Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов

еще ничего не меняло, но его вмешательство в казнь того, с кем он был знаком меньше месяца, уже не было просто совпадением.

Выжидающе он смотрит на Блеза, пока тот жует губу, глядя на крохотный язычок пламени среди угля, и, наконец, отвечает. В глубине души Ричард готовится услышать новую издевку в свою сторону и даже молча стерпеть ее, подтверждая серьезность своих слов, но голос у наемника и удивительно и совсем не привычно серьезный и задумчивый.

— Я вел себя с тобой не так, как положено теллонцу, сир. Знаешь ты или нет, мы не признаем детвору причастной к достижениям и преступлениям родителей. Но я ничего не мог с собой поделать, как понял, что ты пацан Вигланда Монда. Возвышенный, чтоб тебя, гордый за папашку и его сраные подвиги. “Серебряный жнец”, мать его, — Блез невесело хмыкает, явно вспоминая рассказы гномьего кузнеца, — считать это за вражеское уважение все равно что думать, будто “Кровавый король” это почетный титул, — он запрокидывает голову и его волосы полностью открывают совершенно спокойное лицо. — А знаешь, почему его зовут именно так?

— Из-за луны на гербе, — отвечает Ричард почему-то неуверенно, хоть и знает это едва ли не с младенчества. — И потому, что на его счету было больше всего убитых в тот день.

— Вот как, — Блез хмыкает. Не так, как делал это прежде. — В тот день, значит?

— Да.

— Это случилось глухой ночью, сир, мы все еще спали. Они вошли в город, где при доспехах и оружии оказалась только жалкая кучка ночных стражников, которые и умудрились их просмотреть. Почти все настоящие солдаты полегли в первой битве за город, после которой и началась осада. Они набрали новых из горожан, пытались обучить их, но к тому времени еды осталось так мало, что они и мечи с трудом поднимали. Хоть и получали лучшее, в отличие от бедняков.

— А ты?

— А я? — кривая ухмылка прочерчивает его щеку в мягком и тусклом свете огня. — Я отлично умею воровать, сир. Откуда, по-твоему? Так вот… Вигланд Монд вломился в город вперед своих людей, подозреваю, стремлением покрасоваться и подвигов насовершать ты в него пошел. Он той ночью теллонцев выкосил и правда больше, чем любой другой имперец, но все потому, что солдаты к ним из казарм выбегали со спадающими штанами. Той же ночью и дождь прошел, наутро все сточные канавы красными стали, а трупы только к вечеру и убрали. Нам повезло, что выломали северные ворота, а мы у южных жили. Я порой думаю, это отчасти и забавно, — он звучит так спокойно, в то самое время, как внутри рыцаря все сжимается тугим жгутом, все вопит разом и о том, чтобы больше не слушать ни единого его слова, и о том, чтобы узнать все, что он только скажет. — В городе той ночью кровавую баню устроили, а я проснулся только от того, что ферранские же алхимики свою лабораторию вместе с собой и еще парой жилых кварталов взорвали. Боялись, что Дедрик до их секретов доберется и против Теллоны обратит. Все быстро случилось, что-то громыхнуло вдали, а у нас все стекла из окон выбило.

Он приглаживает волосы и тут же зарывается в них пальцами, словно давая себе время на раздумья, и Ричард не осмеливается заговорить первым. Да и нечего ему сказать прямо сейчас. Да и можно ли сказать хоть что-то достойное в ответ на историю о резне, устроенной собственным отцом? Невольно ему думается о том, что ответил бы тот, получи он подобные вопросы в следующем письме от сына. Это правда? Так все было? Ты… врал мне почти восемнадцать лет?

Горло сжимается само по себе. Сильнее, чем в любой другой раз за этот день. Кого из них двоих ему хочется увидеть лжецом сильнее?..

— Ты отца себе не выбирал, — Блез все же поворачивается к нему, спасая от окончательного погружения в болезненные мысли. — Мой наверняка тот еще выродок, но многое бы отдал, чтобы хоть раз его просто встретить. Мне жаль, что я судил тебя по твоему отцу… сир Ричард.

Он чуть сжимает руку и лишь тогда понимает, что держит в ней что-то тихо захрустевшее. Свернутое и залепленное воском письмо, так и не добравшееся сегодня до голубятни бургомистра. Ричард смотрит на него пристально, двигает, заставляя свет заиграть на отпечатавшейся в воске луне.

— Договор, который мы подписывали в Гренне, — снова заговаривает рыцарь, — еще у тебя?

— Цел. В тубе лежит.

— Можно?

Кресло тихо скрипит, когда Блез двигается на нем, шуршит шнуровка вещевого мешка, а затем бумага. Он передает договор молча, без единого вопроса, и в тот же миг, как он оказывается в руках Ричарда, обе бумаги летят в почти затухший камин. Сперва огонь чуть пробует самый угол, а следом спешно разгорается, обхватывая бумагу, скукоживая ее и окрашивая черным, плавя восковую печать на письме отцу.

— Я обещаю перестать издеваться над тобой только как над сынком Монда. Не думай, что мне вдруг станет приходиться по душе все, что ты выкидываешь.

— И все же, я хотел бы, чтобы ты остался, — признается Ричард глухо. — Но не как мой наемник. Если это возможно.

Глава 21, или Рок былых времен

640 год от Прибытия на Материк, через неделю после разрушения резервации Скара

Лишь с очень большим трудом Амиану удавалось не терять счет дням. Холодные и пасмурные, они были до отвращения похожи друг на друга. Они начинались поздно, а заканчивались рано, но и в те недолгие светлые часы, когда показывалось солнце, оно совсем не грело, лишь спешило спрятаться за бледными облаками, затянувшими все небо, будто чего-то боялось. Морозы подкрадывались все отчетливее и грозились вот-вот ударить во всю силу, листва с деревьев уже превратилась в пестрый ковер на земле, и небо сквозь голые ветви можно было увидеть безо всякого труда, но смотреть там было на что, пожалуй, только ночью. Заворачиваться в полученный теплый плащ, все равно чуть дрожа от холода, подкладывать руки под голову и, сквозь срывающиеся с губ облака пара, пристально наблюдать за звездами в отдалении от остальных. Он не думал, что может скучать по ним и скучать так сильно, пока не оказался заперт в своей клетке.

Днями безызменно босоногий Друид вел их через лес, будто бы ему были подвластны тайные знания о том, какая тропа убережет их от коварного болота или голодных хищников, на ночь он же находил им