Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

Новая улыбка.

– Скажем, эта мысль пробила себе дорогу.

– Вы всегда хотели только одного – разрушить барьер, возведенный вашим страхом… – Уже произнося эти слова, Лоик ухватился за последний факт, естественно вытекающий из всего сказанного. – Единственным подопытным были вы сами.

Ласей подошел ближе. В этой звукоизолированной камере у Лоика возникало ощущение, что он находится непосредственно внутри больного мозга. Белое замкнутое безумие. Резкий раскаленный свет.

– Да, первые тесты я проводил на себе. «Фармакон» меня освободил. Моя жестокость, которую годами душили страх и химия, выплеснулась со всей природной мощью. Больше и речи быть не могло о том, чтобы ее сдерживать. Доктор Джекил сделал свое дело. Добро пожаловать, мистер Хайд.

Лоик и сам прошел этот путь, только без всяких препаратов. Своим освобождением и обретенным мужеством он был обязан именно таким мерзавцам, как Ласей.

– В сентябре это вы пытали и изувечили Виссу Савири.

– Я уже несколько дней принимал новую молекулу. Нужно время, чтобы нейромедиаторы насытили рецепторы. Я впал в подобие транса. Дошел до причала и взял «зодиак». Прихватил ящик с инструментами, который стоял в лодочном сарае. Мысль о Человеке-гвозде никогда меня не покидала. Я хотел продолжить с того места, на котором все остановилось для меня в 1971 году, и тоже в лодочном сарае.

– Почему Висса?

– Случайная встреча вечером. За ним охотились «деды». Я заговорил с ним и предложил спрятать. Мысль показалась ему привлекательной: он не боялся остальных, просто хотел показать, что он самый ловкий. Как только он поднялся на борт, я оглушил его молотком и увез на остров Сирлинг. Мы устроились в тобруке[141] и продолжили наши игры до самого рассвета. В жизни не получал такого удовольствия. Второе рождение.

Когда Лоик обнаружил, что психиатр из Шарко не кто иной, как Мишель де Пернек, он вообразил, что речь идет о долгосрочной мести. Годы исследований и экспериментов – только ради того, чтобы воскресить Человека-гвоздя, настоящего, и пустить его по следу давнего врага, Грегуара Морвана. Он никогда не предполагал, что Фарабо мог быть простой приманкой, пугалом, которое в случае нужды можно бросить в морду полиции.

Ласей продолжал – признания, они как кашель: когда начинает свербеть в горле, уже не остановиться.

– Я оставил тело в уверенности, что пройдут недели, пока его отыщут. Снаряд изменил раскладку сил, но не мои планы. Я уже решил использовать свою новую власть, убивая близких Морвана. Я хотел, чтобы он понял: прошлое вернулось – и это прошлое утопит его в крови.

Перед глазами Лоика стояла каждая строчка из тетрадей Эрвана. Малейшая деталь словно каленым железом была выжжена в его разуме.

– На самом деле вы заранее готовились к убийству в Кэрвереке. Волосы Анн Симони в теле это доказывают.

– Когда я принял молекулы, я был готов перейти к действию, но только в том направлении, которое выбрал. Я просто ждал решающего кризиса, а свои фетиши носил с собой: кольцо Морвана, волосы и ногти Анн Симони.

Картина была полной: психиатр с мягкими манерами, такой доброжелательный со своими пациентами-убийцами, был лишь коконом, куколкой, скрывающей будущего серийного убийцу и ожидавшей, пока вылупится его смертоносный порыв. В тихом омуте…

– Человек-гвоздь – почему именно он как модель для подражания?

– Фарабо произвел на меня неизгладимое впечатление. Лонтано стал моей майевтикой[142]. А еще я хотел навести ужас на твоего отца, напомнить ему об унижении, которое он, пусть косвенно, заставил меня испытать. Убить, чтобы переспать, – это мне-то!

С точки зрения мотивов мозаика складывалась, но некоторые кусочки еще не нашли своего места. Вернемся к пазлу.

– А другие убийства, как они происходили?

– Свой план я составил уже давно.

– С помощью Изабель Барер.

– Конечно. Когда я рассказал твоему брату, что она боготворила Фарабо, он слопал эту чушь и не поперхнулся. Лишнее доказательство, что даже хороший коп может ничего не смыслить в психологии. Изабель, зачарованная старым потасканным психом? Кто мог поверить в такую бессмыслицу? Нет, она была и моей пациенткой, и моей любовницей, и моей партнершей. Ее увлекали мои исследования, которые являлись продолжением работ ее мужа.

– Из любви?

Ласей разразился смехом:

– Наши отношения уже долгое время развивались в куда более сложных сферах.

