Избранное - Оулавюр Сигурдссон

— Гм. Смотри-ка, что у них получилось, — сказал мой коллега Эйнар, глядя с озабоченным видом в окно тихим июльским днем сорок второго года.

— Ты имеешь в виду выборы? — спросил я.

Он кивнул и спросил:

— Ты разве не следил за результатами?

— Нет.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Разве тебе было не интересно?

— Не очень.

— Ты меня удивляешь!

Мой коллега вскрыл четыре читательских письма к Сокрону из Рейкьявика и, пробежав их глазами, отложил три — несомненно, хвалебных — на стол возле пишущей машинки, а четвертое бросил в корзину, вероятно, это было издевательское послание от читателя с «комплексом неполноценности», как он иногда выражался по-иностранному. Таких людей Эйнар жалел.

— Выборы — нет, кто бы мог подумать! — бросил он, закуривая. — Интересно, что скажут Боуни и Бёкки.

Я уже привык к тому, что он давал ласкательные прозвища некоторым официальным лицам из американских и британских войск, с которыми якобы частенько встречался, чтобы поболтать о том, о сем. Поначалу я думал, что ласкательные прозвища капитанов, майоров и даже генералов не более чем шутка, но Вальтоур сообщил мне с усмешкой, что то и дело видит Эйнара в компании таких людей, особенно в гостинице «Борг» или где-нибудь рядом. «Он давно уже держится гордо и независимо», — сказал Вальтоур. Но какую пользу Эйнар мог принести офицерам из армии Георга Шестого или президента Рузвельта — вот что я хотел бы знать!

— Держи карман шире! Неужели ты думаешь, что Боуни и Бёкки интересуются выборами здесь, на краю света?

— Еще как интересуются, — ответил Эйнар кратко и убедительно.

Через — несколько минут с улицы вошел Вальтоур и бодро приветствовал нас, словно этот день у него выдался особенно удачным.

— Братцы, — сказал он, — какого черта вы сидите такие серьезные? Вы что, только с похорон?

Эйнар сразу же завел разговор о результатах выборов.

— Смотри-ка, что у них вышло, — сказал он, тяжело вздохнув. — Уж не получили ли они деньги из России?

— По почте? С ангелами?

Эйнар не понял.

— Как могли русские доставить сюда деньги? — спросил Вальтоур, смеясь. — Разве именно сейчас рубли не требуются им для собственных нужд? Разве им не трудно пришлось сейчас на Крымском полуострове, разве они не вынуждены были отдать Севастополь? К тому же у наших собственных коммунистов было намного меньше автомашин, чем у других, для ведения пропаганды среди избирателей в день выборов, а? Какое у тебя впечатление?

Эйнар уставился на шефа как баран на новые ворота.

— Ты молод и немного романтик, — сказал Вальтоур, отечески похлопывая его по плечу. — История о русском золоте — пустая болтовня. По-моему, успех социалистов, или коммунистов, можно объяснить двумя причинами. Они пользуются, во-первых, тем, что все честные люди сочувствуют борьбе русских с проклятыми нацистами, а во-вторых, тем, что их сильнейшие противники ведут себя здесь, в Рейкьявике, как идиоты.

— Думаешь, немцы победят? — спросил Эйнар, помолчав.

— Если они победят, тебя без всяких разговоров отведут на холм Скоулавёрдюхольт и повесят за знакомство с офицерами, — сказал Вальтоур. — Но ты можешь спать спокойно — от них останется только пшик! Помяни мое слово, русские перейдут этой осенью в наступление и к зиме разобьют немцев. Я также предсказываю, что через несколько месяцев здесь снова будут выборы и коммунисты получат еще больше голосов. Если только наши болваны не образумятся, но в это я не верю. А мы пока будем заниматься своими делами!

Он ушел к себе, а мой коллега не стал закуривать новую сигарету и вставил лист бумаги в машинку.

— Шеф — дока, — сказал он вполголоса. — А ты как думаешь?

— Верно, — ответил я и, не удержавшись, добавил: — А разве Боуни и Бёкки — не доки?

— Еще какие, — сказал Эйнар.

