Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма

Однако, несмотря на то, что воды в городе нет, в нем, к полному удовольствию погорельцев, имеется прекрасно организованная бригада пожарных, которая по первому сигналу тревоги тотчас же устремляется к месту пожара, вооружившись превосходными насосами. Правда, насосы эти пустые, но они вызывают движение воздуха, что, во всяком случае, немного раздувает огонь.

Мы далеки от утверждения, что эти пожары происхо­дят по злому умыслу. Но даже в самом Сан-Франциско существует так много лиц, заинтересованных в том, чтобы город сгорел, что некоторые подозрения на этот счет вполне могут зародиться. К примеру, в этот день горели склады торговцев вином и торговцев лесом. Слу­чившийся пожар разорил тех, кто стал его жертвой, но он обогатил торговцев лесом и торговцев вином из дру­гого квартала, не считая судовладельцев, собственников или фрахтователей судов, ожидающих разгрузки и име­ющих на своем борту товары, сходные со сгоревшими.

На следующий день после пожара обычное вино, например, поднялось в цене со ста франков за бутылку до шестисот или восьмисот, что, понятно, представляет собой достаточно значительное удорожание.

Во время пожара нам вспомнилось, что двое наших друзей, Готье и Мирандоль, живут рядом с горящими кварталами. Их дом находился на Карней-Стрит, и они держали в нем товарный склад. Мы бросились к ним на помощь и обнаружили их занятыми перевозкой вещей.

Впрочем, перевозка вещей в подобных случаях почти равносильна пожару. Во-первых, чтобы перевезти мебель или товары из города в горы, хозяева повозок требуют по сто франков за поездку. Мы уже говорили выше, что больные здесь готовы скорее умереть, чем послать за врачом. Ну а те, кому угрожает пожар, готовы скорее стать погорельцами, чем послать за телегами для пере­возки своего имущества.

К тому же люди в Сан-Франциско чрезвычайно услуж­ливы: каждый хочет вам помочь, каждый принимает уча­стие в перевозке вашего имущества, и удивительным образом оно буквально тает в руках того, кто его пере­возит.

Невозможно представить себе шум, который в подоб­ных случаях поднимают американцы: они приходят, ухо­дят, бегают, кричат, врываются в дома, ломают, рушат и, главным образом, напиваются.

Впрочем, стоит дому сгореть, как каждый спешит потыкать в оставшемся от него пепле каким-нибудь ору­дием, и самые упорные золотоискатели встречаются вовсе не на приисках.

Посреди квартала сгоревших домов находился один железный дом, привезенный из Англии, где он и был построен. Все надеялись, что, благодаря материалу, из которого его изготовили, он уцелеет во время пожара. И потому каждый нес, катил, тащил и напихивал туда все, что было у него самого ценного. Но огонь — это страш­ный противник. Он добрался до железного дома, охватил его своими пылающими извивами, стал лизать его рас­каленным языком и так жарко ласкать, что железо покраснело, стало корчиться и скрипеть точь-в-точь как дерево соседних домов, и вскоре от всего дома и того, что было у него внутри, не осталось ничего, кроме бес­форменного, просевшего и искореженного каркаса, в котором невозможно было узнать его прежнее назначе­ние.

Пожар двигался с севера на юг и остановился только на Калифорния-Стрит, очень широкой улице, которую огонь, несмотря на все свое желание, не смог перешаг­нуть.

Пожар длился с семи до одиннадцати часов; он уни­чтожил пятьсот домов и нанес неисчислимые потери. Все крупнейшие вино- и лесоторговцы Сан-Франциско были разорены.

Вначале мы думали, что этот пожар повлечет за собой появление большого числа новых работ и нам удастся найти себе в них применение. Но ничуть не бывало: пострадавшие оптовые торговцы почти все были амери­канцы, и на восстановительные работы они нанимали только своих соотечественников.

Поискав повсюду работу и нигде ее не найдя, мы с Тийе решили последовать примеру одного из наших со­отечественников, графа де Пендре, ставшего охотником и весьма процветавшего благодаря своей сноровке.

К этому решению нас многократно подталкивал один старый мексиканец из Сан-Франциско, бывший охотник на медведей и бизонов, носивший имя Алуна.

Мы с Тийе решили посвятить старика в наш замысел побродить по прериям и спросили его, не желает ли он приобщиться к этому новому прибыльному делу, которое мы надумали затеять.

Алуна с величайшей радостью принял наше предложе­ние. Вначале театром наших подвигов он хотел выбрать Ла Марипосу и долину Туларе, то есть местности, где в изобилии водятся медведи и бизоны, но мы попросили его поберечь нас в ходе нашего ученичества и позволить нам начать с менее страшных животных, таких, как лоси, олени, косули, зайцы, кролики, белки, куропатки, гор­лицы и голубые сойки.

Алуна упорно отстаивал свое мнение, но в конечном счете, поскольку это мы с Тийе давали деньги на пред­приятие и без нашего согласия действовать было невоз­можно, ему пришлось уступить нашему желанию.

Итак, было условлено, что театром нашей охоты ста­нут гористые равнины, которые тянутся от Сономы до озера Лагуна и от бывшей русской колонии до Сакра­менто.

Предметом первой необходимости для поприща, кото­рое мы намеревались избрать, было хорошее оружие. К счастью, у нас с Тийе были отличные ружья, уже испы­танные нами во время охоты в Сьерра-Неваде и в Пасо дель Пино.

Помимо ружей, совершенно необходимой принадлеж­ностью была лодка, предназначавшаяся для того, чтобы дважды в неделю совершать поездку из Сономы в Сан- Франциско и из Сан-Франциско в Соному.

Я отправился в порт, чтобы выбрать ее лично, и оста­новился на весельном вельботе, способном ходить и под парусом.

Я заплатил за него триста пиастров, то есть она доста­лась нам почти даром.

Затем мы купили провизию на неделю и перевезли ее на вельбот вместе с большим запасом пороха и свинца.

Странное дело! Порох был недорогой: он имел точно такую же цену, как во Франции, то есть четыре франка за фунт.

Что же касается свинца, то тут все обстояло иначе: он стоил пятьдесят су, а то и три франка за фунт.

У Алуны была старая лошадь, еще достаточно крепкая для того, чтобы на охоте мы могли использовать ее и для езды верхом, и для перевозки грузов; затраты на нее предстояли самые малые, и потому мы с благодарностью приняли сделанное нам предложение.

Палатка, которую мы изготовили из наших простыней, не годилась для зимы, но, поскольку теперь был разгар лета, ничего другого для этого времени года и не требо­валось.

26 июня 1850 года мы двинулись в путь, вновь оставив, причем за прежнюю плату, свои чемоданы у старика- немца.

Как бывшему моряку мне было поручено управлять шлюпкой. Мы сели в нее вдвоем с Тийе; Алуна с лоша­дью, которая не могла плыть в вельботе, ибо она