Любовники-убийцы. Связь, целиком ориентированная на жестокость и безумие. Вакцина, обостряющая зло. Да уж, не совсем любовная история.

– Расскажите об Анн Симони.

– Изабель лечила ее от дурных наклонностей. И ей было совсем не сложно заманить ту в ловушку. Мы взяли ее на борт под мостом Арколь. Я снова стал Человеком-гвоздем. Новые наслаждения, новые подтверждения. «Фармакон» разбил мои барьеры.

Лоику казалось, что он движется в знойной пустыне, среди побелевших черепов, забытых тел, убийственной жары. Перед глазами возник отчет о вскрытии Анн Симони и те ужасы, которые Ласей заставил ее вынести. Тут нечего обсуждать.

Что до организационных деталей – место жертвоприношения, использование «зодиака», дерзость того, как было размещено тело, – это он мог оставить копам, то есть никому. Ласея не арестуют. Или он умрет, или выпутается из этой истории беспорочным, как задница девственницы, но все решится здесь, в этих четырех стенах.

– Людовик Перно?

– Трудно было к нему подобраться. По такому случаю пришлось Эрику Кацу снова стать женщиной. Это она ввела анестетик. А я прибыл для жертвоприношения.

– В его крови не было следа химических веществ.

– Это моя профессия. Уж позволь мне с точностью знать свойства препаратов, которые я использую, и их воздействие на организм.

Картинки теснились в голове Лоика. Обольстительный психиатр и его ассистент – женщина-мужчина, которая забальзамировала собственного мужа и детей. Убийственная сила, высвобожденная сывороткой, дающей прямо противоположный эффект. Нейронные манипуляции, которые в реальности оборачивались потоком ужаса…

– Гаэль в Сент-Анн, – бросил он, словно наркоман, требующий еще одну дозу.

– Я должен был приближаться к Морвану концентрическими кругами, как змея. Устранение твоей сестры было решающим этапом, но я недооценил малышку. Гаэль оказалась настоящей дочерью своего отца. Более сумасшедшей и боевой, чем самый фанатичный воин.

Его затрясло. Гаэль. Ее сила, ее хрупкость, ее присутствие, потерянное навсегда. Теперь глаза Лоика горели – от слез. Вернись к фактам. Держись. Умственная эквилибристика заключалась в сиюсекундном сопоставлении заметок Эрвана и признаний Ласея. Переходи к Человеку-гвоздю.

– Какова была роль Фарабо? Зачем было переводить его из Бельгии?

– Когда твой брат явился меня допрашивать, я понял, что ему нужен виновный. И мне пришло в голову этого виновного ему предоставить.

– Когда именно вы заставили его вернуться?

– В субботу, 15 сентября, после моего возвращения из Марселя.

– Так это были вы в Фосе?

– Каждое жертвоприношение должно было проходить строго по правилам, то есть с использованием африканских гвоздей. В ту ночь я пришел вскрыть контейнер и попал на твоего брата. Простая задержка. Вернувшись в Шарко, я понял, что могу продолжать убивать, но при одном условии: расплачиваться должен кто-то другой.

– Судя по записям Эрвана, нападавший в порту Фос был уникальным бегуном.

– Я был чемпионом университета. И тренировался всю жизнь. Не говоря уж о «Фармаконе» и его стимулирующих свойствах.

Лоик перенаправил допрос:

– В какой момент вы выпустили Фарабо на волю?

– Ни в какой. Я всегда держал его под рукой в Лувсьене, в домике Изабель. Ее обязанностью было обеспечивать его спокойное состояние в ожидании моих инструкций. В результате он мне так и не понадобился. Твой брат вначале нацелился на ту четверку с пересаженными клетками, которые очень удачно решили запереться в какой-то халупе и дать себя прикончить…

Лоик подумал о множестве совпадений, которые и ввели Эрвана в заблуждение: олимпийская физическая форма убийцы из Сент-Анн, указывающая на Жозефа Ирисуангу, бегуна-призера, комбинезон-зентай отсылал к фетишистским вечеринкам Лартига… И другие случайности: Себастьен Редлих оказался партнером по стрельбе Перно, Анн Симони – последовательницей Иво Лартига… Было с чего пойти по ложному пути.

– Чертово чудо, – прокомментировал со своей стороны Ласей. – И как если бы этого было мало, из шляпы выскочил еще один фанат: Филипп Криеслер, малыш-убийца из тени. Решительно, Фарабо оставил за собой недурной шлейф из психов.

Лоик все смотрел на высокого человека с величественными манерами и обворожительной улыбкой. Стоило приглядеться, и все оказывалось фальшью. Под лаком покорителя сердец в каждое мгновение сочилось безумие.