Зов Ктулху - Говард Лавкрафт

Таким образом, предоставленный самому себе, я провел годы за чтением старинных фолиантов, коими изобиловала полутемная библиотека замка, а в перерывах между чтением бесцельно бродил по сумрачному лесу. Неудивительно, что следствием такого времяпрепровождения стала моя неизбывная меланхолия. Мой выбор книг соответствовал моему душевному состоянию: по большей части то были оккультные труды немыслимой давности.

Как ни странно, в семейной библиотеке я нашел очень мало сведений, касающихся моего рода, а немногочисленные документы на сей счет были полны недомолвок и темных намеков. Быть может, именно решительное нежелание моего престарелого наставника обсуждать со мной семейную историю стало причиной страха, который я испытывал перед своим огромным и пустынным обиталищем. Позднее, уже выйдя из детского возраста, я сумел свести воедино обрывки фраз, которые срывались с уст к тому времени совсем одряхлевшего старика. В той или иной степени они касались одного обстоятельства: раннего возраста, в котором уходили из жизни все носители титула графов С. Поначалу я просто решил, что наш род, увы, по каким-то наследственным причинам не относится к числу долгожителей, но, прислушиваясь к бессвязным речам старика, обратил внимание на часто упоминавшееся в них старое проклятие, якобы из-за которого на протяжении столетий ни один граф С. не прожил более тридцати двух лет. В мой двадцать первый день рождения старый Пьер вручил мне документ, который, по его словам, из поколения в поколение передавался в нашей семье от отца к сыну. Странным было содержание этого документа, и оно подтвердило самые мрачные из моих опасений. К тому времени моя вера в сверхъестественное уже пустила достаточно глубокие корни, иначе я бы с пренебрежением отверг эту писанину как невероятный вымысел.

В рукописи шла речь о событиях тринадцатого века, когда замок, в котором я родился и вырос, был еще крепок, грозен и неприступен. В ту пору во владениях графа С. жил один человек низкого происхождения, но высоких амбиций, далеко превосходивший в этом плане всех прочих простолюдинов. Его имя было Мишель, но местные чаще называли его Mauvais, то есть Дурной, ибо он имел весьма зловещую репутацию. Занимался он вещами, далеко не приличествующими простым землепашцам: черной магией, алхимией, поисками философского камня и эликсира бессмертия. У Мишеля имелся сын по имени Шарль, также преуспевший по части запретных знаний и из-за этого получивший прозвище Шарль-колдун. Этой парочки сторонились все честные люди, не без основания подозревая их в делах самого темного свойства. Ходили слухи, что старый Мишель заживо сжег свою жену в качестве жертвоприношения Сатане. Отцу и сыну также приписывали бесследное исчезновение многих крестьянских детей в округе. Единственным относительно светлым лучом на фоне мрака, окутывавшего этих двоих, являлась исступленная любовь, которую старик питал к своему отпрыску, и не менее сильное ответное чувство последнего, далеко выходившее за рамки обычной сыновней привязанности.

И вот однажды поздним вечером в замке на холме поднялся страшный переполох по причине исчезновения юного Годфри, сына графа Анри. Обыскивая окрестности, обезумевший отец в сопровождении слуг ворвался в хижину колдунов и застал старого Мишеля хлопочущим у огромного котла с каким-то варевом. Не помня себя от гнева и отчаяния, граф набросился на старого колдуна и не разжимал хватки на его горле, пока жертва не испустила дух. А тем временем в замке ликовали, найдя юного Годфри живым и невредимым в одном из дальних, давно не используемых покоев, но посланец с этой радостной вестью прибыл слишком поздно, чтобы предотвратить бессмысленную расправу над стариком. А когда кавалькада с графом во главе покидала хижину алхимиков, за деревьями появилась фигура Шарля. Громкий гомон графской челяди донес до него смысл происшедшего, но он в первый момент как будто бесстрастно воспринял новость о гибели отца. Затем он медленно двинулся по тропе навстречу графу и глухим замогильным голосом произнес проклятие, с той поры преследовавшее род графов С.:

Пусть каждый потомок, возглавив твой род,Твой нынешний возраст не переживет!

С последними словами Шарль внезапно выхватил из складок своей одежды стеклянный флакон и резким движением выплеснул его содержимое — какую-то бесцветную жидкость — в лицо убийцы своего отца, а после того канул в черноту ночного леса. Граф скончался на месте, не издав ни звука, и был похоронен на следующий день; в ту пору со дня его рождения прошло чуть больше тридцати двух лет. Слуги и крепостные крестьяне долго прочесывали окрестности в поисках убийцы, но напасть на его след не смогли.

В последующие годы никто больше не заводил речь о проклятии, и оно постепенно изгладилось из памяти домочадцев покойного графа. Посему, когда Годфри — невольный виновник той трагедии и носитель графского титула после смерти отца — в возрасте тридцати двух лет погиб на охоте от случайной стрелы, все оплакивавшие эту потерю не связали ее с давними словами Шарля-колдуна. Но когда следующий молодой граф, носивший имя Робер, был найден мертвым в поле близ замка (причем без каких-либо признаков насилия), среди крестьян пошли толки: мол, неспроста ранняя смерть постигла их господина вскоре после того, как он отметил свой тридцать второй день рождения. Луи, сын Робера, утонул в крепостном рву по достижении все того же рокового возраста, и в последующие века скорбный список исправно пополнялся именами все новых Роберов, Анри, Антуанов и Арманов, живших счастливо и достойно, но безвременно уходивших в мир иной с приближением возраста, в котором их предок совершил то злосчастное убийство.

По прочтении рукописи я уверовал в действенность проклятия, а следовательно, и в то, что мне судьбой отмерено еще максимум одиннадцать лет жизни. И эта самая жизнь, совсем недавно не имевшая для меня большой ценности, теперь с каждым днем казалась мне все дороже, меж тем как я все глубже погружался в тайны запретного мира черной магии. Живя отшельником, я не интересовался достижениями современной науки, предпочитая ей Средневековье с его демонологией и алхимией, — то есть занимаясь тем же, чем некогда занимались старый Мишель и его сын Шарль. Однако ни в одном старинном источнике мне не попадались сведения о необычном проклятии, наложенном на мой род. Иной раз я пытался мыслить рационально и искал естественные объяснения череде смертей, в частности предполагая их делом рук Шарля и его потомков. Однако после скрупулезных архивных изысканий я не нашел свидетельств того, что род алхимика был продолжен, и тогда вернулся к оккультным штудиям в надежде отыскать средство, снимающее заклятие. В одном вопросе я был абсолютно тверд: я решил никогда не жениться, чтобы проклятие умерло вместе со мной, ибо в нашем роду больше не было мужских ветвей.