Падение Империи (СИ) - Рассел Ник

— У нас недостаточно солдат. Поход вымотает нас, и мы подойдём к Амхаре уставшими и неспособными биться. Нужно подождать, собрать все силы и только потом выдвигаться. — он говорил чётко, без единой запинки и с хмурым лицом, от выражения которого Адриана ёжилась.

— Нельзя ждать. Битва за столицу лишь ветерок, по сравнению с тем штормом, что ждёт нас в Амхаре! — возразил Мивиль. Его седые волосы, шрамы, украшавшие лицо и хриплый голос прозвучали достаточно громко, чтобы на него посмотрели все присутствующие. Затем, он продолжил

— Чем раньше мы двинемся к Амхаре, тем скорее сможем понять, что нас ждёт и приготовить принять удары шторма. Лоренц силён и хитёр, он наверняка попытается переманить лордов на свою сторону всяческими подарками и обещаниями. Его армия огромна и разношёрстна. Госпожа ясно изложила ситуацию в письмах ко всем вассалам. Чем скорее мы придём к Марию, тем лучше. — при упоминании Лоренца, Хелена заметно помрачнела. Ариана спросила

— А как же его брат, Бреатфор? — все переглянулись, незамедлительно ответил Найт Аксель

— Уехал с сотней своих воинов в Амхару, сразу после коронации. — все сводилось к Амхарской провинции. Там, по всей видимости, должна была состояться схватка за будущее империи, если не всего Зантара. Наступило всеобщее молчание. Найт вовсе отошел куда-то в сторону, устало потирая лицо. Мивиль продолжал расставлять флажки на карте, как это исходило из сведений разведки.

— Я соглашусь с Мивилем. — императрица наконец-то прервала тишину. Волосы её были заплетены в длинную и тугую косу, пряди, что выбивались, перехватывал обруч с рубином, заменявший корону. Одета она была в тёмно-серое платье, так как продолжала носить траур.

— Мы соберём всех гвардейцев, легионеров, вдвинемся к Амхаре и примем бой, затем, огнём и мечом погоним Крамольника обратно в Ваетир, а уж потом сотрём все южные провинции с лица Климэнда. Это моё окончательно слово. Всём ясно? — Найт, поправив красно-золотой наплечник своих доспехов ответил

— С вашего позволения, начну сбор войск, ваше императорское высочество — она кивнула и гвардеец, откланявшись, удалился из зала совета. За ним ушёл и Мивиль. Адриана осталась одна, так как Кира и Ариана умчались за Хеленой в её покои. Сейчас, девушку интересовало другие персоны. Фаил Акар, он же Кеван, некогда Кон-Итьен, о чём-то говорил с Сейной Элерон, которой, совсем недавно, покойный Лайан, разрешил отречься от имени Имнари.

Девичья натура, а именно чрезмерное любопытство, заставили Адриану спрятаться за гобеленом и, прильнув к стене коридора, затаить дыхание, чтобы подслушать этот разговор.

— Я не верю твоей богине. — проговорил Сейна, глухо зарычав. Фаил схватил её за кисть, когда она намеривалась уйти. Девушка застыла на месте, краска с её волос полностью сошла и Адриана позавидовала её красивым волосам рыжего цвета.

— Пусть так, но она свою волю сказала — отвечал ей Фаил, который был чем-то взбудоражен, так как глаза его горели огнём азарта и риска

— Ты сказал, что не станешь отвозить меня в Сайн-Ктор против моей воли, так и скажи своей богине, что я ничего не буду исполнять! — девушка ещё пуще разозлилась и гневно выпалила проклятия в адрес Мираны. Фаил отпустил её кисть и с долей призрения осмотрел её с ног до головы.

— Ты ещё придёшь — сказал он в след Сейне, которая вовсе его не слышала, в отличии от Адрианы, которая слышала абсолютно всё….

***

Крепость Кулдар. Внутренний двор.

Солнце сегодня палило необычайно жарко, словно Кулдар стоял где-то в песках Даргона, а не рядом с рекой и лесами. Гарет шагами мерил двор и ни кто, даже Алетра, не смели его побеспокоить. В трёх шагах от него, в землю был воткнут меч и адамантитовой стали, превосходной работы и в его руку он ложился прекрасно, словно влитой. Это-то и заставляло его сейчас материться, словно сапожника

- Твою-то собачью кошачью душу мать… — в который раз проговорил он, отсчитав двадцатый шаг. Песок из-за его шагов уже осел на его сапоги и низ плаща.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ничего не было слышно, кроме того, как реяли флаги легионов и империи на крепостных стенах. Наконец-то, прохладна тень накрыла двор крепости. Капитан обратил свой взор к небу. Большое облако закрыло солнце, что шло к своему зениту, дав ему время для размышления не под палящим солнцем, а под прохладной тенью. Уже хорошо.

