Скажи мне, что ты меня - Celice

Он перевернул страницу. Заголовок «Сотрудник Министерства магии выиграл главный приз» бросился в глаза. Выловив из текста знакомое имя - Артур Уизли, - Сириус ближе склонился над газетой, чтобы прочитать. В заметке говорилось о том, что Артур выиграл крупную сумму денег и устроил на них своему многочисленному семейству путешествие в Египет, где работал его старший сын. Блэк ухмыльнулся. Значит, Уизли теперь глава Отдела по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов... Ну да, он помнил, с каким восторгом Артур рассматривал его мотоцикл. Сириус еще без устали подшучивал над ним.

Он всмотрелся в колдографию всего рыжеволосого семейства, машущего в объектив, - все широко улыбались. Молли совсем не изменилась… Артур полысел. Рядом с ним стояли два высоких парня, очевидно, старшие сыновья. В середине - мальчишка лет тринадцати… Должно быть, он ровесник Гарри. Сириус задумчиво вгляделся в конопатое лицо паренька, пытаясь представить себе, может ли он быть знакомым его крестника… И неожиданно охнул.

Не может быть!

Он поднес газету так близко к глазам, что едва не уткнулся в нее носом. На плече мальчишки сидел Хвост! Сомнений не было! Ему ли не знать до мельчайших подробностей, в какую крысу эта тварь превращалась миллионы раз? Крупный, с заостренным носом, чуть облезлый… На фотографии было не разглядеть, но он мог бы поклясться, что у крысы нет пальца на одной из лап!

Сириус не заметил, как скомкал газету в порыве чувств. Он откинул ее в сторону, вскочив на ноги. Эта сука на свободе! Столько лет сомнений в себе, убеждений в том, что ему не показалось, но, в то же время, отчетливое понимание того, что, раз Хвост нигде не объявлялся столько лет, - значит, он и правда мертв! Все это было обманом, самообманом, на грани безумия и слепого чувства вины, грызущего его двенадцать лет изнутри! И все это время этот ублюдок спокойно себе жил в семье волшебников в обличье крысы! О, наверняка о нем заботились, холили и лелеяли, как любого домашнего любимца, пока он, Сириус, заживо гнил здесь, в этой тюрьме, терзаемый всем, что было у него на душе!

Блэк в ярости ударил кулаками по стене, издав бешеный рык. Это не просто несправедливо! Это была пощечина, укол в самое сердце! Он сидел здесь вместо этого дерьма! Он столько лет верил в то, что убил его, что высшие силы не могут быть настолько жестоки к нему, чтобы лишить его хотя бы этой надежды… Но Хвост удрал!

Сириус истерически расхохотался, сползая на пол камеры. Какая ирония судьбы! Неужели Петтигрю верил, что сможет всю жизнь прожить крысой? Ну а что ему оставалось? По крайней мере, пока живы те, кто помнил его, ему было опасно снова становиться человеком. Хитрый сукин сын! Как он хорошо устроился!..

Ярость бушевала в нем весь день. Сириус то успокаивался, то снова впадал в гнев и носился кругами по камере, вопя проклятия и колотя стены и дверь. А потом налетели дементоры… Он очнулся на скамье, переводя дыхание и пытаясь взять себя в руки - крупная дрожь била по всему телу. И внезапно к нему в голову пришла мысль, которая заставила его поледенеть от ужаса.

Он в Хогвартсе! Он был там до этого и будет впредь! Даже если его рыжий мальчик-хозяин не учится с Гарри на одном факультете, он будет находиться с ним в одном замке! Подумать страшно, сколько раз эта мелкая пакость была в опасной близости от крестника и сколько еще будет впредь!

Эта мысль лишила Сириуса покоя окончательно. Он не мог есть, спать, лишь на краткое время проваливаясь в сон, он бормотал в забытье: «Он в Хогвартсе! Хогвартсе!». Но потом просыпался и вспоминал все вновь, мучительно соображая, что ему делать.

И выход был только один. Он должен был выбираться отсюда как можно скорее.

*

Ремус Люпин налил себе чаю. Чашка была треснутая, но он не обратил внимания на крупные капли, летящие на стол, и сделал небольшой глоток. Прикрыв глаза, он постоял на кухне некоторое время, вслушиваясь в звуки на улице. Где-то лаяла собака - это мешало сосредоточиться, но Рем ничего не мог с собой поделать.

Не выпуская чашку из рук, он прошел в гостиную. Диван был завален старыми газетами, которые скопились тут, наверное, за год, но Ремусу, такому аккуратному в прошлом, теперь было совершенно не до них. Он сел в кресло, устало откинувшись на его спинку. Вчера было полнолуние, он только добрался до дома. Ломило кости, саднило все тело. Вчера, перед трансформацией, он аппарировал в один из северных лесов - теперь он часто делал именно так, в заповедниках было меньше всего возможностей наткнуться на людей.

Он больше не возвращался в стаю Грейбэка, да и смысла в этом не было. Они все разбежались, боясь преследований авроров, ибо действительно помогали Тому-Кого-Нельзя-Называть. Некоторых Ремус так никогда больше и не видел.

В первое время после войны он пытался найти работу, но политика нового министра не оставляла шанса полулюдям. Репетиторством он тоже не занимался, его боялись, а уж доверять ему своих детей вряд ли кто бы рискнул.

Некоторое время Рем работал в маггловской части Лондона, кем он только ни был - от билетера в кинотеатре до мусорщика. Разумеется, на большее рассчитывать не приходилось - для этого магглы требовали дипломы, степени, заслуги… Работать так было удобно, хотя зарплаты с трудом хватало на жизнь, но зато никого не интересовало, куда пропадал он раз в месяц.

Однажды ему улыбнулась удача и его приняли лесничим в поместье одного чистокровного волшебника. Эта работа нравилась ему куда больше. Рядом был лес, он почти все время проводил на природе. Несмотря на то, что он проработал там почти три года, случилось так, что он едва не напал на хозяина поместья, гулявшего близ леса с очередной любовницей в поздний час, в полнолуние... Правда о его сущности дошла до хозяина, и он моментально уволил его.

Рем не смел обижаться на людей, боявшихся его, он прекрасно мог ставить себя на их место. Но ему была необходима работа. В какой-то мере он уже привык вести практически нищенское существование, но его слишком хорошо воспитали, чтобы он мог окончательно пасть и воровать еду или одежду, как наверняка делали его бывшие собратья по стае. Иногда Ремус завидовал им - они могли себе такое позволить, пусть это было и низко, и грязно. Но что проку было в том, что он образован, если работы было не получить? Что толку было в волшебстве, когда оно не спасало от голода… В чем смысл морали и нравственности, если нельзя обеспечивать себя самым необходимым?

Такие мысли приходили в голову в пору истинного отчаянья, которое пусть и не часто, но все же спускалось на него временами. Это были минуты чернейшей депрессии, когда все действительно было плохо, а выхода не предвиделось. Ремус ненавидел себя и свою беспомощность.