Камилла Йоуханнсдоухтир, фру Камилла Й. Магнуссон, оказалась далеко не так прозорлива, как мой шеф, относительно развития политических событий в сорок втором году и, похоже, принимала это развитие ближе к сердцу, чем он. За несколько дней до осенних выборов в кратком интервью своей партийной газете она заявила, что эти смутьяны большевики должны потерпеть на выборах поражение. Но когда дошло до дела, в альтинг было избрано десять левых депутатов, а не шесть, как летом. Ее муж, правда, не сидел сложа руки, а месяцами почти круглые сутки проверял списки избирателей, готовил пропагандистов, отдавал приказы направо и налево, как настоящий командир. По окончании подсчета голосов его надолго сразил острый приступ подагры, во время которого он награждал главных руководителей той партии, которой столь усердно помогал, эпитетами намного похлеще, чем «болван» и «скотина». Вот почему фру Камилле приходилось туго в эту пору, когда по календарю близилась зима. Однако она утешалась тем, что ее пончики, о которых я уже говорил, шли нарасхват, и ее женщины из Йёкюдльфьёрдюра едва успевали месить тесто и жарить.

Вальтоур воспринял результаты осенних выборов совершенно спокойно.

— Я так и предвидел, — сказал он как ни в чем не бывало. — Иначе и быть не могло.

Далее он сказал, что предсказывает следующее развитие событий. Парламентские фракции не сумеют ни договориться о сформировании правительства, ни объявить безотлагательно третьи выборы. Так что, по всей видимости, вновь избранному главе государства придется руководить по рекомендациям людей, стоящих вне парламента. И он оказался прав, независимо от того, что явилось источником его прозорливости — собственный его ум или ум чужой, например Аурдни Аурднасона и подобных ему знатоков из акционерного общества «Утренняя заря», ведавшего изданием «Светоча». Оказалось также, что он довольно точно предсказал ход осенней кампании на фронтах, так как уже в это время стало ясно, что положение радикально меняется как на Восточном фронте, так и в Африке.

Но я не затем взялся в выходной день за перо, чтобы подробно воспроизвести события сорок второго года, а чтобы рассказать об одном январском вечере. Не знаю, почему он мне запомнился. Собственно говоря, ничего не произошло, по крайней мере ничего примечательного. Я просто кропал что-то в редакции, кажется переводил анекдоты из «10 000 шуток, тостов и историй», когда неожиданно явился шеф, с недавних пор избегавший работать поздно вечером в доме 32 по Эйстюрстрайти.

— Все вкалываешь, Паудль, — тепло сказал он, снимая пальто. — Ты такой работяга, что нам с Эйнаром просто стыдно.

Он прошел к себе, но дверь за собой не закрыл. Некоторое время он был чем-то занят — газетами, письмами или рукописями, — барабанил пальцами по столу и курил. Потом снова вышел ко мне и, не переставая курить, стал расхаживать по комнате.

— Происходят крупные события, — сказал он. — Скоро дело пойдет к окончанию войны.

— А может, до конца еще далеко, — сказал я.

Шеф покачал головой.

— Весной немцы капитулируют. Недавно они потеряли Эль-Аламейн, а скоро вообще будут изгнаны из Африки. До Суэцкого канала им не дойти. Англичане начинают завоевывать превосходство в воздухе. Американцы шлют военную технику в Европу. Но самое главное — сейчас под Сталинградом русские окружили и громят немецкие войска, которые потерпят там крупнейшее в мировой истории поражение. Я никогда не сомневался, что старикан раздавит проклятых нацистов.

Я поднял брови.

— Старикан?

— Их главнокомандующий, — сказал Вальтоур, — Сталин.

Я вспомнил, что по радио без конца толковали о том, с какой беспримерной отвагой русские отражали бешеные атаки немцев, и мужчины, и женщины, и даже подростки; в Сталинграде шли бои не за каждую улицу и каждый дом, а за каждую комнату, за каждую пядь земли.

— Разве не самому народу принадлежит честь перейти от обороны к наступлению? — спросил я. — Разве не простые люди стояли под огнем и приносили самые тяжкие жертвы…

— Нет, — прервал меня Вальтоур, — дело решает твердость и мудрое руководство. Что бы мы о старикане ни говорили и как бы ни относились к его методам, мы должны им восхищаться!

Я было подумал, что шеф выпил. Ведь недаром говорят, что хмель меняет людей. Я потянул носом, но ощутил только запах табачного дыма. По виду Вальтоура нельзя было сказать, что он говорит не то, что думает. Но едва я собрался выяснить, откуда у него такие диковинные взгляды, он перевел разговор на другую тему:

— Кстати, нам нужно вовремя подготовить рождественский номер. Пускай он будет больше и лучше, чем в прошлом году. Есть у нас готовый материал?

— Лучше всего подойдут стихи Арона Эйлифса, — ответил я.

— Постараемся уберечь от него рождественский номер, — сказал Вальтоур, — в эти выходные я свяжусь с двумя знаменитыми поэтами и попрошу у одного стихотворение, а у другого рассказ. А ты не хочешь сочинить что-нибудь для рождественского номера?