Это давняя традиция Кровогорья и всего Зантара. Если предводитель одной из воюющих сторон присылал врагу меч в шелках и подарки, это означало, что он предлагает вассальную присягу и мир, если подарок принимался, конечно. В противном случае, шла война не на жизнь, а насмерть. Ни мысли о пощаде, война на уничтожение. Нет, Гарет СтоннКассел не имел ни малейшего права отказаться от тех клятв, что уже принес Уильяму и его семье и всему Кровогорью. Однако растреклятые мысли лезли в голову, от знания того, почему Лоренц начал это проклятую войну. Нет, он не мог так поступить. Не мог стать предателем не только империи, но и своей семьи.

Ещё раз, взяв меч в руки, он поводил им, исполняя несколько фехтовальных приёмов. Адамантитовая сталь, не способная проржаветь или сломаться, способная нанести смертельный урон Падшему или Губителю, в отблесках лучей вновь появившегося из-за облака солнца, играла солнечными зайцами, отбрасывая их в сторону. Словно хлыст, каждое движение меча со свистом резало воздух. С плотью и доспехами, меч управлялся как с подтаявшим маслом. Вскоре, когда к нему дошёл гонец Лоренца, в сопровождении Пауля Дейна, который служил в Кулдаре боевым капелланом. Гарет вернул меч в богатые ножны черного цвета, чуть голубоватый металл сверкнул в его руках. Затем, он вернул его в шелка и меха, отдав его гонцу. Молодой южанин откланялся, взобрался на гнедого коня и умчался прочь, в сторону лагеря Лоренца, знамёна которого виднелись даже со стен Кулдара.

Пауль посмотрел на Гарета своими серыми глазами. В зеленых, как чистые изумруды, глазах СтоннКассела, Дейн прочитал уверенность в том, что он поступил правильно. Капеллан его полностью поддерживал его.

***

Река, которая через лигу переставала пестрить порогами и бурлящими выступами, переходила в спокойное и тихое течение. Не было острых камней и крутых выступов, лишь гладкий берег белого песка, в котором переплетались корни деревьев. Ещё через лигу, русло реки разделялось на трое, уходя на юг, к горам Баордара.

Холодная вода обвивала его тело, становясь багровой от крови, что вытекала из трёх ран на его теле. Ран, нанесённых проклятым клинком Падшего. Раны, которые никогда не заживут естественным образом. Сам же Падший, слуга Ненасытного, наверное, утонул в пучинах водопада, так как вода могла окончательно сгубить тёмное отродье, так же как и клинок из адамантитовой стали или же огонь.

Холод заставлял его дрожать. Губы посинели, кожа покрылась сотнями, если не тысячами мурашек. Кожа и вены вокруг ран ели заметно почернели, со временем, эта чернота убьёт его, заполнив все вены скверной, убьёт медленно и мучительно.

Он ни как не мог вдохнуть. Не мог заставить себя схватить воздух, чтобы хоть как-то прийти в чувства. Ему хотелось выть, кричать, визжать, вопить и плакать, лишь бы эта безумная боль перестала его терзать. Скверна мучала не только тело, она проникала в разум, искажая самые светлые воспоминания в ожившие ночные кошмары. Любое воспоминание, что могло вызвать улыбку, заставляло его дрожать, ведь скверна медленно и верно искажала их, убивая родных и близких, уничтожая родной край, выжигая разум и личность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Холодное потоки воды, что еле слышно бурлили вокруг него, огибали тело, приятно охлаждая кожу. Жар и горячка, распространившаяся по всему телу, унялась, на какое-то время…

Вот он готовиться отразить удар тёмного отродья и тут же допускает ошибку, три точных удара Падшего разрезают его плоть, разрубают доспех в клочья. Вот он встает, и готовиться умереть, как в его голову приходит до глупости гениальная мысль. Два чётких и резких удара и он вместе с Падшим Падают в пучину водопада. А перед этим, посланник Ненасытного тьмою впивается в него. Видения до сих пор мелькают перед ним, и вспышки боли заставляют прибегнуть к тщетной попытке закричать.