Простые желания - Арина Предгорная

что в семье королевского советника сестричка чувствует себя принятой и любимой, Виррис ошеломлённо внимала истинной картине, что во всём своём неприглядном уродстве разворачивалась здесь, за диванчиком, в стылой комнате.

Сопереживая, невольно примеряла роль Элге на себя: сумела бы сама Вир принять правила игры, такие нередкие в их среде? Зеленоглазка всегда была далека от двойных стандартов и сомнительной морали — она умудрялась подойти вплотную и не увидеть двойного дна, хотя…к её чести, надо признать, преимущественно Эль притягивала к себе подобных ей личностей: не испорченных, не лицемерных. А с Форрилями осечка случилась: фасад весьма привлекателен, а за фасадом… Впрочем, в их кругу таких семей — едва ли не каждая первая. Вир укачивала, баюкала сестру в своих руках, так и не поднявшись с пола, призывала на голову любвеобильного красавчика все кары небесные с земными заразными болезнями вкупе, и прикидывала, насколько крепкие нервы у неё самой. Ведь, сколько себя помнила, она знала, что выйдет замуж за того, на кого укажут родители, и приложит максимум усилий, чтобы построить в семье хотя бы уважение друг к другу, добиться заботы о себе, в том числе и материального благополучия. Красивый комфортный дом, внешний лоск, та особая свобода, которую способны дать деньги, признание в высших кругах и, если повезёт, здоровые весёлые дети. От нелюбимого мужчины, который, если удастся правильно выстроить отношения, не будет отсвечивать своими интрижками на стороне — это в понимании Виррис и являлось уважением к супруге и заботой о её душевном спокойствии.

А желания Элге были простыми: любящий и любимый муж, с которым они принадлежат только друг другу. За все детские и девические годы Виррис так и не удалось отучить сестру от чтения красивых сказок.

Она гладила огненные шёлковые волосы, слушала, как дышит сестра ей в шею, и не знала, чем её утешить. Перебирая одну мысль за другой, вспомнила о реальном мире, притихшем совсем рядом с ними, по ту сторону обитого узорным шёлком дивана. Осторожно отстранила отрешённую сестру — лучше бы плакала и ругалась, правда!

— Эль, я оставлю тебя на минутку, только на минутку. Никуда не уходи, сиди здесь, пожалуйста. Хорошо? Только одну минутку. А я сейчас вернусь, я быстро!

Элге кивнула с отсутствующим видом, прислонилась спиной к жёсткому краю мебели, подтянула к груди коленки, обняла их и уткнулась лицом. Так и просидела — может, минуту, может, год. Где-то там собираются гулять оставшиеся на второй день гости. Гости… Надо как-то собрать осколки себя в кучку, слепить похожую на себя куклу, выйти, что-то говорить всем этим людям, и следить, тщательно следить, чтобы никто не догадался, что от Элге осталась только оболочка, пустая и мёртвая. И под чужими взглядами как ни в чём не бывало смотреть в лицо той сволочи, чью фамилию она носит.

Зашуршали юбки: вернувшаяся Виррис помогла девушке подняться и пересесть на диван. Протянула бокал с жидкостью оттенка молодой весенней травы.

— Я принесла тебе успокаивающего настоя. Выпей? Должно стать легче.

— Мне не тяжело.

Просто больно, невыносимо больно.

— Я ходила к твоей дражайшей свекровушке, — сказала Виррис спокойно. — Предупредила, что ты с ними со всеми не поедешь: у тебя мигрень на почве переутомления, а я останусь и прослежу, чтобы ты хорошенько отдохнула. Ваш лакей с целительским даром, Лоэн, кажется, дал мне вот этот настой для тебя. С остальным, я заверила, мы справимся сами: ты ведь тоже…целитель, если что, подскажешь, чем тебе помочь. Бритта хотела к тебе заглянуть перед выездом, но я её отговорила.

— Спасибо, Виррис… А…ты не видела…? Где этот…

— Этот кусок дохлого тролля? Строил из себя радушного хозяина. Правда, рожа нездорово бледная, глазки бегают, как будто чужих сливок нажрался и ждёт наказания, и прихрамывает почему-то. Почему он прихрамывает, Элге?

— Заколку выронила.

Элге разжала ладонь и слепо уставилась на проступившие на коже следы от острого края.

— Выронила?! — поперхнулась Виррис. — На его конечность, что ли? Сколько же она весит, эта заколка??

— На конечность… — медленно кивнула Элге, представляя маленькие красные капельки на тонкой светлой ткани, обтянувшей мадвиково бедро. — Жалко, не на ту.

У неё вырвался нервный смешок.

— Ты проткнула ему…что? — не поверила Виррис, в шоке уставившись на сестру.

— Не то, что надо было. Ничего, дара Лоэна хватит, он залечит.

Она отставила почти пустой бокал, уткнулась лбом в подтянутые повыше коленки. Виррис гладила её по спине, как маленькую, как в те дни, когда только перебравшиеся в незнакомый город девчонки обживались в новом домике, а Элге просыпалась среди ночи от страшного сна.

— Братец твоей свекрови отбыл домой, вместе со своими женщинами, в полном составе, — задумчиво проговорила Виррис. — Даже чай пить не стали, подхватились как укушенные.

— Ну и хорошо.

Настой, наверное, начал действовать: по телу растекалось оцепенение, но не теплом, а зябким холодом, вызывая желание закутаться в толстое покрывало. Что-то спрашивала и спрашивала сестра, настойчиво выдёргивая её из этих медленных волн, в которых плавало её сознание. Кажется, заявляла, что распознала личность этой заразы, посетившей постель Мада. Элге просто кивнула. Виррис потрясённо охнула и разразилась возмущённой руганью.

— Да не кузены они, — вяло отмахнулась младшая. — Так, одно название, а родства нет.

Помолчали. Виррис тоже требовалось время переварить услышанное.

— Мне намекали, что Мад и верность — понятия несовместимые. Эти доброжелательные дамочки с гадючьими улыбочками. Вир! Он же…не прекратит! Я теперь только поняла, что из себя представляет этот… — Элге споткнулась, подбирая слова. — «Благоверный». Эти клятвы у Алтарного Камня…Он был белый, Вир, белый-белый. Как такое могло быть? Неужели Светлое Небо одобрило для меня такого мужа, которого всю жизнь вылавливать по чужим постелям?

— Все так живут, милая, — тихо-тихо, как-то виновато призналась Виррис.

Элге резко подняла голову.

— Я так не хочу. Я уйду от него, и пусть он одаривает своим бесценным вниманием кого угодно, хоть направо, хоть налево! Чужих жён, кузин, да хоть гоблина болотного!

— Мне казалось, Мад тебя любит.