Охота на ведьму - Алёна Харитонова

Заорав от неожиданности, Эйлик резко вывернул ей руку. В кисти что-то хрустнуло, да так противно, что у ведьмы перед глазами весь белый свет померк. А потом пришла Боль. Ослепительная, невыносимая. Такая сильная, что у Ители даже не получилось закричать — вопль застрял где-то глубоко в груди и забился в такт биению затравленного сердца. От нестерпимой муки затошнило, разом пересохло во рту, а по всему телу выступил ледяной пот.

Отомстил.

— Что же ты так на нас посмотрела, хозяюшка? — тяжко дыша, вновь прохрипел Эйлик сиплым, дрожащим от похоти голосом. — Прямо с порога-то? Будто помоями облила. Или ты магов за мусор держишь, после своего благоверного? Ну?

И снова эта дикая боль в руке, перед которой навсегда меркла, как несущественная, боль от выдранных волос и усталость в одеревенелых от ужаса ногах. Наконец-то, Итель взвыла во весь голос:

— Пусти, свинья корытная!

Эх, а видать он прав. Фиалка и впрямь отдарила магов ответным презрением, то-то Аранхольд таращился так недобро. Ну да ничего, Эйлик, вон, тоже в долгу не остался — руку ей сломал.

Болотистая земля мягкая, а потому Итель, упав, не ушиблась. Только затылок на месте вырванных волос защипало от гнилой жижи. А Эйлик навалился сверху, вминая обессилившую от боли жертву во влажный мох, и принялся жадно рвать на ней платье — только ткань затрещала.

— Пусти! Пусти! — рыдала ведьма, тщетно пытаясь вывернуться из грубых рук.

Но вот пальцы мужчины надёжно сомкнулись на горле трепыхающейся «дичи», да так сильно, что та лишь безмолвно забилась, шлёпая руками по волглой землице.

— В болото меня утянуть захотела? Думала, на дурака напала? Так вот, не хочешь, чтобы снова больно было, заткнись. Нечего своим ором дичь распугивать. Будешь молчать, отпущу живой. Поняла?

Итель, у которой к моменту окончания этой пламенной речи перед глазами уже плыли чёрные круги, из последних сил кивнула. Хватка стальных пальцев сразу же ослабла, и ведьма принялась жадно ловить ртом воздух. Это занятие оказалось таким увлекательным, что она даже не почувствовала жадных рук, самозабвенно лапающих её под обрывками одежды.

Собственно, Эйлик оказался тоже чрезвычайно увлечён, а потому и не заметил, как внезапно успокоилась жертва, лицо из умело испуганного сделалось сосредоточенным и спокойным.

«О, мужчины, как вы предсказуемы… — со сладкой ненавистью подумала Фиалка. — Вас так легко обмануть, что это даже стыдно делать. Вот, ты сейчас так увлечён моим телом, что не понял главного — я вовсе не топить тебя собиралась, мой милый Эйлик, я лишь отвлекала тебя от главного, от своего колдовства. Умрёшь ты совсем иначе».

С замиранием в сердце она прислушивалась к тихим шорохам, которых увлечённый маг не мог, точнее не хотел, слышать. И то верно — болото всегда полно неясных шелестов, кто же обратит на них внимание?

Лишь на мгновенье мужчина оторвался от созерцания беспомощных прелестей своей добычи — его удивило, что она как-то слишком ослабла и смирилась. Это показалось странным. А когда волшебник увидел блуждающую покойную улыбку на измазанном в крови и болотной грязи лице… Было уже слишком поздно. Даже для магии.

— Я не буду кричать. — Мягко сказала Фиалка. — Но я вдоволь посмеюсь.

Эйлик хотел было ударить её, но что-то гибкое и ледяное скользнуло по его бедру. Волшебник замер, думая, будто ему примерещилось. Но тут же за ледяным скольжением последовала острая боль, словно в ногу вонзились тонкие иголки. И почти сразу точно такой же болью взвыла правая рука, снова сомкнувшаяся на шее ведьмы. Тело перестало подчиняться, пальцы стремительно онемели, а по раненой ноге разлился неприятный холод. Потом дёрнулось от боли левое плечо. Холодная лента обвилась вокруг шеи волшебника, и прямо перед его глазами возникла, покачиваясь, чёрная треугольная голова с жуткими немигающими глазами. Голова гадюки.

А ледяные тела обитателей Топи продолжали обвивать отчаянно бьющегося в коконе сплетающихся гибких колец мужчину. Это выглядело омерзительно — человеческий силуэт, кишащий чёрными глянцевыми жгутами. Они переплетались друг с другом, свивались и развивались, шипели и шелестели, обвивая тело жертвы всё плотнее и плотнее. Иногда в этом месиве нет-нет да мелькала белая плоть. Впрочем, тонкие чёрные змеи, каждая длиной не больше аршина, продолжали выползать из высокой травы и опутывать тело чужака, посмевшего вторгнуться в их царство.

Увы, Эйлик не мог отбиться от обитателей Топи магией. Яд Кин-Чианской болотной гадюки парализует в считанные секунды, а в обездвиженном, изумлённом болью и ужасом теле какая может быть Сила?

Фиалка поднялась на подгибающиеся ноги и равнодушно перешагнула через клубок кишащих змей, которые с наслаждением вытягивали жизненные соки из ещё тёплого (и, конечно, живого) тела жертвы. Эйлик умрёт не сразу, яд убьёт его не раньше, чем через четверть часа. К тому времени Итель как раз доберётся до маленького домика, где был оставлен умирать в одиночестве её муж.

Свитое змеиными телами бесформенное нечто, которое совсем недавно было волшебником, входящим в состав Великого Магического Совета, жалко захрипело. Может, змея в рот залезла?

— Не хочешь, чтобы больно было, заткнись. Нечего своим ором дичь распугивать. — Равнодушно посоветовала Фиалка и, шатаясь из стороны в сторону, поковыляла обратно в чащу, прижимая к покрытой царапинами груди увечную руку.

Древний призыв, на который отзывался всякий гад, оказался услышанным даже здесь, в этой чужой и дикой Топи, населённой неведомыми тварями. Да, любой лес, где бы он ни находился, всегда будет для ведьмы родным домом. Можете поверить.

Один раз она упала, оступившись в высокой траве. Упала очень неудачно — на сломанную руку. Боль была такой ослепляющей, что Итель вгрызлась зубами в жирную влажную землю. Но ничего, вскорости попустило. Плача от нестерпимой душевной и телесной муки, ведьма добрела-таки до избушки и лишь на мгновение задержалась у входа. Здоровая рука дрожала, тряслась и всё никак не желала толкнуть приземистую дверь. Фиалка пнула дверь ногой. Створка с грохотом ударилась о стену и чуть не захлопнулась снова. Но всё же колдунья успела увидеть… и это мимолётное жуткое зрелище прогнало остатки оцепенения. Итель ворвалась внутрь.

Рогон стоял на коленях, привалившись плечом к стене. Нож торчал под левой лопаткой — уродливая рукоять выпирала из спины, словно обломок кости. Кровь текла уже очень медленно, даже как-то неохотно. Оно и не удивительно — пол в центре комнаты был весь в багровых разводах.

Ведьма на негнущихся ногах подошла к мужу и упала рядом с ним на выпачканные алым доски. Фиалке показалось, будто жизнь покинет её в тот самый момент, в какой уйдёт из него последняя капля крови. Как ни силилась колдунья произнести хоть слово, ничего не получалось.