Сын цирка - Джон Ирвинг

— Пусть они теряются в догадках, — скажет Дхар. Он часто это повторяет.

Тут же сценарист вспомнил еще одну его реплику, которая повторялась в каждой серии киноленты об Инспекторе Дхаре ближе к заключительным кадрам. Перед полицейским инспектором стояло очередное искушение: или «сексуально успокоить» еще одну женщину, или убить из пистолета еще одного негодяя. Однако Инспектор Дхар знал, когда остановиться. Он чувствовал, что игра подходит к концу, и говорил эти слова иногда расчетливому содержателю бара, иногда своему сослуживцу-полицейскому, а то и хорошенькой женщине, которая беспокойно ждала возможности ему отдаться:

— Время сматываться, — говорил актер. И исчезал.

Фарук, который хотел объявить о завершении работ над серией об Инспекторе Дхаре и уехать, наконец, из Бомбея, этот Фарук представлял, какой совет он может получить от Джона Д.

— Время сматываться, — скажет ему Инспектор Дхар.

В давние времена, до того, как в офисе и смотровых кабинетах госпиталя для детей-калек установили кондиционеры, над столом, за которым сидел доктор Дарувалла, вращался потолочный вентилятор, а окно во дворик для прогулок было всегда открыто. Сейчас, с закрытым окном и постоянным гудением кондиционера, Фарук был отрезан от всяких звуков во дворике для прогулок. Когда доктор проходил через этот дворик или когда его приглашали посмотреть на одного из прооперированных им пациентов, выполняющего физиотерапевтические упражнения, плач детей его не слишком печалил. Он знал, что боль неразрывно связана с их выздоровлением. После операции и только после операции сустав необходимо разрабатывать. Но дети не только плакали от боли, они еще и хныкали, показывая, что страдают. Вот это жалобное мяуканье его доставало.

Дарувалла повернулся лицом к закрытому окну, выходящему на дворик для прогулок. Глядя на лица детей, он видел, кто из них испытывает сильную боль, а кто плачет от страха, в ожидании этой боли. Беззвучно шевелились губы врачей-терапевтов, заставлявших маленьких пациентов двигаться. Перенесшего операцию на бедре побуждали встать, а малыша с прооперированным коленом — сделать шаг вперед, кто-то впервые вращал недавно зажившим локтем. Видимый ландшафт дворика для прогулок не укладывался для Даруваллы во временные рамки. Доктор размышлял о том, что единственное мерило его гуманности — это способность услышать ту беззвучную боль даже с включенным кондиционером и наглухо задраенным окном. Хныканье он слышал. Снова ему пришла мысль, что пора смываться.

Фарук открыл окно и высунулся наружу. Полуденный зной и поднимающаяся вверх пыль казались угнетающими, хотя для Бомбея погода оставалась сравнительно прохладной и сухой. Плач детей смешивался с ревом клаксонов автомашин и скрипом вращающихся цепей мопедов. Доктор Дарувалла вдохнул в себя воздух и искоса поглядел на пыльную мглу. Затем посмотрел на дворик для прогулок с бессознательным одобрением. Это был взгляд-прощание. После чего он связался с Ранджитом и спросил, кто ему звонил.

Звонила Дипа. Фарук не удивился, что Дипа уже провела переговоры с цирком «Большой Голубой Нил». Как он и ожидал, цирк не собирался тренировать талантливую «сестренку». Ее брали на три месяца — с занятиями и полным содержанием, цирк также брал под свою ответственность ее брата-калеку. Если Мадху проявит способности, «Большой Голубой Нил» станет держать у себя обоих детей, однако, если она не сможет ничему научиться, тогда администрация от них откажется.

В сценарии Фарука «Большой Королевский цирк», пока шли тренировки, платил Пинки три рупии в день. Придуманный доктором Ганеша работал бесплатно за еду и пристанище. В цирке «Большой Голубой Нил» занятия с Мадху рассматривались как привилегии, поэтому ей вообще ничего не платили. А для реального мальчишки с изуродованной ногой достаточной привилегией было уже то, что его кормили и давали ночлег. Не бесплатно. Настоящего мальчика ждет там черная работа. Мадху и Ганешу должны доставить в цирк за счет родителей, а если дети — сироты, то платить придется «спонсорам». В настоящее время цирк выступал в небольшом городке Джунагад штата Гуджарат, где насчитывалось примерно сто тысяч жителей.

