Нюрнбергский эпилог - Аркадий Полторак

То, что говорил Латерзнер двадцать лет назад, стало теперь официальной линией пропаганды в боннской Германии.

Но представим себе на минуту ситуацию, при которой Гитлер оказался бы на скамье подсудимых в Нюрнберге рядом с другими главными немецкими преступниками и так же, как они, имел бы адвоката. Положение такого адвоката было бы, конечно, еще более незавидным. Ведь никогда в истории судебных процессов не раскрывалась столь огромная по своим масштабам и изуверству преступная деятельность одного человека, как на Нюрнбергском процессе. Гитлер предвидел финал и потому так трусливо ушел от ответственности перед судом народов. Все это так. Тем не менее нетрудно представить себе, как адвокат сатаны начал бы свою защиту. Он, наверное, попытался бы опровергнуть, что Гитлер один виновен во всем. Не имея никакой возможности помочь своему подзащитному по существу, этот адвокат располагал бы несметным количеством доказательств того, что не столько Гитлер нашел генералов, сколько генералы нашли его, что ефрейтор, как это и полагается низшему чину, в действительности не делал ни одного шага в военной области без генералов.

Позвольте, напомнил бы адвокат трибуналу, ведь еще в сентябре 1923 года при рождении национал-социалистской партии рядом с Гитлером на параде боевых союзов шел Людендорф. А вспомните ноябрь 1923 года, Мюнхенский путч. Опять же во главе нескольких тысяч нацистов движутся рядом Гитлер и Людендорф.

Декабрь 1932 года — январь 1933 года. В Германии идет напряженная политическая борьба. Решается вопрос — быть или не быть нацистам у власти. И снова германский генералитет накладывает свою печать на ход событий. В Фюрстенберге на военном плацу Гитлер встречается с командующим рейхсвера генералом фон Шлейхером и находит в нем рассудительного союзника, Шлейхер обещает употребить все влияние, чтобы провести «народного трибуна» в рейхсканцлеры. Гитлер так доволен этой беседой, что обращается к генералу со словами:

— Нужно на перекрестке прибить доску: «Здесь произошла достопамятная беседа Адольфа Гитлера с генералом фон Шлейхером».

После этой беседы Гитлер, полный надежд, устремился в Берлин. Он верит, что станет канцлером.

— Мы ищем канцлера, — сказал фон Шлейхер Папену в критические дни, предшествовавшие фашистскому перевороту.

«Мы» — это и есть германская военщина, возглавлявшаяся тогда Шлейхером. Он так и заявил в те дни, что надо создать правительство на базе «объединения рейхсвера с НСДАП».

Генштаб ищет спасения... У Лиги Наций

По делу германского генерального штаба в Нюрнберге было допрошено много фельдмаршалов и генералов.

Еще в довоенное время я слышал о Браухиче. И вот мне предстояло теперь увидеть Браухича в зале суда в роли свидетеля по делу германского генерального штаба.

Бывший главком сухопутных сил не превзошел других германских фельдмаршалов в их стремлении представить себя чуть ли не пацифистами. Браухич просил суд верить ему, что германский генштаб всегда был настроен миролюбиво, что вооруженные силы Германии «существовали на основе принципа „если хочешь мира — готовься к войне“, что „немецкий солдат, какой бы чин он ни имел, был воспитан в духе защиты своей родины, никогда не думал о захватнических войнах или о распространении германского господства на другие народы“. Браухич убеждал судей, что германские генералы в политику не вмешивались, ею не интересовались и жили как бы в башне из слоновой кости. Если что-то и волновало генералов, так это то, чтобы Гитлеру не удалось вовлечь их в войну.

Браухич лишь начал эту примитивную линию защиты германского генштаба. Продолжили же ее новые свидетели защиты.

Вот к свидетельскому пульту в сопровождении конвоиров подходит фельдмаршал Манштейн, Этот и вовсе решил, что его пригласили сюда прочесть лекцию для безусых ефрейторов, а не дать показания Международному трибуналу, у судей которого на памяти вся история и первой, и особенно второй мировых войн. Чего только не наговорил он! Оказывается, германские генералы всегда опасались «нападения соседних стран».

— Мы в конце концов, — заявил Манштейн, — должны были всегда считаться с такой возможностью, так как наши соседи имели притязания на германские территории.

И дальше он совсем уж заврался, убеждая трибунал, будто Германия всегда надеялась, что если на нее произойдет нападение, то вмешается Лига Наций.

