Очерки истории российской внешней разведки. Том 5 - Евгений Примаков

Дрогнул даже советский МИД. Из Москвы пришел запрос о целесообразности оставления дипмиссии в Конго и возможности выезда из страны. В Москву, однако, был дан ответ, что миссия не исчерпала своих возможностей через связи оказания влияния на ход событий и рассчитывает на благоприятное завершение вопроса об аккредитации. Так оно и получилось.

Резидентура продолжала работать. Через свои связи она инициировала обсуждение в парламенте вопроса о выполнении правительством решения об аккредитации дипломатического корпуса в Стенливиле. Жаркие дискуссии по этому вопросу шли в правительстве, где наши друзья, в частности Гбение, который был министром внутренних дел, выступили в защиту наших позиций.

В декабре 1961 года Подгорнов был приглашен в очередной раз в МИД. Его принял Бомбоко. Он заявил, что конголезское правительство все же приняло решение об аккредитации советской дипломатической миссии в качестве полноправного посольства и готово рассмотреть вопрос о выдаче агремана послу СССР, когда такая просьба поступит.

Это была победа советской дипломатии, решающую роль в которой сыграла внешняя разведка. Вскоре приехал новый посол С.С. Немчина, Б.С. Воронин заменил измотанного вконец Подгорнова. Заменили и журналиста АПН Арсеньева, побывавшего во всех самых напряженных точках конголезского кризиса. Резидентура начала нормально работать. Появились перспективные связи, агентура. В Москву шел постоянный поток информации.

В течение трех с лишним лет сотрудники резидентуры работали в условиях политической нестабильности и гражданской войны в Конго. Дважды, в сентябре 1960 года и ноябре 1963 года, резидентура в кризисных условиях вынуждена была сворачивать свою деятельность в связи с провокационными выдворениями всего состава советского посольства и приостановлением дипломатических отношений между Конго и СССР.

Остановимся подробнее на событиях конца 1963 года — на одном из самых драматических моментов работы резидентуры внешней разведки в период конголезского кризиса.

…Тот, кому когда-либо довелось стоять на высоком холме Стенли, возвышающемся над водами реки Конго в том месте, где она разделяет столицы двух африканских государств — Браззавиль и Киншасу (во времена владычества бельгийских колонизаторов — Леопольдвиль), никогда не забудет величественной панорамы могучей африканской реки, разливающейся в этом месте на 30 километров, образуя так называемый Стенли-пул, как бы набирая силы для последнего броска к океану через скалистую гряду, именуемую порогами Ливингстона.

Ноябрьским днем 1963 года, незадолго до захода солнца, когда воды реки начали окрашиваться в багряные тона, к дебаркадеру леопольдвильской пристани приближался маленький паромчик, связывающий столицы двух государств. С высоты холма он походил на водяного жучка, деловито снующего между зарослями плавающего гиацинта. На его палубе среди разноликой толпы, повозок и автомашин — «Фиат» с дипломатическим номером советского посольства в Леопольдвиле. В нем двое — советник посольства Борис Сергеевич Воронин, он же резидент советской внешней разведки, и атташе посольства Юрий Николаевич Мякотных. Юра, как его ласково называли в посольстве, был доволен поездкой в Браззавиль. Он добросовестно выполнил поручения своего посла в Леопольдвиле: посетил в столице соседнего Конго редакции ряда газет, побеседовал с сотрудниками МИД (советское посольство в Браззавиле тогда еще не было открыто), закупил необходимые для работы и жизни персонала товары, которые отсутствовали в магазинах Леопольдвиля. Еще каких-то полчаса, и он уже дома, в уютной квартире будет отдыхать от тягучей и липкой африканской жары под прохладными струями воздуха из кондиционеров.

Совсем другие мысли роились в голове Воронина. Он с тревогой вглядывался в приближающийся берег. Поручения посла были лишь прикрытием его поездки в Браззавиль. Главная цель состояла во встречах с лидерами двух националистических партий, находившихся в оппозиции к леопольдвильскому правительству, возглавлявшемуся в то время Сириллом Адулой. Связь с этими национально-освободительными движениями внешняя разведка поддерживала еще с осени 1960 года по поручению «инстанции», как говорили в то время.

