Серая сестра - Марк Лоуренс

поймают тебя. — Этот получал определенное удовольствие от ее затруднительного положения. Ной-гуин не будут добры ни к одному сбежавшему пленнику.

— Помогите мне.

— Я тебя предупреждаю! Подойдешь ближе и...

Нона прикоснулась кончиками пальцев к цепи и вызвала к жизни свои дефект-клинки.

— Помогите. — Она подняла голову. — Мне.

В то мгновение, когда трое мужчин заметили чужеродную черноту ее глаз, Нона рванула одну руку через другую, разрывая железные звенья под своими клинками. Она разбросала сегменты цепи по охранникам и, пробежав оставшиеся пять ярдов, бросилась боком в воздух. Глубже уйдя в это мгновение, Нона повернулась, чтобы проскочить выше и ниже лезвий мечей, тянущихся к ней. Она ударилась о всех троих мужчин спиной, одна рука вытянулась, чтобы вонзить клинки в шею крайнего слева, другая согнулась, чтобы пронзить пах среднего мужчины, ее ноги переплелись с ногами человека справа.

Все они упали. Прежде чем они ударились на землю, Нона оторвала клинки от шеи крайнего слева и, согнувшись пополам, ударила правого в голову. Она оборвала крики раненого в пах человека, перерезав ему горло.

Чайник и Клера выбежали из теней в том месте, где коридор переходил в естественный туннель, и обнаружили Нону, сидящую поперек трех тел, тяжело дышащую, кровавые дуги забрызгали исписанные сигилами стены.

— Я думала, мы собираемся... вырубить их, — тихо сказала Клера.

Нона поднялась, ее изнеможение вернулось с удвоенной силой:

— Пошли.

• • •

НОНА СТОРОЖИЛА КОРИДОР, пока Клера и Чайник обыскивали покойников в поисках ключей или чего-нибудь еще полезного. Символы, выгравированные на стенах, притягивали ее взгляд. Нона понятия не имела, какой из сигилов разрушит туннель, но если бы там был хотя бы один дополнительный охранник, было бы трудно не дать им активировать один из сигилов и обрушить крышу. Если бы их была полная казарма, это было бы невозможно.

Чайник раздала метательные звезды, которые она извлекла из тел своих прежних жертв. Нона нашла в казарме кусок веревки, который заменил ремень из цепи. Она заткнула за импровизированный пояс меч ной-гуин и приняла от монахини две звезды.

Клера повела их дальше, нервничая.

— Понятия не имею, как ты меня уговорила, Нона. — Она прижалась к стене и заглянула за угол, прежде чем двинуться дальше к каменной лестнице. — Я имею в виду, я скучала по тебе... но здесь мне было хорошо. Шерзал и лорд Таксис являются...

— ...злобными маньяками, которые залили бы Коридор кровью только для того, чтобы подняться чуть выше своего и без того высокого положения, — закончила за нее Чайник.

— Ну что ж. — Клера мягкими шагами поднялась по лестнице. — Да. — Она остановилась и снова двинулась вперед. — Но очень богатыми.

Нона замыкала шествие, держа в каждой руке по метательной звезде.

Мне нравится твоя подруга. Кеот, казалось, звучал в ее голове громче, чем в последнее время.

Понимание поразило Нону, как иногда бывают моменты ясности, когда все части проблемы на мгновение приходят в какое-то случайное соответствие. Когда я убиваю и впадаю в ярость... твоя хватка на мне становится сильнее.

Только тишина там, где должен был быть Кеот.

А когда я проявляю милосердие или доброту, ты оказываешься на поверхности.

— Нона! — Чайник поманила ее за угол. — Слуги. — Монахиня обняла Нону за плечи, другой рукой обняла Клеру, опираясь на них двоих, а не на раненую ногу. — Я спрячу нас. — Тени поднялись, окутали их, но Нона все еще чувствовала себя видимой, хотя и в густой тени; она знала, что Чайник проделала трюк, который обманет любой случайный и нетренированный глаз, заставив его не видеть ничего, кроме сгущения и мерцания тени. Она спрятала их от обеспокоенных слуг, которые приходили и уходили. Стражей Шерзал было не видно.

Скрытность лучше всего достигается в трансе терпения. Сначала Нона покорила транс ясности, а потом и безмятежность, но она так и не овладела терпением. Она попыталась, однако, сосредоточиться на своей мантре, образе зеленого побега, только что пробившегося сквозь почву и ожидающего роста. Она обнаружила, что усталость помогает. С тяжестью Чайник на плече и холодными тенями, струящимися вокруг, она обрела некоторое терпение и приучила свое дыхание и шаги соответствовать обстановке дворца, приспосабливая их к пространству, создаваемому стоном ветра, отдаленным топотом ног или хлопаньем дверей, звуками, которые каждый день звучали под этой крышей, не отмеченные и неслышимые.

Они остановились на втором лестничном пролете.

— До сих пор нам невероятно везло, — прошептала Чайник. — Так везло, что это почти похоже на ловушку. Мы не можем рассчитывать на то, что все так и останется. Что бы не отвлекло охранников, вряд ли оно задержит их надолго.

— Когда я доберусь до корабль-сердца, это уже не будет иметь значения, — сказала Нона. — Пусть приходят. — Она чувствовала его силу даже сейчас, и память Гессы обещала намного больше, когда они будут близко.

Рука, которой Чайник прижимала к себе Нону, немного напряглась, и, помолчав, монахиня сказала:

— Корабль-сердце — опасная штука. Опасная для человека, который держит его, а также как для любого, на кого он эту силу направляет. Если мы собираемся взять его, я должна быть той, кто его понесет...

— Ты едва можешь ходить! — возразила Нона.

— Я не знаю, что оно с тобой сделает, Нона, — сказала Чайник голосом, напряженным от противоречивых опасений. — В Сладком Милосердии есть книги, в которых говорится, что корабль-сердце слишком сильно, чтобы смертные могли к нему приблизиться. Оно скручивает их. — Она говорила о Кеоте. Чайник, скорее всего, знала, что Нона носит дьявола под кожей, и монахиня не верила, что она достаточно чиста, чтобы прикоснуться к корабль-сердцу. Было больно слышать, что Чайник сомневается в ней. Но, увы, сомнение было хорошо обосновано.