Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи

ни страха, ни злости. С бесконечным состраданием смотрела она на глубокие шрамы у него на лбу и левой стороне черепа. Судя по короткому ежику седых волос, его несколько недель назад побрили.

Вдалеке взвыла сирена скорой. Несчастный умолк, глаза его закрылись. Элизабет бросало то в жар, то в холод. Она взяла умирающего за костлявую, как у скелета, руку. И, потрясенная, уставилась на крупную, округлую коричневую родинку на уровне левой ключицы.

Вспомнилась картинка из прошлого — четкая, цветная. Отец обмывает торс в эмалированной лохани, в крошечной комнатушке, которую они неделю снимали в доме без всяких удобств в Бронксе по приезде в Нью-Йорк.

«Я еще спросила, пропадет ли эта круглая отметина от мытья, — вспомнила она. — Папа, хоть и был расстроен, тогда улыбнулся».

Молодую женщину захлестнул шквал эмоций. Тут были и нежданная радость, и безумная надежда. А Эдвард уже начал терять терпение. Он находил поведение дочки странным и, конечно же, неуместным в такой ситуации. Он попытался ее поднять.

— Лисбет, довольно! Что ты делаешь? Идем!

Полицейские, да и толпящиеся вокруг зеваки, тоже недоумевали, почему эта красивая, элегантно одетая дама, бесспорно богатая, вдруг так заинтересовалась нищим в лохмотьях.

Элизабет выпрямилась, пошатываясь. На ее красивом лице застыло упрямое выражение. Едва она отпустила руку пострадавшего, как ощутила мучительное чувство утраты.

— Это папа. Думаю, это папа, — проговорила она по-французски.

Эдвард расслышала слово «папа», но подумал, что она обращается к нему. Молодая женщина повторила фразу уже по-английски. Приемный отец нахмурился.

— У тебя каша в голове, милая! И это неудивительно, — вполголоса проговорил он. — Сейчас мы поедем домой и ты примешь успокоительное, прописанное нашим новым доктором.

— У него глаза, как у папы и дяди Жана, и шрамы на голове. В кошмарах я часто вижу, как те бандиты избивают отца. Бьют его по голове, па, по голове! А еще я увидела ту родинку. Слава Богу, что на плече рубашка порвана!

— Твой отец погиб девятнадцать лет назад, и его тело выловили в Гудзоне! — попытался ее урезонить Эдвард. — На куртке были медные пуговицы с эмблемой компаньонов-плотников. Лисбет, ты бредишь!

Рядом затормозила скорая. Полицейские принялись разгонять последних зевак. Подбежали два медбрата с носилками.

— Компаньоны-плотники… Батист Рамбер! — вскричала Элизабет нервно. — Вот кто может его опознать. И дядя Жан! Особенно дядя Жан! Они же братья. Надо срочно ему сказать!

— Согласись, все это звучит дико, — сказал Эдвард, занявший выжидательную позицию.

Молодая женщина отвернулась от него, чтобы следить за каждым движением медбратьев.

— Куда вы его повезете? — спросила она. — Я должна знать!

— Это же нищий, мисс. Значит, во французскую больницу. Это распоряжение полицейских. Сестры о нем позаботятся.

— Там есть хорошие врачи?

— Понятия не имею. Доктора там тоже французы.

— Его лучше полечат в больнице Маунт-Синай! — заявила она, наблюдая, как носилки заносят в автомобиль.

— А кто оплатит расходы? — возмутился водитель, уже готовый захлопнуть дверцу.

Эдвард Вулворт силой потащил Элизабет к своему авто. Он был мрачным, как туча, и уже всерьез сомневался в ее душевном здоровье. Элизабет вырывалась, злилась, но все же шла к автомобилю, где их дожидались Мейбл с Антонэном.