Джунагад! Фарук прикинул — добираться туда целый день и еще один день займет возвращение. Им придется долететь до Раджкота, а потом два или три часа терпеть поездку на машине. Водитель цирка встретит их самолет. Несомненно, водитель окажется беспечным парнишкой.

Однако, если добираться туда поездом, будет намного хуже. Фарук знал, что Джулия не любила, когда он ночевал вне дома. В Джунагаде им достанется государственная гостиница для приезжих. Вероятнее всего, там есть вши, а что есть клопы, он гарантирует на сто процентов. Сорок восемь часов придется вести разговор с Мартином Миллсом, времени на сценарий не останется. Как ни странно, но реальный доктор Дарувалла также является составной частью параллельно раскручивающейся истории.

Когда Фарук позвонил в колледж Святого Игнатия, чтобы предупредить нового миссионера о предстоящей поездке, доктор подумал, не окажется ли его писанина пророческой. Он уже представил в сценарии мистера Мартина в качестве «наиболее популярного учителя колледжа». Теперь отец Сесил поведал сценаристу, что, по свидетельству детей, первое утреннее появление Мартина Миллса в классах произвело «очень хорошее впечатление». Молодой Мартин (как его все еще называл отец Сесил) даже убедил отца-ректора разрешить преподавание Грэхема Грина для мальчиков старших классов. Для Миллса Грэхем Грин являлся хотя и противоречивым, тем не менее католическим героем.

— В конце концов, писатель популяризировал основы католической религии, — сказал отец Сесил.

— Основы католической религии? — с подозрением спросил Фарук, который считал себя старым поклонником Грэхема Грина.

— Например, смертный грех самоубийства, — ответил отец Сесил.

Вероятно, отец Джулиан разрешил Мартину Миллсу преподавать в старших классах книгу «Суть дела». Доктор Дарувалла на короткое время почувствовал какую-то приподнятость духа. За длинную поездку в Джунагад и обратно, возможно, ему удастся перевести разговоры миссионера на Грэхема Грина. Доктор размышлял над тем, кого же тогда считал другими героями этот фанатик?

Фарук уже давно не упоминал в спорах Грэхема Грина. Джулия и ее друзья предпочитали обсуждать более современных авторов. Они полагали старомодной страсть Фарука перечитывать те книги, которые он считал классикой. Признаться, доктора Даруваллу страшила образованность Мартина Миллса, однако имелась вероятность того, что доктор и будущий священник найдут точки соприкосновения, обсуждая романы Грэхема Грина.

Фарук не мог себе представить, что вопрос самоубийства для Мартина Миллса представлял гораздо больший интерес, чем литературные способности писателя Грэхема Грина. Для католика самоубийство являлось нарушением божественного управления человеческой жизнью. Мартин пытался объяснить себе случай с Арифом Комой тем, что этот мусульманин не обладал в полном объеме всеми своими правами. Вступление в любовные отношения с Верой явно предполагало потерю божественных прав или получение совершенно других прав от Господа.

Отрицание права священника отправлять самоубийцу в последний путь ужасало Миллса. Между тем церковь смягчала свое отношение к тем самоубийцам, кто потерял способность соображать и не ведал, что творит, лишая себя жизни. Миссионер надеялся, что Господь примет самоубийство турка как действие, совершенное в бессознательном состоянии. В конце концов, мамаша Мартина изнасиловала мальчишку до такой степени, что свела его с ума. Как мог Ариф после этого принять какое-нибудь здравое решение?

А вдруг Дарувалла окажется неподготовленным к интерпретации Мартином Миллсом того автора, которым Фарук восхищался? Этого доктор не знал, как не мог он ничего сказать относительно неожиданного вторжения, потрясшего этим утром колледж Святого Игнатия. Отец Сесил бормотал о происшествии нечто несвязное, мол, миссия подверглась нашествию преступника, нарушившего все законы. Полиции пришлось несколько притушить пыл неистовой личности, ярость которой отец Сесил приписал «кипящим гормонам».

Фаруку так понравилось это словосочетание, что он его тут же записал.

— Это оказался трансвестит-проститутка, представляешь себе? — прошептал в трубку отец Сесил.

— А почему вы шепчете? — спросил его Фарук.

— Отец-ректор все еще сильно переживает по поводу случившегося. Ты представляешь? Хиджра пришел сюда во время школьных занятий!

— Возможно, он или она захотел получить образование получше, — предположил доктор, которого развлекла сама мысль о такого рода визите в миссию.