Время и боги. Дочь короля Эльфландии - Лорд Дансени
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новейшая книга чудес
Предисловие
Эбрингтонские казармы
16 августа 1916 года
Не знаю, где я могу оказаться, когда вы будете читать это предисловие. Пишу я его в августе 1916-го в Эбрингтонских казармах, в Лондондерри[28], выздоравливая после легкого ранения. Но не столь важно, где я нахожусь; мои видения здесь, перед вами, на этих страницах. А писать в те дни, когда жизнь стоит так мало, о своих видениях, становится еще дороже, кажется мне единственным, что сможет уцелеть.
Сейчас европейская цивилизация почти перестала существовать, и, кажется, ничего, кроме смерти, не произрастает на ее полях, но все это ненадолго, и видения и мечты вернутся и расцветут, как прежде, станут еще лучезарнее после этой чудовищной вспашки, и снова расцветут цветы там, где сейчас траншеи, а примулы найдут приют в воронках от снарядов, и Свобода в слезах вернется к себе во Фландрию.
Некоторым из вас в Америке[29] происходящее может показаться ненужной и разорительной войной, какими часто бывают войны других народов, но получается, что, хотя мы все погибнем, здесь снова будут слышаться песни, а если мы покоримся и потому уцелеем, здесь больше не будет ни песен, ни видений, не будет ничего радостного и свободного.
Не следует жалеть о том, что некоторые из нас погибли, о том, что убитые могли бы продолжать трудиться, потому что война – это не случайность, которую человек в силах предотвратить, война естественна, как приливы, хотя и не отличается их регулярностью; с таким же успехом можно жалеть о том, что́ смыл прилив, который разрушает и очищает, и разбивает в крошку, и щадит мельчайшие ракушки.
Я больше не стану ничего писать о нашей войне, а предложу вам эти книги, где собраны видения и мечты из Европы, – так человек в последний момент выбрасывает ценные – пусть только для него – вещи из горящего дома.
Дансейни
Сказание о Лондоне
Как-то раз Султан, повелитель самых дальних земель, что известны в Багдаде, призвал к себе слугу, вкушающего гашиш, и сказал ему:
– Ну, теперь расскажи мне свое видение о Лондоне.
И любитель гашиша низко поклонился и уселся, скрестив ноги, на расшитую золотыми маками пурпурную подушку, лежавшую на полу. Рядом стояла наполненная гашишем чаша из слоновой кости. Угостившись солидной порцией, любитель гашиша моргнул семь раз и сказал так:
– О Друг Творца, знай, что этот Лондон – самый желанный из всех городов земли. Дома там построены из эбенового дерева и кипариса, а крыши покрыты тонкими медными пластинами, которые под рукою Времени становятся зеленоватыми. Балконы сделаны из золота, а скамьи, на которых горожане сидят, наблюдая закаты, украшены аметистами. В сумерках потихоньку приближаются по тропкам к городу музыканты; их ноги неслышно ступают по белому морскому песку, которым посыпаны дороги, и вот в темноте они вдруг начинают играть на цимбалах и других струнных инструментах. И тогда на балконах одобрительно перешептываются, хваля их искусную игру, затем в награду им сверху бросают браслеты и золотые ожерелья, и даже жемчуг.
Да, воистину прекрасен этот город; мостовые посыпаны песком, а тротуары из алебастра, и всю ночь фонари из хризопраза освещают улицы бледно-зеленым светом. На балконах же светильники сделаны из аметиста.
Когда музыканты проходят по улицам, вокруг них на алебастровых тротуарах собираются танцоры и танцуют от радости, а не для заработка. Иногда высоко вверху во дворце из эбенового дерева открывается окно, откуда танцорам бросают венок или же на них сыплются дождем орхидеи.
Да, много городов представало передо мной в видениях, но прекраснее города я не видел, гашиш провел меня сквозь множество мраморных врат различных столиц, но Лондон – это самое сокровенное, это последние врата; и чаша из слоновой кости больше ничего не может показать. Демоны, которые сейчас подкрадываются ко мне сзади и хватают за локти, приказывают моему духу вернуться, им известно, что я увидел слишком много. «Нет, нет, не Лондон», – говорят они; и поэтому я лучше расскажу о другом городе, о менее таинственных землях, и не стану гневить демонов тем, что нарушаю запреты. Я расскажу о Персеполе или о знаменитых Фивах.
Тень недовольства промелькнула на лице Султана, словно молния, которую едва удается различить, и, хотя дух рассказчика блуждал далеко, а его взор был затуманен гашишем, он мгновенно почувствовал в этом взгляде смерть и мгновенно направил свой дух в Лондон – так человек бежит со всех ног домой укрыться от грозы.
– Итак, – продолжал он, – в желанном городе, в Лондоне, все верблюды снежно-белые. С удивительной быстротой и легкостью мчатся по посыпанным песком улицам кареты из слоновой кости, запряженные лошадьми, головы которых украшены маленькими серебряными колокольчиками. О Друг Творца, если бы ты видел их купцов! Как роскошно они одеты в самый разгар дня! Они не уступают в великолепии бабочкам, порхающим над улицами. Плащи их зеленого цвета, а одежды – лазурного, на плащах ярко горят огромные пурпурные цветы, вышитые искусной рукой, серединки цветов золотые, а лепестки пурпурные. Они носят черные шляпы… – («Нет, нет», – перебил Султан), – но поля их переливаются радугой, а над тульей покачиваются зеленые перья.
Там есть река, которая зовется Темзой, по ней плавают лондонские корабли под лиловыми парусами. Корабли привозят благовония для жаровен, которые стоят вдоль улиц и источают благоухание; привозят новые песни, которые получили в обмен на золото у чужих племен; серебряную руду, из которой отливают статуи героев; золото, дабы сооружать балконы, на которых имеют обыкновение сидеть их женщины; огромные сапфиры, чтобы награждать поэтов; тайны древних городов и чужих стран, знания обитателей далеких островов; изумруды, бриллианты и найденные в море клады. Как только в гавань приходит судно и спускает свои лиловые паруса, по городу разносится весть о его прибытии, и все купцы спешат к реке, чтобы закупить товары, целый день по улицам мчатся кареты, и шум их слышен целый день,
