Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий

— А что вы сами думаете?

— Будь моя воля, я бы доставил колонию в Петроград без всякой задержки.

— Только прикажите. И я направлю судно в нужный порт.

— Вы решительный человек, капитан. Решительный и прямой. Я ценю это в людях. Но последнее слово не за нами. Есть такое понятие — политическая игра. Так вот, дети в этой игре — козырная карта.

— А игроки кто?

— Одни находятся в Москве. Другие — в Вашингтоне.

— За кого вы болеете?

— За тех, чьи судьбы мне доверены…

…Пароход дал короткий гудок. Аллен и Эверсол обнялись. За последние пять недель они прощаются во второй раз. Сначала в Сан-Франциско, а теперь здесь, на нью-йоркском причале. Тогда Райли Аллен возложил заботу о колонии на плечи Эверсола. Сейчас он снова с детьми. Но все равно они будут делать одно дело, даже находясь вдалеке друг от друга.

— Грегори, я стану вас извещать ежедневно. И в море, и когда вы уже будете во Франции. Но как бы ни повернулись дела, готовьтесь к приему детей. Мы живем в непредсказуемое время. В России все еще Гражданская война. А в Петрограде — голод. Одному Богу известно, по какую сторону границы находятся сейчас родители этих детей.

Эверсол протянул сразу обе руки — и Каяхаре, и Леоновой.

— Капитан, — сказал он, — когда будете подходить к французскому берегу, внимательно смотрите в бинокль. Вы меня обязательно увидите. А вас, мисс Мария, я встречу букетом самых красивых роз.

— Какие у вас планы, мистер Каяхара? — спросил Аллен, когда «Гольфстрим» слился с морем.

— Похожу по магазинам, куплю кое-какие мелочи.

— В моем распоряжении автомобиль.

— Спасибо. Но знаете, что больше всего любит моряк?

— Любопытно узнать об этом от самого моряка.

— Ходить пешком. Не выпить ли нам по стаканчику саке?

— А есть в Нью-Йорке японский ресторан? — спросила Мария.

— В Нью-Йорке все есть, — сказал Аллен. — Я знаю одно хорошее местечко. Там отлично готовят рис.

Было время ланча, но на веранде нашелся свободный столик.

— Я не встречала среди японцев толстяков, — сказала Мария, оглядываясь на посетителей.

— У нас хорошая богиня еды.

— А как ее зовут?

— Тоеукэ.

— Чем же она хороша?

— Не позволяет никому объедаться. Японцам свойственно чувство меры. Не только в еде, но и в выпивке.

— Сейчас мы это проверим, — не замедлил сказать Аллен и заказал саке. А для Марии — красное вино.

Официант принес фарфоровый графинчик.

— А как японские боги относятся к саке? — спросил Аллен.

— Боги его любят.

— Райли, скажи тост, — попросила Мария.

— У нас, японцев, не приняты тосты, — остановил Каяхара Аллена.

— Вы пьете молча? Но ведь это скучно!

— Почему молча? Мы говорим: «Кампай!»

— Что это значит?

— По-японски «кампай» — это «сухое дно».

— У русских тоже принято так говорить — «Пей до дна!»

— Да, я знаю. Мне приходилось пить с русскими, когда мы доставляли из Сибири лес. Но они не знали меры. И потом лежали. Такие же неподвижные, как бревна.

Принесли меню.

— Что будем кушать? — спросил Каяхара.

— А что нам предлагают?

— Тут много чего… Суп из ракушек, рыба на вертеле, жареный осьминог, вымоченная в саке медуза с уксусом и имбирем, трепанги, моллюски с соевой пастой…

— А рис? — напомнила Мария.

— Разумеется. Он в самом начале списка.

Принесли рис. Над тарелками поднимался нежный пар. Мария втянула в себя солоноватый запах и закрыла глаза от предвкушаемого удовольствия.

— Оказывается, вы умеете пользоваться палочками! — удивился Каяхара.

— Первый урок я получила на Хоккайдо. Когда мы зашли в Муроран. Нас пригласили в ресторан. Помнишь, Райли?

— Я даже помню, что тебе дали не деревянные, а серебряные палочки. А после ужина их подарили.

— А научил меня пользоваться палочками судовой боцман. Уже в море.

— Тогда я понимаю, мисс Мария, почему вы так любите рис. Боцман Маэда большой мастер варить его.

— Но самый замечательный подарок я получила от Райли Аллена и Ханны Кемпбелл.

— Чем они вас порадовали? Ведь женщине так трудно угодить.

— Они подарили мне кимоно.

— Обещайте, что покажетесь в нем, когда выйдем в море.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

НОВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

— Сына не узнать.

— Да, он меняется на глазах.

— Так и прикипел к этому русскому мальчику.

— Ты ревнуешь?

— Вовсе нет.

— Что тебя тогда беспокоит?

— Перемены в нашем Юзеке.

— Надеюсь, он перестанет быть маменькиным сынком.

