Эхо войны. - Ольга Шумилова

— Держимся пока. Собираем потихоньку всех, кто выжил. От дееспособных солдат, которые не на баррикаде, здесь процентов восемьдесят. От всех прочих… наверное, больше никого не осталось.

— А где… — я еще раз окинула взглядом пещеру, — комендант?

— Не знаю, — с непонятной злостью бросил он. — Скорее всего — на том свете. Пошел бродить куда–то перед самым прорывом.

— Ясно, — тихо сказала я. Все действительно было ясно. В том числе и то, что могло статься со слепым, который толком не мог даже ходить. Сердце болезненно сжалось. Я не любила терять. Никого.

Никого!

Здесь же, найдя одного, я тут же теряю второго.

Ну и стерва же ты, Жизнь, злобная и мстительная стерва!

Коэни проворно накладывал повязку, а я тупо разглядывала противоположную стену. В какой–то момент сознание отключилось, и очнулась я только от пронзительного крика.

Снаружи.

Тело автоматически подскочило и бросилось к выходу, с тихим шорохом облил кожу металл «чешуи». Уже полностью проснувшись, я выглянула наружу — подгоняя пару женщин в изодранных платьях, к пещере бежал солдат. И раззадоренная оставшейся после нас стеной огня стая плакальщиц неслась следом.

Далеко. Слишком далеко.

Секунду спустя солдат упал, мгновенно скрывшись под темной массой озверело накинувшихся на него тварей. Истошно завопили женщины. Одна, посекундно поскальзываясь, с вытаращенными от ужаса глазами, бросилась к пещере, вторая же застыла, как парализованная, не переставая кричать. Крик взвился и затих — ей вцепились в ноги и опрокинули на землю.

Первая женщина все еще продолжала бежать, но была еще слишком далеко, а двух трупов для такой стаи явно было мало. Проталкиваясь мимо меня, кто–то крикнул:

— Тисса!

Я сощурилась, и действительно наконец узнала секретаршу — перемазанную кровью и грязью, в рваном платье и с животным ужасом на лице. А еще я узнала того, кто ломился в первые ряды чуть ли не по головам.

— Лаппо! Какого хрена ты лезешь?

— Если здесь торчать, она погибнет! — зло полоснули черные глаза. Зло и отчаянно. Он протолкнулся вперед и вылетел из пещеры, выдернув у оторопевшего солдата ствол.

— Ты что — идиот?! Стоять! Стоять, я сказала! Слышишь меня, мать твою!!! — заорала я. Взвыла от досады и бросилась следом — ловить придурка. Тисса покойница в любом случае, а Лаппо врач, не так уж их у нас много. За спиной выматерились и бросились ловить нас обоих. Сержант, как пить дать.

Я не оглядывалась, чтобы проверить — в броне я весила слишком много, чтобы быстро бежать, Лаппо же будто сами демоны копытом пнули под хвост — расстояние между нами увеличивалось стремительно.

Он успел. К собственной смерти, и никак иначе — с одним стволом и без брони против стаи.

Загрохотала очередь, на секунду расколов темную массу со светящимися глазами. Я ругнулась — до них оставалось шагов двести, не меньше. Поэтому, не думая и почти не целясь, сделала единственное, что успевала еще сделать — сорвала с пояса световые снаряды и швырнула в самую гущу, проорав: «Глаза!!!», и закрыла лицо локтем.

Глухие тихие хлопки почти потерялись в царящем гаме, но под веками вспыхнул мертвенно–белый свет. Я отсчитала три секунды и бросилась вперед. Сзади высказали недовольство моими методами в глубоко нецензурной форме, а я чуть ли не на ощупь схватила за шкирку Лаппо и потащила назад, пока ослепленные твари не проморгались. Сержант взвалил на плечо вяло обвисшую Тиссу и потрусил следом.

Как ни странно, световые снаряды оказались оружием гораздо более действенным, чем можно было предположить — мы добежали до простреливаемой из пещеры зоны, ни разу не огрызнувшись на преследователей. Судя по всему, глаза у плакальщиц действительно оказались слабым местом.

Едва придя в себя, Лаппо молча поджал губы в ответ на двухголосый мат в свой адрес и унес находящуюся в шоке Тиссу вглубь пещеры. Его–то что за демон лягнул?

Причем по голове.

— Вы что, окончательно свихнулись? — угрюмо поинтересовался майор, привалившись к стене рядом. — Забыли…

— Какая разница, — перебила я. — Теперь уже. Мы кончились пшиком, и, думаю, для вас это не секрет.

— «Солдат старается верить в свой шанс. Один–единственный». Уже нет?

— Один–единственный шанс сейчас слабоват. И годится теперь разве что на вероятность умереть в как можно более многочисленной компании. И я еще посчитаю это удачей, — я скинула перчатку и вытерла пот со лба. — Что слышно? Оттуда?

— Откуда, по–вашему, я могу это знать?

— Вы здесь единственный офицер.

— Что еще ничего… — северянин осекся на полуслове и схватился за начавшую хрипеть рацию. Около минуты напряженно вслушивался, поддакивая, только один раз коротко доложив обстановку. Потом нажал отбой и поднял на меня бесцветные глаза: — Сглазили?

Он отозвал в сторону сержанта. Тот кивал, слушая майора, а на лице застыло поразительно знакомое по зеркалу выражение.

Северянин пошлет нас на смерть. Снова.

— Снимаемся! — заметался под низким потолком сержантский рык. — Отступаем к озерам!

Лабиринт.

Мы снимаемся, оставляем всех, кто еще мог остаться в живых в темных узких закоулках огромной пещеры. Остался, но не успел. И раненых — оставляем тоже?…

Я зажимаю сержанта в угол и спрашиваю об этом в лоб. Потому что иначе я останусь. Сяду на пороге, положу «мать» на колени, и буду ждать конца — умирать, так по совести, а веру в победу я потеряла. И никто не остановит ненормальную служительницу Смерти.

Но нет. Идем. Вместе идем, сохрани нас боги. Потерям на обороне на треть, а то и вполовину больше солдат, но зверьми не станем.

Спасибо хоть за это.

И снова стрельба, грохот и взрывы, от которых только чудом не рушится пещерный свод. И мы тащимся черепахами, плотным кольцом окружая носилки с ранеными.

В висках глухо стучит кровь. Под ногами тоже кровь — свежая и высохшая до толстой корки; шипастые подошвы скользят на влажном камне, скользят по прикладу перчатки, оставляя все те же бурые, кровавые разводы.

Бьет в плечо отдача, пальцы давят на курок, и ревут, ревут над ухом чужие «матери». Заливается визгом стая, сквозь которую прорубается отряд, задыхаются от боли солдаты, которым не повезло, и валятся — нам под ноги. Те избранные, на ком оказалась полная броня, прикрывают внешний край кольца и палят, палят, палят…

Плакальщицы чуяли раненых не хуже обученных магов, и рвались внутрь кольца с яростным остервенением: пока мы собирались, успела подойти еще одна стая, которой трупов не хватило, а голодали они уже явно не первый день.

Идущий рядом сержант прицельным пинком отшвырнул тварь, безуспешно грызущую его бронированную ногу, и проорал сквозь грохот: