"Фантастика 2023-103" Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Поляков Влад

Дохожу до входной двери. Щеколда сдвинута. Ник ушел через окно, а это значит, что на улице кто-то еще. Скверно – как бы они не столкнулись.

Однако тот, кто вышел за дверь, обнаруживается уже на крыльце – на верхней ступени, укрытой от проливного дождя навесом, сидит, завернувшись в одеяло, Олуша. По габаритам девушку легко узнать даже со спины, несмотря на то что из-под складок одеяла видна лишь взъерошенная черная макушка.

Полуночница вздрагивает от скрипа двери и резко поворачивается.

– Гагара? – шепчет удивленно. – Ты чего здесь?

И ни агрессии, ни ненависти во взгляде, которыми она непременно одаривала меня в каждую встречу после того, как я отказалась убивать ради нее Момота.

– Бессонница, – отвечаю.

Правдоподобнее было бы сказать, что я направляюсь в туалет, но тогда пришлось бы выходить под дождь. Я сама толком не знаю, зачем вышла на улицу – скоротать время?

– Гагара, посиди со мной. – Девушка выпутывает тонкую руку из своего импровизированного кокона и протягивает мне.

Мне не по себе.

– Я лучше пойду, – говорю, берясь за дверную ручку.

Коротать время в компании Олуши у меня желания нет.

– Пожалуйста. – Передо мной снова та самая Олуша, которую я жалела и которой искренне сочувствовала – удивительно юная для этого места, робкая, ранимая.

Только теперь я знаю, что это маска.

– Нет.

– Не простишь?

– Нет.

Такое не прощают. Той Олуши, которой мне хотелось помочь, больше нет. Вернее, ее и не было никогда, просто девчонка – хорошая актриса.

Тяну дверь на себя, на полном серьезе намереваясь уйти и дождаться Ника в комнате, как, собственно, и договаривались.

– Я беременна!

– Что? – оборачиваюсь. В первый момент мне кажется, что это глупая шутка, розыгрыш.

– Беременна, – повторяет Олуша. Крепче обнимает себя руками, подтягивает одеяло до самого носа, шмыгает.

Таким ведь не шутят, правда?

– Как такое может быть? – все еще не могу поверить.

– Не знаю, – бросает Олуша с каким-то остервенением. – Сова говорит, что такое бывает, противозачаточные имплантаты сдвигаются, портятся. Их же по инструкции нужно проверять каждые два года.

– Сова? Сова в курсе?

– Угу. – Прячет лицо в одеяле.

Отпускаю ручку двери.

– От Кулика?

Или от Момота? Или не успела бы узнать, если от Момота? Я в этом ничего не смыслю, но от Дергача бы точно не успела.

– Наверное, – шепчет Олуша.

Похоже, не я одна не разбираюсь в сроках для определения отцовства.

– А что Сова? – Я настолько ошарашена этой новостью, что способна выдавать только короткие фразы.

– Сказала признаться во всем Филину. Иначе она сама.

Сама? Уж очень сомневаюсь.

– А я бою-у-усь… – И заливается слезами.

Филин велит делать аборт – процедуру, от которой в цивилизованном мире практически полностью отошли ввиду широкого применения противозачаточных имплантатов. Их ставят девочкам с первой менструацией, прерывая ее до тех пор, пока женщина осознанно не решит завести ребенка. И, честно говоря, в данном случае меня больше волнует не моральная составляющая, а то, что здесь нет ни соответствующих специалистов, ни аппаратуры для подобной операции.

– Ты хочешь оставить ребенка? – спрашиваю осторожно.

Не знаю, что я делала бы на ее месте и чего хотела бы. Правда не знаю. Родить здесь, обречь крошечное беззащитное существо на жизнь в этом месте… А если девочка?..

– Нет. – Олуша мотает головой.

Моргаю. Я почему-то решила…

– Боишься операции? – выдвигаю новую версию.

– Боюсь, что Филин убьет меня, когда узнает. У меня же проблемы с имплантатом, значит, я сломанная, негодная.

Девушка начинает рыдать навзрыд, а я не знаю, что ей сказать. Мне отчего-то кажется, что на ее месте о своей «негодности» для мужского населения Птицефермы я подумала бы в последнюю очередь.

