Загадочная пленница Карибов - Серно Вольф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надеюсь, Арлетта хорошо устроилась, — мечтательно сказал Витус.
Он, как и Магистр с Коротышкой, сидел по шейку в воде в своем ушате, свесив руки и ноги за его края.
— Возможно, она сейчас тоже моется, — весело подмигнул Магистр, намыливая голову. — Во многом можно упрекнуть здешнее заведение, только не в экономии на горячей воде! — он передал кусок мыла Витусу.
— Спасибо, Магистр, — Витус очнулся от грез.
— Уи-уи, этот грог мне ой как кучеряво! — Коротышка довольно присвистнул, выпятив свои рыбьи губки, и пустил в воду газы. С бульканьем на поверхность поднялись пузырьки и, лопаясь, распространили вокруг далеко не волшебный аромат. — Хи-хи!
— Обязательно надо было это делать? — недовольно проворчал Магистр, смывая из кувшина мыльную пену с головы. — Твои манеры, Коротышка, оставляют желать лучшего!
— Уи-уи, хи-хи-хи!
— Я ощущаю себя черепахой, опрокинутой на спину, — сказал Витус.
Но все его чувства были устремлены совсем в другую сторону. Что сейчас делает Арлетта? Он подумал, что так ни разу и не поцеловал ее, даже нежно обнимая на трапе «Бойстерес». Слишком много было вокруг любопытствующих. Любопытные зеваки? Разве в них дело? А может, он просто не решился? Наверное. Он и сам не знал. Знал только, что надо это наверстать. Это и… другое. Как? Когда?
Магистр широко зевнул:
— Пожалуй, пора отдаться в объятия Морфея! — Он вылез из ушата, вытерся большим полотенцем и голым, в чем мать родила, залез под простыню на своем ложе. — Чего понапрасну одеваться? Это я смогу сделать и завтра.
— Я уже засыпаю, — сказал Витус, покривив душой.
Он тоже вылез и достал из сундука Таггарта чистую рубашку: напяливать на себя грязное белье после такой упоительной ванны было неприятно. Одевшись, он наклонился и выловил из ушата Коротышку. Поставил его на ноги и встряхнул. Энано был так мал, что хватило сухого кончика полотенца, чтобы вытереть его.
— Грамерси, Витус!
— Не стоит благодарности, друг!
Они оба улеглись, и вскоре Витус услышал ровное дыхание Коротышки, перебиваемое храпом Магистра.
У него самого сна не было ни в одном глазу. Он напряженно прислушивался к звукам и шорохам в соседней комнате. Ничего. Может, она спит? Стены толщиной с пергамент, что-то ведь должно быть слышно! Нет, только шум большого города за окном. Витус потушил лампу подле своей кровати в надежде, что темнота поможет ему заснуть. Все наоборот! Темнота напомнила ему ночь в «L’Escargot». Когда он с Луизой… А Луиза оказалась Арлеттой… Он спал с Арлеттой! Господь всемогущий, если бы он тогда понял! Что она думала, когда вела его в свою каморку? Она была в таком отчаянии… И такой страстной!.. Как случилось так, что он ее не узнал? Почему она не показала ему своего лица? Может, у нее и правда было кожное заболевание? Она давала ласкать себя всю… кроме лица… Сон никак не приходил.
Витус снова прислушался. Ничего.
Коротышка и Магистр мирно посапывали. Только он лежал без сна. И томился. Может, она ждет его?
Недолго думая, Витус поднялся, выскользнул в коридор и остановился перед ее дверью. Здесь мужество покинуло его. А если он нежеланен? Но ведь она привела его в свою каморку в «L’Escargot»! Значит, она его любит? А если так, то она так же страстно желает его, как и он ее? Витус набрался духу и тихонько постучал.
— Да?
Это был ее голос. К его величайшему облегчению, в нем не звучало ни страха, ни обиды — только желание. Желание? Он повернул ручку. Она подалась, и он вошел.
— Я… я не успел тебя поцеловать… — запинаясь, промямлил Витус.
Арлетта полулежала на своем ложе. Ее лицо светилось в неверном пламени свечи.
— Да, — улыбнулась она, и эта улыбка была прекраснее утренней зари. — Но мы можем это исправить.
Витус бросился к ней и заключил в свои объятия.