— Па, я долго скрывала от вас с ма, что вижу вещие сны, вернее, кошмары. Но все-таки призналась, не вдаваясь в детали. Не помню точную дату, но мне уже снился этот инцидент. Я проснулась в панике. В том сне был мужчина, которого я так боялась, только я тогда не поняла, какая между нами может быть связь. Все было, как сегодня: автомобиль, который его сбил, и вечернее освещение, и масса людей вокруг. Говорю тебе, это папа! Я была слепа. Судьба сводила нас раз за разом, а я, глупая, убегала!

Элизабет кричала так громко, что Антонэн проснулся, уцепился за Мейбл и заплакал.

— Кто-нибудь объяснит мне, что, в конце концов, происходит? — спросила Мейбл. — Лисбет, ты говоришь о своих кошмарах. Почему?

— Расскажу завтра, ма. Потом! Па, очень прошу, дай мне денег. Я на такси поеду к дяде Жану. А вы — домой, поужинаете с Антонэном. Поедешь домой, мое сокровище? И будешь очень хорошим мальчиком. Бабушка почитает тебе волшебные сказки перед сном. А у меня есть очень важное дело.

Мальчик, еще совсем сонный, прижался к Мейбл, которая отчаялась получить хоть какие-то разъяснения.

— Лисбет, тебе надо успокоиться, — вздохнув, сказал Эдвард.

— Успокоюсь, когда смогу держать папу за руку. Вот увидишь, я права! Хотя… Может, и нет. Я тогда была совсем маленькая. А вот Жан и Батист — они наверняка разберутся.

Тут Мейбл поняла, что речь о Гийоме Дюкене.

— Отпусти ее, — обратилась она к мужу. — А мне все расскажешь по дороге.

В дело снова вмешалось провидение. С северного конца улицы приближалось такси. Элизабет помахала рукой, останавливая автомобиль, а потом села в него, даже не поцеловав на прощание сына.

Бакалейный магазин Дюкенов, спустя полчаса

Бонни с Жаном, сидя друг напротив друга под освещавшей стол лампой, доедали свой ужин. Уильям спал в их супружеской спальне.

— Есть еще кусок шоколадного торта. Хочешь?

— Нет, Бонни. Овощной суп, яйца всмятку — отличная еда, мне хватит. А вот капельку бренди, чтоб все лучше переварилось, — пожалуй!

— Сегодня все прошло как нельзя лучше. Мадам Мейбл такая милая! Представь, если бы нам пришлось еще оплачивать аренду? Дела и так идут плохо, пришлось бы сразу закрыться.

Муж только поморщился. За пять лет по соседству обосновались еще два бакалейщика, и конкуренция стала жесткой.

— Из кожи вон лезешь, а продажи падают, моя красавица! Бонни, я вот о чем подумал… Может, предложить клиентам блюда французской кухни? Пусть приходят с какой-нибудь посудиной и покупают порционно? Ты ведь отлично готовишь.

— Надо подумать. Не знаю, законно ли это. Постой-ка… А почему бы не спросить об этом у мистера Вулворта? Вы хорошо ладите, особенно когда речь заходит о бедном Анри!

— Тут я с ним полностью согласен: племянница заслуживает лучшего. Твой Анри быстро утешился. Позавчера на подвесном мосту я встретил Тони Рамбера, он был на велосипеде. Сказал, что мсье Моро с кузиной Оттавией, как у нас принято говорить, «встречаются».

— Жан, послушай-ка! Кто-то тарабанит в железный ставень внизу! Пойду посмотрю!

— Нет, мы закрыты. Наверняка какой-нибудь пьянчужка или сосед выскочил за солью или сахаром. Нам тоже положен отдых!

Жан пошел за бутылкой и бокалом. Но Бонни продолжала настороженно прислушиваться.

— Стучат все сильней и сильней, Жан! Господи, тебя зовут по имени! Да это наша Лисбет!

Она подбежала к единственному окну и распахнула створки. Первым, что увидела Бонни, высунувшись из окна,