Марсианские рыцари (Сборник) - Эдгар Берроуз

На следующее утро, когда я вышел из комнаты, взгляд мой поймал мелькание чьей-то фигуры в близлежащем коридоре, и с этого момента у меня появилось реальное доказательство, что Рас Тавас подозревал меня. Сразу же, по привычке, я пошел в его помещение. Он казался неутомимым и обеспокоенным, но не высказывал мне ни малейшего подозрения в том, что уверен в моей виновности в исчезновении Валлы Дайи. Я думаю, что он был все же далек от уверенности в этом. Просто анализ событий указывал на тот факт, что я был единственным, кто мог бы иметь какую-то причину для вмешательства в судьбу этого объекта. Он приказал наблюдать за мной, чтобы доказать или отвергнуть эту возникшую у него мысль. Свое беспокойство он объяснил мне сам.

— Я часто изучаю реакции подвергнувшихся пересадке мозга, — сказал он, — и поэтому я не совсем удивлен своей собственной. Энергия моего мозга пробуждается, ведя в растущей выработке психологической энергии, но я чувствую еще, как влияет на меня молодая ткань нового тела. Влияние это происходит путем, который мои эксперименты еще полностью не раскрыли, и который, как я теперь вижу, должен быть тщательно исследован, чтобы можно было разобраться в нем. Мои мысли, мои наклонности, даже мои стремления изменились, или по крайней мере искажены пересадкой. Требуется некоторое время, чтобы найти себя.

Несмотря на отсутствие интереса, я слушал вежливо, пока он не кончил, а затем переменил тему разговора.

— Ты узнал местопребывание пропавшей без вести женщины? — спросил я.

Он отрицательно покачал головой.

— Ты должен понять, Рас Тавас, — произнес я, — я абсолютно уверен, что ты знаешь: устранение или уничтожение этой женщины полностью сорвет мой замысел. Ты здесь хозяин. Здесь ничто не происходит без твоего ведома.

— Ты имеешь в виду, что я ответственен за исчезновение этой женщины? — спросил он.

— Да. Это очевидно. Я требую, чтобы она была возвращена.

Он вышел из себя.

— Ты кто, чтобы требовать? — кричал он. — Ты никто! Лишь раб! Умерь свою наглость, или я сотру тебя — сотру! Как будто ты никогда и не существовал!

Я рассмеялся ему в лицо.

— Ярость — наиболее бесполезный атрибут сентиментализма, — напомнил я ему. — Ты не сотрешь меня, потому что я один стою между тобой и смертью.

— Я могу обучить другого, — парировал он.

— Но ты не можешь верить ему, — заметил я.

— Ты торговался со мной за жизнь, когда я был в твоей власти! — кричал он.

— Потому что ничто, кроме вреда, который мог быть причинен тебе, не заставил бы тебя согласиться. Пусть будет так, как было, чтобы ты доверял мне снова, так как нет других причин для недоверия. Так почему ты не добьешься моей благодарности и верности возвращением женщины и выполнением как в мыслях, так и на деле, условий нашего соглашения?

Он повернулся и посмотрел на меня с уверенностью.

— Вад Варс, — сказал он. — Даю тебе честное слово барсумского пэра, что абсолютно ничего о ее местопребывании не знаю.

— Может быть, Ямдор сделал это, — упорствовал я.

— Не Ямдор. Насколько я знаю, нет людей, каким-либо путем связанных со мной, которые знали бы, что с ней. Я сказал правду!

Разговор был не так уж бесполезен, как могло бы показаться. Я был уверен, что убедил Рас Таваса почти полностью, что ничего не знаю, так же, как и он, о судьбе Валлы Дайи. Но что это убедило его не полностью, доказывала непрекращавшаяся еще долгое время слежка за мной. Факт этот открыл мне, как использовать методы Рас Таваса в целях самозащиты. Мне было предано большое количество рабов. Добротой и вниманием я склонял их на свою сторону, пока не понял, что в полной мере пользуюсь их верностью. Они не имели никаких причин любить Рас Таваса и много — ненавидеть. С другой стороны, они не имели причин ненавидеть меня, и я видел, что они любили меня.

В результате я не испытывал трудностей в привлечении пары рабов для слежки за шпионами Рас Таваса, и это привело к тому, что вскоре у меня была полная информация о том, что мои подозрения не беспочвенны — за мной следили постоянно, когда я был за пределами своих комнат, но шпики не могли проникнуть через стены. Именно поэтому я был уверен, что смогу использовать их. Шпионы полагали, что я обязан выходить из своей комнаты только через естественный выход — дверь, и удовлетворялись ее охраной, а окна оставляли без присмотра. Думаю, слежка продолжалась около двух месяцев по земному счету, а затем мои люди доложили мне, что, по всей видимости, она снята полностью. Задержка меня мучила. Я хотел заниматься своими планами, а это было невозможно при таком наблюдении. Время вынужденной задержки я использовал для изучения географии восточной части северного полушария Барсума. В нем должны были вестись мои поиски. Я также изучал протоколы экспериментов и инспектировал мои будущие объекты, которые интересовали меня. После прекращения слежки стало казаться, что я скоро смогу приступить к претворению своих замыслов в жизнь.

Рас Тавас на некоторое время представил мне значительную свободу в исследованиях и экспериментах. Я решил это разумно использовать, чтобы добиться любым путем преимущества. Изучая истории болезней, я имел в виду возможность найти тех, кто мог помочь мне. Среди привлекших мое пристальное внимание были, естественно, дела, с которыми я был уже более или менее знаком, а именно: 378-ДЖ-493811-Р — красный человек, от злобной атаки которого я спас Рас Таваса в день моего прибытия на Марс, и тот, чей мозг был разделен с обезьяной.

Первый — был фандалианец, молодой воин, принадлежавший двору Фандала — жертва убийства. Его тело было куплено фандалианским пэром, желавшим получить, как говорил мне Рас Тавас, молодую красивую внешность. Я чувствовал, что, возможно, смогу получить его поддержку, но тут могла влиять степень его верности Заксе, о которой я мог узнать, только оживив его.

Тот, чей мозг был разделен с обезьяной, был уроженец Птарса, города, лежавшего на значительном расстоянии к западу и немного к югу от Фандала, и примерно на таком же расстоянии от Дахора, который был расположен к северу и немного к западу от него. Житель Птарса, думал я, много должен знать о своей стране, лежащей в треугольнике Фандал — Дахор — Птарс. Сила же и свирепость обезьяны могли оказаться значительным подспорьем при преодолении пустынь, кишевших зверьем. Мне казалось, что человеку с половиной мозга животного достаточно дать обещание в том, что ему действительно нужно сейчас, и поддержка обеспечена.

Третий объект, выбранный мной для пробы, был известный тунолианский убийца, чья дерзость, бесстрашие и искусство фехтования обеспечили ему известность далеко за пределами страны.