Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век... - Арсений Замостьянов

ДЕЛО ПОТОЦКОГО

Пожалуй, никогда общественное мнение такие ополчалось на Державина. «Общественное мнение» — звучит внушительно. Но мы-то знаем, что во все времена так называли блажь самых крикливых и легкомысленных «активистов». Чем короче мысли — тем громче их выкрикивают. Проходит год-другой — и те же самые рьяные «активисты» начинают не менее эффектно отстаивать противоположную точку зрения. Разумеется, из самых благородных побуждений.

Указ Петра Третьего «О вольности дворянства» и Жалованная грамота императрицы Екатерины облегчили жизнь привилегированного сословия. Больше прав, меньше обязанностей — как изменилось благородное сословие от новых поблажек… Но и по новым законам дворяне, поступившие на военную службу, должны были отдать армии 12 лет. Допускалась преждевременная отставка офицеров — считалось, что, заслужив офицерское звание, дворянин уже выполнил свой долг перед Отечеством и государем. Разумеется, никто не удерживал в армии раненых и тяжелобольных. Но появилась многочисленная и крикливая прослойка более или менее родовитых унтер-офицеров, не желавших служить. Особенно быстро покидали службу представители польской шляхты. И, в нарушение закона, их легко отпускали домой через год-другой формальной службы. Эти год-другой они нередко проводили дома, в учебном отпуску.

Военный министр Вязмитинов взялся за искоренение незаконных вольностей — по долгу службы и зову сердца. Сергей Кузьмич Вязмитинов, шестидесятилетний генерал от инфантерии, немало лет командовавший Астраханским гренадерским полком, сам был выходцем из польского дворянства. Но он всю жизнь служил с оружием в руках и, смолоду не имея связей, честно достиг высокого положения. Он предложил государю особым указом закрепить служебные обязательства дворян — и молодой император подмахнул бумагу.

«О сём состоялся указ, помнится в декабре месяце, который в Сенате без всякаго сумнения или замечания прочтён и записан», — вспоминал Державин.

Ропот возмущения так и потонул бы в деловой круговерти, если бы против указа шумно не выступил граф Северин Осипович Потоцкий, соратник, а точнее — противник Державина по Еврейскому комитету. Он доказывал, что при Петре Третьем речь шла о невозможности отставки в течение двенадцати лет только в военное время. Правда, Потоцкий не разъяснил, когда в России было время мирное.

Державин получил записку Потоцкого, с негодованием её изучил и принялся недоумевать: милейший граф Северин Потоцкий (он был известен как попечитель Харьковского университета, щедрый меценат просвещения) изъяснялся по-русски с горем пополам, а тут вдруг принялся писать, как Цицерон. Оказалось, что ему помогал Василий Каразин — один из идеологов радикальных реформ, разумеется, так и оставшихся мечтами. Конечно, его сиятельство — человек просвещённый: сын высокопоставленного польского политика, брат известного писателя и археолога, учился в Швейцарии. С Александром он познакомился, когда тот пребывал ещё в статусе любимого внука императрицы, царевича Хлора. Державин не сомневался, что Потоцкий выдвинут кругами, имеющими влияние на государя, но это не останавливало его. Гаврила Романович пошёл в атаку с открытым забралом. Он знал, что император не любит, когда его втягивают в сенатские распри, но не мог смолчать. Нельзя выносить записку Потоцкого на обсуждение в Сенате! Это ослабление армии и развращение дворянства! Александр не принял доводов Державина: «Мне не запретить мыслить, как кто хочет. Пусть его подаёт, а Сенат пусть рассуждает». Что делать? Поэт бросился в штыки. Закон есть закон. Две недели назад государь на весь мир подтвердил непреложность этой установки: всем рядовым и унтерам служить не менее двенадцати лет! Зачем же вторично выносить на обсуждение решение министра и государя?

— Сенат это рассудит, я не мешаюсь. Прикажите доложить!.. — Александр твёрдо решил поиграть в парламентаризм.

Россия — страна воинская, сам государь по роду занятий был военным человеком — не юристом же, право слово… А тут какие-то шельмецы плюют на офицерский мундир.

В Сенате мнение Потоцкого нашло рьяных сторонников не только из числа поляков. Самые влиятельные вельможи разных поколений не побоялись поддержать вроде бы оппозиционное мнение. Все недруги Державина ратовали за Потоцкого: Трощинский, Васильев, Строганов. Государь вроде бы поддерживал Вязмитинова и Державина, но его молодые друзья и пожилые любимцы оказались сторонниками Потоцкого… А ведь то было время наполеоновского передела Европы — и Потоцкий в 1810 году станет приветствовать появление Бонапарта в Польше. Соответствовали такие настроения интересам России?

«Государь, как видно, знал о сем мнении, и едва ли не с позволения его оно написано, ибо тогда все окружающие его были набиты конституционным французским и польским духом, как то граф Черторижский, Новосильцов, Кочубей, Строганов, а паче всех и как атаман их, граф Воронцов, который, как уже выше сказано, в Сенате при рассуждении о правах оного, вводил мнения аристократические или ослабляющие единодержавную власть Государя», — с возмущением вспоминал Державин.

Вельможи почувствовали: есть возможность расшатать царскую власть, усилить роль Сената. Они надеялись, что Александр испугается прослыть деспотом и пойдёт на поводу у совещательного органа. Но тут уж император вспомнил уроки французской революции. Возможно, он и был республиканцем в душе, но судьбы несчастного Людовика для себя не желал.

В «Записках» Державин жаловался: «Между тем в продолжение сего времени мнение графа Потоцкого дошло в Москву, которое там знатное и, можно сказать, глупое дворянство приняло с восхищением, так что в многолюдных собраниях клали его на голову и пили за здоровье графа Потоцкого, почитая его покровителем российского дворянства и защитником от угнетения; а глупейшие или подлейшие души не устыдились бюсты Державина и Вязмитинова, яко злодеев, выставить на перекрёстках, замарав их дермом для поругания, не проникая в то, что попущением молодого дворянства в праздность, негу и своевольство без службы, подкапывались враги отечества под главную защиту государства». С такой обструкцией Державин, при всём его многолетнем опыте государственной службы, не сталкивался никогда. Даже пьяные пугачёвцы до подобных художеств не додумывались…

Уже ходила в списках ода графу Потоцкому. Автор так и остался неизвестным — а ведь стихи вышли бойкие, в версификаторских способностях анонимному стихотворцу не откажешь:

А вы, что против нас восстали,Приказный род, в корню гнилой?Не вы Россию защищали,Не ваша кровь текла рекой:Не ваше мужество и силаНизвергли стены Измаила,Стамбул надменный потрясли;Не вы прямые россияне;Но, жизнью жертвуя, дворянеРоссии славу вознесли.

И дальше — обращение к ненавистному ретрограду, напрямик: