнодушно произнёс:

— Приговор подлежит исполнению немедленно. Шестой следователь, вы вправе воспользоваться правом самоумерщвления или же выбрать способ казни.

Теперь нужно было попросить о встрече с Жанной, но иррациональная формулировка «А что говорит твоё сердце?» колоколом била в голове, и Вера вместо этого сообщила:

— Начсот, я хочу воспользоваться правом на самоумерщвление — дайте мне один из моих секачей.

Слова сказаны, она их уже не вернёт и, конечно же, после этого не попросит о встрече с Жанной. Пока один из следователей по кивку начсота шёл в инвентарную камеру за Вериным секачём, время изменилось — последние секунды её жизни стали какими-то другими, более ёмкими и важными. Нет, ей не было страшно умирать, но почему-то мысли скакнули к нему — к тому, который сейчас мучился на каторге «Динамо», которому она всего пару дней обещала вернуться и спасти. И мысленно она обратилась к этому — в рясе с капюшоном, задавая ему немой вопрос о происходящем, чтобы он разъяснил, неужели такой исход имеет какой-то смысл.

Следователь передал секач начсоту. Начсот долго игнорировал протянутую Верой руку, не передавая ей оружие. Она понимала, что означает эта мучительная пауза, но не нарушила её. Но вот секач появился в её руке — оружие её юности, которое всегда ей добавляло уверенности и решительности. Она ещё раз посмотрела на безучастные лица следователей и решила, что самым правильным будет не отвлекать их от их важных дел. Она занесла секач, чтобы с силой резануть себя по яремной вене…

— Требую доследования!

Шесть следователей одновременно повернули головы к входу в комнату следователей; начсот, увидев в дверном проёме Второго Следователя, с едва заметным раздражением спросил:

— Что это значит?

— Начсот, я требую доследования, — твёрдым спокойным тоном повторил Верин наставник, и Вера опустила секач, почему-то ощутив уверенность в том, что сегодня она не умрёт.

— Второй Следователь, вы не входите в состав следственной группы по внутреннему расследованию преступлений Шестого следователя.

— Начсот, вами нарушена процедура сбора следственной группы — именно поэтому я не вошёл в её состав.

— Второй Следователь, вы были на задании — это основание для непривлечения вас к внутреннему расследованию.

— Восьмой Следователь, три дня назад мы встретились с вами у кабинета начсота. С какой целью вы туда заходили?

— Второй Следователь, начсот отменил ранее данное мне задание, поручив приступить к внутреннему расследованию.

— Начсот, вы подключили к внутреннему расследованию Восьмого Следователя, отменив ему задание, в которое направили меня. Почему вы так поступили?