— Таким образом, — причитал Манштейн, — практически мы полагались на Лигу Наций.

Вряд ли есть необходимость комментировать и серьезно опровергать весь этот бред, всю эту беспардонную и беспомощную ложь. В столь примитивной форме высказывались не многие.

Тем не менее я бы сказал, что господствующим мотивом в показаниях германского генералитета являлось утверждение, будто решительно все войны, имевшие место с 1939 по 1945 год, были вынужденными, оборонительными, превентивными.

Германию обвиняют в нападении на Польшу? Извините, поляки сами напали на германский город Глейвиц и захватили там радиостанцию. Это они начали войну, и Германии не оставалось ничего, кроме как, обороняясь, наступать. И вообще генералам не полагается рассуждать, какая идет война — агрессивная или неагрессивная. В такой ситуации им куда более кстати было вспомнить слова Наполеона: «Учтите, господа, что на войне послушание ценится выше, чем храбрость».

Нападение на Норвегию? Но разве не ясно, что боевые действия германского флота на севере Европы имели своей целью предотвратить захват Норвегии Англией.

Вторжение в Бельгию и Голландию? Так хорошо же известно, что в генеральных штабах Англии и Франции давно созрел план использования территории этих стран в качестве плацдарма для нападения на Германию. Если бы немецкие войска не вторглись туда, то и Бельгия и Голландия были бы захвачены противником.

Свидетели в фельдмаршальских и генеральских мундирах лгали бессовестно и цинично. И были наказаны.

Вот обвинитель предъявляет официальную запись совещания у Гитлера 23 мая 1939 года. Гитлер прямо заявил там:

— Перед нами остается только одно решение — напасть на Польшу при первой же благоприятной возможности.

Может быть, на этом совещании не было никого из генштаба? Нет, к записи приложен список присутствовавших, и в нем значатся фамилии Браухича, Мильха, Боденшатца, Варлимонта и других высокопоставленных генштабистов, как раз тех, кого обвинители включили в число «131».

Итак, Гитлер потребовал «напасть на Польшу». А как же поступил «генерал-миротворец» Браухич? Да очень просто. В середине июня 1939 года он издает директиву, адресованную командующим армиями и группами армий, в которой обязывает их продумать, каким образом лучше осуществить «сильные неожиданные удары». Браухич подчеркивает: «Мероприятия должны готовиться так, чтобы противник был захвачен врасплох».

Фельдмаршал отлично знал, что «врасплох» это уже не оборона. Это уже как раз обратное тому, в чем он безуспешно пытался убедить судей Международного трибунала. Но ведь тогда ему и не мерещился Нюрнберг.

А как те генералы, которым адресовалась директива Браухича? Конечно, и они внесли свою лепту, отнюдь не заблуждаясь в отношении характера подготовляемой войны. Например, генерал Бласковиц, командующий 3-й армейской группой (его имя тоже в числе тех, кто, по мнению обвинителей, олицетворял германский генштаб), 14 июня 1939 года издал приказ, где, между прочим, имелись и такие строки:

«Главнокомандующий армией приказал разработать план боевых операций против Польши, принимая при этом во внимание требования политического руководства — начать войну неожиданным ударом и достичь быстрых успехов».

Удар наносит Паулюс

«Превентивный» мотив особенно громко звучал в показаниях свидетелей защиты, когда речь заходила о нападении на Советский Союз. Здесь-то уж совсем все ясно. Советское командование сосредоточило огромные массы войск на демаркационной линии и вот-вот готовилось отдать приказ о нападении на Германию. Опять-таки германские войска лишь упредили удар противника.

Но и на этот раз фальсификаторы истории были нещадно биты. И один из наиболее чувствительных ударов по их лживой версии нанес фельдмаршал Паулюс.

Читатель уже знает об обстоятельствах появления его в зале суда и помнит, каким образом реагировала на это защита. Как-никак в 1940—1941 годах Паулюс сам занимал пост заместителя начальника германского генерального штаба, и адвокат Иодля сразу же попытался настроить его на волну «превентивной войны».

Последовал вопрос:

— В феврале тысяча девятьсот сорок первого года наши военные транспорты стали направляться на восток. Скажите, какова была тогда численность русских войск вдоль русско-германской демаркационной линии и румыно-русской границы? Не докладывал ли Гальдер фюреру об угрожающей численности русских войск?