Там, на войне - Теодор Вульфович

Я прошу, чтобы меня не трогали. Мне хочется полежать спокойно, чтобы меня не поднимали, не переворачивали, не несли. Еще я хочу не закрывать глаза.

Подходит старшина, похожий на негра, и докладывает лейтенанту: убит водитель Дорогов, зампотех — наповал, под лопатку, сгорела бронемашина.

— А в батальоне… — старшина безнадежно машет рукой.

Лейтенант кивает, кивает и говорит мне, что он сразу понял, что бежать надо было не к речке, а в открытое поле, и не группами, а врассыпную… Какой находчивый, какой догадливый лейтенант. Только зачем он все это мне говорит… Вдруг он умолкает, жестом просит всех отойти.

— Ты, может быть, хочешь что-нибудь… Или передать…

Он думает, что я хочу что-нибудь сказать. Он ждет от меня последнего слова, какой-нибудь фразы…

Небо все еще голубое, но уже не такое светлое.

Прошу: «Назови время».

Он отвечает «17 часов 12 минут».

Я не могу больше говорить. Не обижайся. Ты лежал со мной, когда «мессеры» утюжили берег… Ты держал руку на моем подбородке… Ты думаешь, что перед смертью произносят речи… Ты хочешь высоких слов… Мы с тобой уже на разных планетах… Я знаю, что это последние секунды, и мне жаль, что я отнимаю у тебя время.

Уже заводят моторы. Я слышу… Уже машины едут по деревянному мосту. Значит, он цел. Я слышу… Темнеет небо и уже не голубое, а серое. Я вижу… Не хочу закрывать глаза…

ЗА ЛЕСОМ — ГЕРМАНИЯ.

Кол

Германия, март 1945 года.

На всю жизнь — НАВСЕГДА: первые километры германской земли. Крутой разворот дороги влево, и сплошная, напряженная, машина к машине, колонна в движении… Кипящие, смрадные, стремительно мчатся навстречу очень низкие облака. А может быть, это дымы?.. На самом повороте дороги поросший травой высокий бруствер. На бруствере, как на постаменте, убитая женщина. Средних лет. Подол задран, цветастый домашний халат. Сильные ноги согнуты в коленях и распахнуты — рыжеватая волосатость детородного места — туда воткнут метровый кол… Торчит! Не падает… Будь проклято сборище, именуемое человечеством… Будь прокляты все разглагольствующие об измах, патриотизме и войне… Будь…

И заткнулся на лету вскрик. И захлебнулся от жути смех. На полуслове оборвалась перебранка… И только истошный девчачий вопль — истинный и необходимый, — зажатый кем-то… Это молоденькая санитарка увидела и не выдержала….

Будь проклято!.. На все века.

Без пяти минут победа

2 мая 1945 года после двух часов дня предполагалось сесть за праздничный стол и приступить к победному обеду — готовили его кто как мог, во всех квартирах, на всех кухнях и во всех кастрюлях перепуганные немецкие хозяйки, а дети с любопытством и надеждой, но уже без страха поглядывали на своих постояльцев и накрывали столы.

В этот предобеденный час на южной окраине Берлина, у канала Тельтов, в Штансдорфе раздалась боевая тревога. На сборы нам дали полтора часа. А ведь, как говорится, ремни поослабли, только-только была подписана капитуляция столицы рейха и стал известен приказ всем немецко-фашистским войскам: сложить оружие без всяких условий. Придется сначала собрать каждую персону в отдельности (ведь сразу и разбрелись, и подраспустились, почуяв ветерок победы, а кое-кто и прибарахляться начал). Привести все снова в полную боевую готовность, а значит, кое-кого вытрезвить, поставить на ноги, заставить всех еще раз вздрогнуть, еще раз отрешиться от себя и опять начать работать в поте лица, на пределе сил, «не щадя самой жизни»… Собрать походное имущество, дозаправить машины горючим; о продовольствии не заботились (люди были сыты, и запас был). Сложнее оказалось с почти полностью израсходованным боекомплектом — но обещали пополнить все подразделения уже на марше. А еще надо было срочно сдать раненых, которые не хотели уходить в преддверии последнего победного часа, — это тоже работа, скажу я вам, — сдать раненого, когда он этого не хочет. А еще карты — получить да склеить! А куда двинемся? Даже в какую сторону, пока не знаем. Никто ничего толком не говорит — письменного приказа нет.

Вскоре выясняется — направление Дрезден. Там еще воюют, хоть на Эльбе наши уже встретились с американцами. Дрезден так Дрезден. Только бы с союзниками не срезаться в этом кавардаке. А то ведь полным-полно болтунов и крикунов, того и гляди, какой-нибудь психопат какую-нибудь глупость сморозит!..

…Через два часа после объявления тревоги, с тридцатиминутным опозданием (о, чудо!), все начало входить в привычную боевую колею, протрезвело, выпрямилось, рассортировалось, распределилось, распрощалось. Праздничный обед подарили ошалевшим от сутолоки и беготни хозяевам. «Шутка ли, с этими уже освоились кое-как и не сразу попривыкли, попритёрлись, а с новыми еще как будет?! На войне с победителем шутки плохи, а с новыми победителями, из второго эшелона, куда страшнее. Тут лучше не бывает, тут бывает только хуже». Боевые колонны тонули в чаду перегара танковых моторов. Началось лавинное движение по знакомой дороге на юг (мы пришли оттуда к окраинам Берлина).

А потом на юго-запад, на Дрезден!.. А там уж согласно приказу: «В бой не ввязываться. Обходить противника. Непрерывно и активно искать проходы в его боевых порядках и забираться в горы». «Географию знаешь? В пятом классе учился сносно? Так какого же… спрашиваешь?» По листам карт и так видно — Чехословакия! В горы так в горы! Шли третьи сутки. Безостановочно. С боями! С маленькими ночными перерывами. И опять с боями!

«Внимание! Внимание!

Говорит Прага! Говорит чешская Прага! Слушай, Красная Армия! Слушай, Красная Армия! В городе восстание. На баррикадах сражаются все, кто может. У нас мало оружия, нет боеприпасов. Немцы разрушают город, убивают женщин и детей. Спешите, братья! Мы ждем ваших танков и самолетов. Братья русские, помогите Праге!»

Эти призывы мы услышали по радио уже в Крушных горах, когда наши машины вязли в грязи, их тащили то на буксирных тросах за танками, а то и на своих плечах — метр за метром. Весть о восстании в Праге, которое началось 5 мая на рассвете, передавали один другому в разных вариантах, но основной смысл был один — мы начали рваться к Праге. Без остановок. Без отдыха. И повторяли только одно слово: «Горючее!» Хватит ли?

А западнее нас по хорошим дорогам, которые им никто не закрывал, из Германии на Прагу двигалась танково-механизированная армада немецкого генерала Шернера (того самого Шернера, которому так и не удалось прорваться к Берлину на помощь своему фюреру). И если этой армаде удастся теперь опередить нас, то восстание будет утоплено в крови за несколько часов, Прагу ждет разрушение, а вот наша танковая армия, наш Уральский добровольческий корпус, наш отдельный мотоциклетный батальон, мой взвод, получит на самом хвосте войны большой подарок — кровавые бои за чешскую столицу в самом центре Европы, а то и пышные похороны в придачу да высокие правительственные награды — посмертно! Все это уже было…