— Не преувеличивай.

— Слава богу, он отложил в сторону свои книжки…

— …И снял очки.

— Без них он больше увидит.

Супруги Яновские, Казимеж и Вероника, обменивались словами, но при этом смотрели не друг на друга, а в окно. Там, перед домом, мальчики занимались необычным для себя делом — разжигали самовар. Рядом вертелась собака.

Накануне Кузовков вызвался навести порядок в гараже. Поднявшись с помощью стремянки к самому потолку, он увидел на верхней полке забытую утварь. Среди многих вещей был и самовар. Даже после того, как Федя смел веничком пыль и паутину, самовар оставался тусклым и невзрачным. Серо-зеленый, со следами давних потеков, он напоминал волшебный сосуд, который только и дожидается своего часа.

Мальчик не надеялся, что вылетит джин. Он давно перестал верить в сказки. Но случись такое, не задумываясь, назвал бы несколько желаний. И самое первое — найти отца. Вот уже полтора года, как оба они перемещаются по одной планете. Но никак не встретятся.

Вместо джина из самоварной трубы выскочила мышка. Но она не испугала мальчика.

Находка обрадовала хозяина. Казимеж вспомнил дедушку и бабушку. Это они в числе немногих вещей привезли самовар из Польши. Вокруг него собирались Яновские — все три поколения. А потом старики умерли. И чай стали кипятить на газу. Так быстрее и удобнее.

Нахлынули воспоминания и на Федю. Когда он жил с мамой, разжигать самовар было его каждодневной обязанностью. Мама считала самовар таким же семейным очагом, как печь.

Мальчики решили вернуть самовару его прежнюю красоту. Юзек принес мел, а Казимеж снабдил детей особой пастой, которой полицейские придают блеск никелированным деталям своих машин. И все же прошло немало времени, прежде чем самоварные бока начали соперничать по своей яркости с солнцем.

Теперь предстояло испытать самовар.

— Нам понадобятся две вещи, — сказал Кузовков, — сосновые шишки и сапог.

— Ты шутишь!

— Нисколько. Шишки — отличное топливо. Кипяток получается без запаха, хотя некоторые и любят чай с дымком.

— Ну, это не проблема, — сказал Юзек. — Можно прогуляться вон к той роще. Там вся земля устлана сосновыми иглами и шишками.

— Отлично! Прямо сейчас и пойдем.

— А сапог зачем? И почему один, а не пара?

— Можно и пару. Но хватит одного. Будем качать воздух. Как в кузнице. Чтобы лучше горело.

Чаепитие решили устроить на свежем воздухе. Юзек наливал в чашки заварку. Федя открывал краник и добавлял кипяток. А Казимеж резал торт.

— Никогда не пила такой вкусный чай, — сказала Вероника. — Налейте еще.

— Вы заслужили награды. Я готов выполнить любое ваше желание, — сказал Казимеж.

— Любое-любое? — тут же спросил Юзек.

— Такое, что в моих силах.

— А для этого и сил не понадобится. Нужно сказать «да». И только!

— Вижу, меня хотят поймать на слове.

— Папа, отпусти меня на три… нет, лучше на четыре дня в Водсворт. Федя погостил у нас. А теперь и я хочу познакомиться с его друзьями.

Казимеж пристально посмотрел на стоявших рядом мальчиков. Взгляд его был больше обращен на Кузовкова. Разумеется, это он придумал пригласить Юзека в колонию. Хорошо это или плохо, если сын несколько дней побудет без семейного присмотра? Он опасался, что их Юзек растет пай-мальчиком, мягкотелым и беззащитным. И об этом постоянно спорил с женой. С другой стороны — опасался дурного влияния улицы. Ему ли, полицейскому, этого не знать?

— Мы посоветуемся с мамой…

— Только скорей советуйтесь.

— Да вы не волнуйтесь, — сказал Кузовков, поставив на стол недопитую чашку. — Его никто не обидит. В нашей колонии есть такое правило: один за всех, и все — за одного.

— У американских детей точно такой же закон. Это закон скаутов.

Казимеж довез мальчиков до самой ограды.

— Так и быть, — сказал он сыну, — оставляю тебя здесь до конца недели. Держитесь вместе. Вот мой служебный телефон. Звоните.

— Не волнуйтесь, лейтенант! Все будет под контролем, — важно ответил Кузовков.

Казимеж рассмеялся и потрепал Федю по плечу.

Теперь он видел перед собой прежнего Кузовкова, какого встретил в первый день знакомства. Стоило мальчику оказаться за порогом дома, как к нему вернулось его оружие — бесшабашность и независимость уличного бродяжки. Это хорошо, что Юзек будет рядом и увидит жизнь с новой и неожиданной для себя стороны. Пусть и ненадолго, его сын станет одним из семисот восьмидесяти маленьких путешественников, о которых, Казимеж в этом был уверен, еще долго будут шуметь газеты, а возможно, и напишут книгу.