Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн

26 июня 1918 года – это был обряд посвящения Кэрол, превращения ее из ребенка в женщину. Лазарус поднял за Кэрол бокал шампанского и в застольном слове, обращенном к ней, сказал, как чудесно быть женщиной, назвал привилегии и обязанности, связанные с этим новым восхитительным статусом, и объявил, что отныне и впредь 26 июня будет именоваться «Днем Каролиты».

Назвать этот день именно так Лазаруса подтолкнуло воспоминание тысячелетней давности – или будущности, смотря в каком времени вы живете. Однажды на дикой планете Новые Начала он и его жена Дора отметили Еленин день в честь наступления половой зрелости у их старшей дочери Элен, с негласной целью повлиять на сексуальное поведение своих подрастающих детей и предотвратить трагедии вроде той, что случилась с Присциллой и Дональдом.

Ни у Лазаруса, ни у Доры, ни у меня не было моральных запретов относительно инцеста, но все мы боялись генетических и социальных его последствий. И Каролитин, и Еленин день помогают родителям справляться с некоторыми щекотливыми проблемами секса у молодежи, с проблемами, которые так легко, но совсем не обязательно могут привести к трагедии.

(Мэриэн я больше всего презираю за ее наплевательское отношение к родительскому долгу по поддержанию дисциплины. «Пожалеешь розгу – испортишь ребенка» – афоризм не садистский, а здравый. Вы загубите своих детей, если не будете наказывать их, когда необходимо. Уроки, которые вы не преподали им в детстве, преподаст позже и гораздо суровее жестокий мир, реальный мир, не принимающий извинений, мир ЛДНБ[172] и миссис Мы-сделаем-тебе-то-же-что-ты-сделал-нам.)

Несколько веков или несколько лет спустя – как посмотреть – Лазарус сказал мне, что он, не успев договорить свой тост, вдруг понял, что кладет начало самому распространенному празднику человечества – Дню Каролиты, и с тех пор все никак не может разобраться, что было раньше – курица или яйцо.

Курица там или яйцо, но Каролитин день с веками стал отмечаться на многих планетах – я узнала это, попав на Терциус. Обычно его празднуют, просто чтобы повеселиться, вроде как японцы Рождество, – это светский праздник, не имеющий никакого отношения к религии.

Но в некоторых цивилизациях он превратился именно в религиозный праздник и служит теократам своеобразным предохранительным клапаном – день, в который разрешается грешить всласть, не опасаясь наказания, день сатурналий.

Пока я слезала с этого дурацкого холодного кресла и «одевалась» в свой кафтан из пляжного полотенца, доктор Ридпат и Дагмар посмотрели мои анализы и объявили, что я здорова, только не в своем уме, чему они оба, кажется, не придавали особого значения.

– Объясните ей, что к чему, Даг, – сказал доктор. – Я пойду приму душ и переоденусь.

– Что будем делать, Морин? – спросила Дагмар. – Док говорит, что все твое достояние – это махровый балахон, который на тебе, да рыжий кот. Пиксель! Прекрати сейчас же! Сегодня не тот день, когда можно пойти в участок и спросить дорогу на свою бедную ферму – нынче вечером копы разоблачаются догола и участвуют в беспорядках. – Она оглядела меня с головы до ног. – Сегодня в логове льва и то спокойнее, чем на улице. Может быть, вы любите такие вещи – их многие любят. Я, например. Но тут уж выбирай одно из двух: либо под замком, либо под мужиком. Можешь переночевать здесь, на кушетке. Одеяло я тебе найду.

Пиксель! Слезай оттуда!

– Иди сюда, Пиксель. – Я протянула ему руки, и он прыгнул прямо на них. – А может, обратиться в Армию спасения?

– Куда-куда?

Я попыталась объяснить.

– Никогда о них не слыхала, – потрясла головой Дагмар. – Похоже, ты снова бредишь, дорогуша, – Церковь Твоего Выбора ни за что не допустила бы подобного.

– Что это еще за церковь моего выбора?

– Хоть твоего, хоть моего, хоть чьего – выбор у нас один: Церковь Великого Осеменителя, какая же еще? Если это не твой выбор, тебя могут прокатить на шесте для вразумления. Говорят, помогает.

– Дагмар, я вконец запуталась. Там, откуда я явилась, полная свобода веры.

– У нас тоже, лапочка, – и смотри, как бы проктор не услышал, что ты в этом сомневаешься. – Она вдруг улыбнулась зловещей ведьминской улыбкой. – Бывает, правда, что наутро после Каролитиной ночи некоторых прокторов и священников находят холодными, с сардонической усмешкой на лице, – я не единственная вдова с длинной памятью.

– Так ты вдова? – глупо переспросила я. – Извини, я не знала.

– Слишком я много болтаю. Не надо так трагически, золотко. Браки заключаются на небесах, как известно, вот мой духовник и подобрал мне суженого, назначенного Небом, – а как же иначе, я ни слова против и не сказала. Но когда Делмер, мой суженый, попал в немилость и его урезали, плакала я недолго. Теперь он алтарный служка и, говорят, выделяется в хоре своим ангельским голосом. Вся беда в том, что он не умер, а просто урезан и я, стало быть, не могу опять выйти замуж. – Дагмар приуныла, но тут же опять оживилась. – Так что ночь Санта-Каролиты для меня великий праздник, после целого-то года неусыпного надзора.

– Опять ничего не понимаю. Значит, у вас пуританские порядки, которые отменяются только на одну ночь?

– Не знаю, что такое «пуританские», Морин, и мне трудно подстраиваться под твою роль марсианки – если это роль.

– Это не роль! Дагмар, я в самом деле заблудилась. Оказалась на чужой планете и ничего не понимаю в ваших порядках.

– Ладно, буду вести свою партию, как обещала, только нелегко это. Расскажу, как тут все устроено. Так вот, триста шестьдесят четыре дня в году – а в високосный год триста шестьдесят пять – у нас одни обязательства, а все остальное запрещено. Мы живем по «золотому правилу», как выражается Верховный Епископ, по Божьему плану. Но в ночь Каролиты, от заката до восхода, все это отменяется. Каролита – покровительница уличных певцов, шлюх, цыган, бродяг, актеров – всех, кто живет за городской стеной. Так что в ее день… Босс! Вы что, в таком виде на улицу собрались идти?

– Почему нет?

Дагмар сделала вид, что ее сейчас вырвет, и я обернулась посмотреть, из-за чего шум. Доктор вышел из душа в том же, в чем мылся, снабженный самым потрясающим пенисом, который мне доводилось видеть. Он торчал прямо вверх из буйной поросли каштановых локонов, возвышаясь над своим кучерявым основанием дюймов так на двенадцать. Головка была толщиной с мое запястье и слегка загибалась к докторскому волосатому животу.

Он «дышал» вместе с доктором, кланяясь примерно на дюйм при каждом вдохе. Я уставилась на это диво в ужасе и восхищении, точно птица на змею, чувствуя, как затвердели у меня соски. Уберите это от меня! Возьмите палку и убейте его!

– Босс, верните эту пакость в секс-шоп «Сирса» и потребуйте деньги назад. Или я