И все же мне ее жаль. Может, Сова знает какие-нибудь средства контрацепции на будущее из того, что есть у нас здесь? Возможно, какие-то медикаменты широкого спектра действия? Вряд ли растения – у нас тут одни овощи да сухие кусты.

И ребенка тоже жаль.

Но что я могу? Забрать Олушу с собой? Предложить ей подождать с признаниями две недели, а потом попытаться вывезти с планеты?

И уже завтра Глава повесит меня на первом же дереве, стоит мне сейчас заикнуться о чем-то подобном. В том, что Олуша струсит и сдаст меня, надеясь выторговать себе благосклонность Главы, даже не сомневаюсь.

Встаю.

– Иди спать, – говорю.

Девушка растерянно вскидывает на меня глаза.

– Ты мне не поможешь? – В ее взгляде такая искренняя растерянность, что жалость к ней тут же ослабевает.

– Как? – интересуюсь в ответ.

– Ну, что-то же можно придумать. Как-то задобрить Филина, например. Может, рассказать ему что-то полезное? – Смотрит на меня так красноречиво, что меня едва не выворачивает прямо здесь.

А ведь чуть не попалась, кретинка. Снова.

– Ты хоть правда беременна? – спрашиваю прямо.

Олуша шмыгает носом и заливается новой порцией слез.

– Пра-а-авда!

– И Филин уже в курсе, да? Обещал пощадить, если надавишь на меня, а я – на Пересмешника?

Отличный план, основанный только на том, что Глава считает меня непроходимой дурой. И отчасти он прав – я снова купилась на жалость.

Теперь, уличенная во лжи, Олуша даже не пытается отрицать. Хочу уйти, но она ловит подол моего платья цепкими маленькими пальцами, практически бросается в ноги. У меня явное дежавю.

– Ты же можешь мне помочь! Я не заслужила такой жизни! Такой смерти!

И поэтому готова отправить на смерть любого, лишь бы выкрутиться самой.

Вот почему Кулик не отказался от состязаний. Вот из-за чего вышел на смертный бой с Момотом.

С силой вырываю у нее из рук край своего платья.

– Спать иди, – повторяю и на этот раз возвращаюсь в барак.

– Ты куда сбежала?

Когда возвращаюсь в комнату, Ник сидит на подоконнике, вытирая лицо полотенцем. На столе тускло светит лампа.

Мой сожитель вымок насквозь. Вода с волос продолжает падать на лицо. Ник чертыхается вполголоса и начинает тереть полотенцем голову.

– Все хорошо? – отвечаю вопросом на вопрос, притворяя за собой дверь. – С Дэвином.

– Нормально. – Напарник отмахивается, убирает полотенце, после встречи с которым его волосы торчат в разные стороны. – Этот жук – как таракан, даже радиации не боится. Нашел какой-то то ли гараж, то ли еще какую-то заброшенную постройку и переселился туда.

– Есть такая, – киваю. – Далековато.

Ник пожимает плечами.

– Побезопаснее и поудобнее, чем в шахте. Зажигалке и фонарю обрадовался и просил передать тебе спасибо и тысячу воздушных поцелуев… Эм, – замечает, что со мной что-то не так, спрыгивает с подоконника на пол, закрывает окно и подходит ко мне. – Случилось что? – Пытается заглянуть в глаза, но я отворачиваюсь.

Неприятно признавать, но короткая беседа с Олушей потрясла меня слишком сильно.

– Янтарная, мне тебя пытать?

– Бить и загонять иголки под ногти? – уточняю сухо.

Все еще смотрю в сторону. Сейчас отпустит, просто нервы в последнее время ни к черту.

– Вроде того… Эм!

Резко вскидываю на него глаза. Его лицо мутное – пелена выступивших слез мешает видеть четко.

– Олуша беременна, – выпаливаю то, что душит меня изнутри. – И Филин пообещал ей, что пощадит ее, если она надавит на меня, а я принесу важные сведения о твоем якобы заговоре против него.

Абсурд: Пересмешник попал под подозрение в глазах Главы только из-за того, что честно победил в состязаниях. Это Ник отговаривал меня сегодня от мыслей о бунте, а не наоборот. Однако Филин, как всегда, уцепился за свою «блестящую» идею и не отступится.

Ник молчит.

Вытираю глупые слезы тыльной стороной ладони, чтобы видеть его лицо. Смотрит на меня, закусив губу.

– Эм, я не знаю, что сказать, – признается затем.