Скверная жизнь дракона. Книга шестая (СИ) - Александр Костенко

Мы обменялись паранаями. Касуй скатал её в трубочку, накинул на плечо и перевязал небольшой верёвкой на груди, образовав эдакий бублик. Я сделал так же. Как сказал Клаус — это официальное подтверждение, что носитель паранаи участвует в дуэли. По пути к лесному лагерю я лишь выругался про себя, и на себя. Мой план прошёл практически идеально, но я не учёл Касуя и его желание отомстить за смерть наёмников. Из-за этого я из одной скверной ситуации попал в другую, не менее скверную.

Глава 3

Сегодня шёл долгий двадцатый день, как вереница телег вернулась в академию, меня под конвоем двух матонов проводили к бараку и запретили выходить до выяснения обстоятельств в магистрате. Все прошедшие девятнадцать дней я только и делал, что завтракал, обедал, ужинал и плевал в потолок. Но мне компанию составляли книги, да и выходил я на улицу аж четыре раза, так что скучать не приходилось. Касуй же, которого по возвращении так же заперли в своём бараке, получил вольницу уже на следующий день. Эта невозможная несправедливость связана с особыми условиями моего обучения.

В тот день у скверны, когда мы обменялись паранаями и пошли в лесной лагерь — я тогда чувствовал себя вполне сносно. Так, в груди побаливало от каждого шага да в глотке неестественно хрипело при каждом вздохе. Съев ужин, я обсудил план отъезда с Клаусом и сразу же нырнул в свою палатку, собираясь как следует отоспаться. И в тот самый момент, когда я устроился поудобней и расслабился — адреналин окончательно выветрился из крови. Я удержал в себе стон, хотя от боли едва мог дышать. Казалось, что здоровенными ржавыми гвоздями и могучими ударами кувалд мою грудину приколотили к позвоночнику. Но мучился от боли я недолго, чуть больше получаса, пока привезённые со скверного материка зёрна не подействовали. Они обезболивают, но сильно бодрят, так что я смог уснуть только к рассвету, и то проспал чуть больше часа. Я тогда пожалел, что не захватил с собой хотя бы один микл.

Касуй и шесть матонов уехали в академию на следующий день после обмена паранаями. Я, Клаус, два матона и Хубар остались, чтобы закончить начатое исследование. С трудом передвигаясь из-за болей в груди, я стараясь использовать яйца только на ночь. Но даже так я получил несколько интересных сведений.

Год назад на материке скверны я убил двух дворфов за пределами порченой зоны — но напрочь забыл, восстановила ли их скверна. А если восстановила, то как скоро. Но эта Антанская макира, скверное место, где проводилось исследование — она восстановила нежить за одну ночь. Но только убитую в пределах скверны. Вышедшие за мной твари исчезли навсегда, а трупы наёмников пропали и новой нежити из них не получилось.

Белобрысый церковник что-то задумчиво прошептал, увидев огромную проплешину в рядах нежити. Наверно, практически час Хубар пародировал статую «ошеломлённого мальчика», прежде чем спустился на склон холма. Там я ходил по местам, где матоны расправлялись с тварями, в тщетных попытках найти хоть что-то оставшееся после них. Нежить была без телесных модификаций, но даже перчатки или ботинка после себя не оставила. Это навело меня на некоторые мысли.

То, чем в меня, маму и сестрёнку стреляли ублюдки около нашей пещеры, они же использовали против армии остроухих. Но если обычная скверна — обычна, и с каким-то шансом может оставить вещь после себя, то скверна в тех огромных иссиня-чёрных шарах концентрирована до предела. Это доказывала жуткая боль в шрамах.

Когда я осознал этот не самый приятный момент — то на склоне холма уже бродили два ошарашенных разумных. Один морщинистый, другой с идеальным пробором в волосах. Хубар остановился около меня. Мы с минуту переглядывались задумчивыми взглядами, пока церковник не попросил вот этот вот странный феномен с исчезновением нежити не указывать в отчёте. Я за такие предложения всеми лапами всегда за, полностью и категорично.

Вечером того же дня, кряхтя от боли и мечтая об обезболивающем яйце хитца, я кое-как заполнил отчёт для церкви. С ним Хубар умчался следующим утром. Мы остались вчетвером: я, Клаус и два матона. Боевые маги по ночам сменяли друг друга, когда как я практически не спал. Лишь под утро сон тяжёлым мороком накрывал моё сознание, но избавления от усталости не приносил. И мало было неприятностей, так мы ещё задержались у скверны дольше положенного. Когда я вернулся в академию, то был готов отпилить себе хоть ноги, лишь бы поскорей добраться до припасённых миклов. В груди от постоянной боли горело, а в последнюю ночь лоб аж покрылся испариной. Добытые в Настрайске три микла полностью исцелили меня, но больше их не было.

Ещё до отъезда от скверны, я разузнал у Клауса о предстоящей дуэли. Если раньше мне казалось, что из одной скверной передряги я влетел в другую, то после объяснений я точно понял — из детской песочницы я сам себя бросил в клетку с голодными крокодилами. На этой треклятой дуэли сражаются равные друг другу маги или ученики. Именно поэтому я почти всё время торчал в бараке.

Мы с Касуем оба контрактники первого года, но занятия посещаем разные. С матонами обычные ученики не занимаются; на занятиях с тёмным эльфом я прохожу темы гораздо поздних курсов; начертательная магия у Кузауна где-то местами затрагивает аж третий и четвёртый год обучения, хоть в основном магистор объяснял мне прописные истины, знакомые каждому магу с подмастерья; а восстановление книг в архиве вообще к обучению не относится.

Но главную причину моего вынужденного заточения озвучил в коротком послании Хубар, на второй день после моего возвращения отправив Валдиса Намата, веснушчатого парня по кличке Носок. Пряча от взоров светящуюся татуировку, ошейником обвивавшую кожу, нутон поспешил передать мне конверт с символом Всеобщей Церкви и поспешил уйти.

Хубар держал мой долг от имени церкви, и церковь пыталась оградить своего должника от внезапно упавшего с крыши кирпича, взорвавшейся мастерской или чего похожего. Именно поэтому церковник попросил магистрат «сберечь» меня в бараке. Я лишь засмеялся, прочитав эти строки. Нет, причина крылась в другом.

Из четырёх раз, когда меня такого красивого выпускали из барака — один раз пришёлся на церковь. Церковники вызвали меня поздним вечером, практически ночью, в огромном зале был только старый трихтих и его ученик трихтоних. Сперва пришлось пройти через опостылевшую процедуру дознания, с вполне предсказуемым результатом. Я уже было подумал, что церковники начнут полоскать мне