Перед отъездом в Конго Воронин был принят руководителями международного отдела «инстанции» на Старой площади. Обстановка в Конго такова, сказали там ему, что, по всей вероятности, оппозиционные правительству национально-патриотические партии будут запрещены и уйдут в подполье. Внешней разведке поручалось поддержание конспиративных контактов с их лидерами. Воронина тревожило предчувствие, что это к добру не приведет. Мало того, что такое поручение отвлекает от основной работы по приобретению агентуры среди представителей западных стран и добыче информации об их деятельности в Конго. Партии эти организационно слабы, опыта работы в подполье не имеют. Поддерживать конспиративную связь с ними будет трудно, а провал грозит крупным скандалом, возможно, разрывом дипотношений, как это было в сентябре 1960 года.

До недавнего времени встречи с лидерами этих партий проводились в Леопольдвиле. И хотя большинство из них были членами парламента, входили в состав правительства, а лидер Партии африканской солидарности Гизенга был даже его вице-премьером, встречи проходили с соблюдением требований конспирации. Но к середине 1963 года обстановка в Конго резко обострилась. Недовольство прозападной политикой правительства Адулы приняло массовый характер. Начались вооруженные выступления. Ряд районов оказался охвачен восстанием. Иностранные и конголезские военные советники облетали на самолетах восставшие районы и корректировали ход действий карателей. В стране вновь развертывалась гражданская война, которая начала утихать к концу 1962 года.

Национально-патриотические партии опять попали под запрет. Гизенга был арестован и сослан на один из малярийных островков в устье Конго, возглавлявшему после гибели Лумумбы партию Национальное движение Конго Гбение удалось скрыться. Фотографии лидеров этих партий были расклеены по Леопольдвилю и окрестностям, за поимку каждого обещана крупная сумма денег. Однако до августа 1963 года резидентура находила возможности для организации конспиративных встреч с ними в конголезской столице. Конечно, риск был велик. Повсюду патрули, заставы, проверки. Армия, жандармерия и полиция имели приказ стрелять по всем подозрительным. Не помогали и дипломатические номера. Так, однажды вечером была обстреляна на улице дипломатическая машина чехословацкого посольства. Чехословацкие дипломаты возвращались с какого-то мероприятия. К счастью, никто не пострадал.

Обстановка докладывалась в Центр. Но задачи по поддержанию контактов с запрещенными партиями в Москве не снимали, «инстанция» давала новые поручения, требовала информации.

В августе 1963 года оставшиеся на свободе лидеры этих партий перебрались в Браззавиль. Встречи с ними сотрудники резидентуры стали проводить в столице соседнего государства, куда выезжали по поручениям посла и для закупок продовольствия. Встречаться с ними в Браззавиле было безопаснее, чем в Леопольдвиле. Но оставалось узкое место — возвращение в Леопольдвиль. Полученные на встречах материалы надо было провозить через государственную границу.

Проезд из Леопольдвиля в Браззавиль проходил по упрощенной процедуре, виз и разрешений не требовалось. Достаточно было предъявить дипломатическую карточку. Но станут ли леопольдвильские власти соблюдать международные правила и уважать неприкосновенность советских дипломатов и их багажа?

Об этом и думал Воронин, возвращаясь из Браззавиля, где он провел ряд ответственных встреч и получил объемные пакеты с материалами, предназначавшимися для «инстанции». Эти пакеты особенно волновали его. Он не знал, что в них, и корил себя за то, что предварительно не ознакомился с их содержанием. Что если в них просьбы о помощи, финансовые вопросы? Попади эти документы в руки конголезских властей в случае провокации при пересечении границы, это был бы сильнейший компромат.

Основания для беспокойства были. Резидентура получила информацию о том, что конголезские спецслужбы готовят крупномасштабную провокацию против советского посольства в целях его закрытия. Эта информация в отсутствие Воронина, который находился в отпуске, была получена от источника, имевшего прямые выходы на ближайшее окружение премьер-министра Адулы. Источник считался надежным. Вскоре была получена информация от другого источника, связанного с местными спецслужбами, о том, что в правительстве развернулась дискуссия об отношениях с Советским Союзом. Руководители спецслужб и командующий армией Мобуту настаивали на закрытии посольства и разрыве дипотношений. Однако Адула и ряд министров были против. В известной мере это было отражением внутренних противоречий и борьбы за власть в конголезском руководстве. Аналогичную информацию получила и резидентура чехословацких друзей. К тому же поступили данные о прибытии в Конго группы сотрудников ФБР для подготовки акции против советского посольства.