— Как я люблю тебя! О, как я тебя люблю! Арлетта, ты — моя жизнь! — Он почувствовал, как слезы заструились по его лицу, но он не заботился об этом. — Арлетта! О, Арлетта! Если бы ты знала, как мне тебя не хватало! И сколько всего произошло с нашей… с нашей ночи на «Фениксе»!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ты вроде бы хотел меня поцеловать… — прошептала она и притянула его к себе. — Теперь я поцелую тебя.
Ее губы были теплыми и мягкими. Он почувствовал, как в нем разгорается желание.
— Расскажи мне все, что с тобой было, — шептала она ему на ухо. — Расскажи все, что произошло после той ночи.
— Много чего случилось. Даже не знаю, с чего начать.
— Ты мне изменял? — лукаво спросила она, прихватив медальон у него на груди.
Вместо ответа он открыл его, и ее глазам предстала миниатюра с изображением Мадонны. «Madre dolorosa», — прочитала она надпись.
— Да, Матерь Скорбящая. Не поверишь, но этот медальон я получил от Фрэнсиса Дрейка лично, и медальон спас мне жизнь.
Витус рассказал, как все было, и с улыбкой добавил:
— Но была у меня и другая женщина. Она работала служанкой и звали ее Луиза. Такой прекрасной женщины свет еще не видывал!
Арлетта звонко рассмеялась, а потом вдруг посерьезнела, на ее глаза опустилась тень:
— Это были для меня трудные времена. Трудные и счастливые одновременно. В «L’Escargot» ты все время был рядом и так же далек. Я не могла тебе открыться. Не хотела, чтобы ты видел меня обезображенной.
— Так у тебя и вправду было кожное заболевание? На лице?
— Да. — Воспоминания о тех страданиях заставили Арлетту содрогнуться. — Опоясывающий лишай. Он осыпал все лицо. И я не могла тебе показаться, потому что хотела, чтобы ты помнил ту Арлетту, которую знал на «Фениксе». Но я так желала тебя, так тосковала по тебе! Как никогда ни по кому прежде. И эти страдания были горше ползучей розы, потому что ты был рядом и был недоступен. Тогда мне и пришла в голову мысль завлечь тебя в мою каморку. Инкогнито. Женщиной без лица. И то, что там произошло, было прекрасно, так прекрасно, что я не переставала плакать. От счастья и от отчаяния.
— Любовь моя! — Витус взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал губы, с которых сорвалось признание. — И при всем при том ты молчала! Ни словечка не вымолвила! Я еще могу понять, почему ты не хотела открыться мне, но почему ты разыгрывала немую?
— Все началось с тюрьмы. Да-да, по прибытии в Гавану, когда я наивно решила обратиться к губернатору за помощью, испанцы заперли меня в тюрьму. И все только потому, что я имела неосторожность поцапаться с каким-то мелким чиновником! Тогда и Окумба не мог мне помочь. Ах, ты ведь не знаешь, кто такой Окумба! Он самый удивительный мужчина из всех, кого я встречала… кроме тебя, конечно…
— Я знаю Окумбу, — вставил Витус. — От него я слышал, что ты попала в заключение. — Он снова нежно поцеловал ее.
— Знаешь?! Знаешь Окумбу?! Откуда? Как?
— Все потом. Рассказывай!
— Хорошо. — Арлетта прижалась к нему. — В тюрьме я и подхватила ползучую розу. Она была цепкой и не хотела меня отпускать. Даже когда отпустили испанцы… В первые дни я так стеснялась своего страшного лица, что не могла ни с кем заговорить, только куталась в покрывало и низко опускала голову. А потом я поняла, что немота может служить своего рода защитой. И даже давать преимущество. Знаешь, думаю, благодаря ей Ахилл взял меня к себе. Немая девушка не смогла бы никому разболтать о его двойной жизни — Ахилла и Ариэли.
Она заплакала и уткнулась в его плечо.
— Т-с-с-с, успокойся, все позади!
Витус нежно гладил любимую, и ее тело подавалось ему навстречу, как тогда, во владении гермафродита Ахилла, в «L’Escargot». Спустя время Арлетта затихла и тоже ответила ему ласками.
— А что было с тобой? Расскажи мне!
— Это долгая история. Может быть, ты хочешь поспать?
— О нет! Мы, женщины, так любопытны, что я не усну, пока не услышу все!
Арлетта прильнула к нему и тихонько засмеялась.
Прошли часы, пока Витус рассказывал о том, что он пережил со своими друзьями. Все это время Арлетта нежно поглаживала его, ни на секунду не отнимая рук. А потом, лежа у него на плече, досказала свою историю, которая была не менее увлекательной и трагичной.