Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн

это пришлось очень кстати: по прошлому опыту я знала, что он будет сердечнее и раскованнее со мной, если мы соединимся только ради любви и наслаждения и счастливого пота. Не ради продолжения рода.

Так все и было. Но для начала Теодор рухнул в обморок. Хильда Мэй, возглавлявшая отряд моих спасателей, устроила для Теодора прием с сюрпризом и вывела меня к нему в костюме, имевшем большое символическое значение, – туфельки без пяток на каблуках, длинные прозрачные чулки и зеленые подвязки, – а он-то думал, что я еще в Америке за два тысячелетия в прошлом и меня предстоит спасать.

Хильда совсем не хотела шокировать Теодора до потери сознания – она любит его и впоследствии вышла за него и за нас всех вместе со своим мужем и всем семейством; в этом маленьком эльфе нет ни капли злобы. Она подхватила Теодора, когда он упал, или попыталась подхватить, и он не пострадал – и такого праздника, как наш, не видывали с тех пор, как Рим горел. У Хильды Мэй много разных талантов, в постели и вне ее, но уж праздники она умеет устраивать лучше всех на свете.

Пару лет спустя Хильда стала главным распорядителем торжеств, подобных которым никогда еще не было, – даже Парчовое Поле[170] не шло в сравнение с Первым Ежевековым Съездом Межвселенского Общества Эсхатологического Пантеистического Коллективного Солипсизма, на который прибыли гости из десятков вселенных. Чудесный был праздник, а те немногие, что погибли во время игрищ, направлялись прямо в Валгаллу – я сама видела. После этого празднества в нашу семью влилось еще несколько мужей и жен – не сразу, а постепенно, – в том числе Хейзел Стоун, или Гвен Новак, которая дорога мне не меньше Тамары, и доктор Джубал Харшоу, мой муж, к которому я обращаюсь, когда мне по-настоящему нужен совет.

Как раз к Джубалу и обратилась я через несколько лет, когда поняла, что, несмотря на все чудеса Бундока и Терциуса, несмотря на счастье быть членом любящей семьи Лонг и удовольствие изучать превосходнейшую медицину Терциуса и Секундуса и постигать самую лучшую на свете профессию реювенатора, мне все же чего-то недостает.

Я никогда не переставала думать о своем отце, всегда тосковала о нем. Ведь подумать только!

1. Либ была воскрешена из мертвых, из замороженного трупа, и перевоплотилась в женщину.

2. Меня спасли от верной смерти в глубоком прошлом. (Когда восемнадцатиколесный самосвал сталкивается с человеком моего размера, останки последнего собирают промокашкой.)

3. Полковника Ричарда Кэмпбелла спасали от верной смерти дважды и меняли историю лишь ради его успокоения, поскольку его услуги требовались для спасения компьютера, устроившего Лунную революцию на временной линии Три.

4. Самого Теодора на Первой мировой войне перерезало надвое пулеметной очередью, но его спасли и восстановили без единой царапины.

5. Мой отец пропал без вести, как и Теодор в свое время. Полевой корпус даже не сразу сообщил нам об этом – они спохватились много времени спустя и не указали никаких подробностей.

6. Ученые, или философы, или метафизики, или кто там придумал воображаемый эксперимент «кошка Шрёдингера», утверждают, что кошка не жива и не мертва – она всего лишь туман вероятностей, пока кто-нибудь не откроет коробку[171].

Я в это не верю. И не думаю, чтобы Пиксель поверил.

Но жив мой отец или нет – там, в далеком двадцатом веке? И я заговорила об этом с Джубалом.

– Не могу тебе сказать, мама Морин, – ответил он. – А ты очень хочешь, чтобы отец твой был жив?

– Больше всего на свете!

– И готова рискнуть ради этого всем? Даже жизнью? Или, что еще хуже, полным разочарованием? Крушением всех надежд?

– Да. Готова, – глубоко вздохнула я.

– Тогда вступай в Корпус времени и учись, как надо делать такие вещи. Вскоре – лет так через десять-двадцать – сможешь составить план операции.

– Через десять-двадцать?

– Может и дольше затянуться. Но когда работаешь со временем, вся прелесть в том, что его всегда полно и спешить некуда.

Когда я сказала Иштар, что хочу уйти в бессрочный отпуск, она не стала спрашивать почему – только сказала:

– Мама, я давно уже вижу, что эта работа не приносит тебе счастья, и жду, когда ты сама это поймешь. – Она поцеловала меня. – Может быть, век спустя ты откроешь, что в ней твое истинное призвание. Торопиться некуда. А пока будь счастлива.

И вот двадцать лет по своему личному времени и почти семь по бундокскому я отправлялась туда, куда меня посылали, и расследовала то, что мне поручали. В боевиках я никогда не состояла – я не Гретхен, чей первенец происходит и от меня (полковник Эймс – мой внук от Лазаруса), и от моей брачной сестры Хейзел-Гвен (Гретхен ее правнучка). Майор Гретхен – высокая, сильная, мощная валькирия, смерть врагу с оружием и без.

Драка – это не для Морин. Но в Корпусе нужны разные. Моя способность к языкам и любовь к истории делают меня подходящей разведчицей земли Ханаанской – или Японии тридцатых годов, любой страны и планеты. Единственный другой талант, которым я обладаю, тоже иногда бывает полезен.

Итак, после двадцати лет практики и предварительных исторических изысканий, касающихся временной линии Два во второй фазе Постоянных войн, я взяла свободный уик-энд и купила билет на пространственно-временной автобус Берроуза – Картера, идущий в Нью-Ливерпуль 1950 года, намереваясь поближе изучить историю войны 1939–1945 годов. Хильда создала целую подпольную сеть во всех вселенных – один из ее сообщников устраивает рейсы на все исследованные планеты и во все временные линии в рамках определенного интервала – могут доставить и в точную дату, если заплатишь.

Водитель только что объявил: «Следующая остановка – Нью-Ливерпуль, Земля Прим, 1950 год временной линии Два. Не забывайте свои вещи в салоне!» – и тут раздался треск, автобус накренился, сопровождающий сказал: «Пройдите к аварийному выходу – сюда, пожалуйста», – кто-то сунул мне ребенка, все заволокло дымом, и я увидела мужчину с кровавым обрубком на месте правой руки.

Наверное, я отключилась, потому что не помню, что было после.

И очнулась я в постели с Пикселем и трупом.

26

Пиксель – спасатель

После моего бурного пробуждения в номере гранд-отеля «Август» мы с Пикселем оказались наконец в кабинете доктора Эрика Ридпата и познакомились с его медсестрой Дагмар Доббс, тут же завоевавшей расположение Пикселя. Дагмар стала делать мне гинекологический осмотр и вдруг сказала, что сегодня фиеста Санта-Каролиты.

Хорошо, что она предварительно заставила меня помочиться в баночку, а то бы я, чего доброго, брызнула ей прямо в лицо.

Как я уже объяснила излишне подробно, «Санта-Каролита» – это моя дочь Кэрол, родившаяся в 1902 году по григорианскому календарю, в Канзас-Сити на Теллусе-Прайме, временная линия Два, код «Лесли Лекруа».

Каролитин день впервые отметил Лазарус