Полное собрание творений - Старец Иосиф Исихаст

слова, и мудрость, и ведение, и если Сам Бог и сладкий наш Иисус Христос не будет Сам Себя призывать и восхвалять посредством языка человеческого. Ведь Любовь есть не что иное, как Сам Спаситель, сладчайший Иисус, и Отец вкупе со Духом Божественным.

И все другие божественные дарования человеколюбивого Бога — я говорю о смиренномудрии, кротости, воздержании и прочем — приносят [нам с собой] божественное чувство, когда они у нас приводятся в действие Божественной благодатью. Вообще, без действия Божественной благодати они суть просто добродетели. И мы их храним ради заповеди Господней для исцеления от наших страстей. И до того как получим благодать, мы постоянно изменяемся, [склоняясь то к одному, то к другому:] то к смирению или возношению, то к любви или ненависти, то к воздержанию или многоядению, то к кротости или гневу, то к долготерпению или ярости и так далее.

Однако, когда мы движимы Божественной благодатью, тогда эти постоянные изменения души прекращаются. Тело [при этом продолжает] испытывать простые и естественные изменения, то есть холод, жару, тяжесть, труд, боль, голод, жажду, болезни и прочее. Но душа, питаемая действием Божественной благодати, пребывает [тогда] неизменной в том, что касается естественных божественных дарований, которые ей были даны.

Эту неизменность, о которой я говорю, ты должен понимать так: когда в нас находится благодать, душа не переменчива в том, что касается божественных дарований, данных ей от Бога. Но это не значит, что изменений не бывает, когда благодать отходит. Благодаря стойкому благоразумию души, трудноизменяемым человек стать может, но [вовсе] неизменяемым он не делается.

Ведь мы и в другом месте этого послания написали, что, до тех пор пока мы носим эту глиняную оболочку, пусть никто не думает, что без пришествия Божественной благодати может существовать такое высокое состояние, которое не подвержено изменениям и которому ничего не угрожает. Но когда Божественная благодать приходит, тогда человек и наслаждается чувством каждого божественного дарования, и ясно понимает, [чем он обладает].

Однако, когда человек достигнет чувства Божественной Любви, которая есть Сам Бог, согласно сказавшему, что Бог есть Любовь и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем[465], тогда он понимает, насколько смертный язык, не имеющий Божественной энергии, не способен вообще говорить о Боге и о Его святых дарованиях. Ведь и сегодня многие добродетельные и благочестиво живущие, делом и словом благоугождающие Богу и приносящие пользу ближнему, полагают, да и другие так о них думают, что они достигли любви, благодаря малому делу милости и сострадания, которое они оказывают ближнему.

Однако истина не такова. Ведь они исполняют заповедь любви, согласно Господу, сказавшему: «Да любите друг друга»[466]. И хранящий эту заповедь достоин похвал как исполнитель божественных заповедей. Но сие отнюдь не значит, что это и есть действие Божественной Любви. Это путь к источнику, однако не сам источник. Это ступени ко дворцу, однако не сама дверь дворца. Это царское одеяние, но не Сам Царь. Это заповедь Божия, но не Сам Бог.

Так вот, желающему говорить о Любви следует в полноте чувства вкусить таинство Любви и [только] затем, если позволит Источник Любви, сладчайший Иисус, передать [другим] плод из [числа] тех, что получены, и [тем] принести несомненную пользу ближнему. Ибо велика для нас опасность говорить то, что ошибочно, и рассуждать о том, чего не ведаем, и мнить о себе, что знаем то, чего [на самом деле] не знаем.

Так вот, знай точно, дорогое мое чадо, что иное есть заповедь любви, исполняемая делами ради взаимного братолюбия,

и иное — действие Божественной Любви. И первое все люди могут исполнить, если захотят и понудят себя. Второе же — нет, поскольку оно не зависит ни от наших дел, ни от нашего желания: [то есть не зависит от того,] захотим ли мы [этого,] когда захотим и как мы захотим. Но зависит это от Источника Любви, нашего сладчайшего Иисуса, Который дает нам это, если Сам хочет, как хочет и когда хочет.

И если мы ходим в простоте, и храним заповеди, и со слезами, терпеливо и неотступно, усердно молимся, и хорошо, как Моисей, стережем Иофоровых овец[467], то есть благие и духовные движения ума и помышления, в зное дня и холоде ночи непрестанных браней и искушений, и чрез понуждение себя и смирение приходим в сокрушение, тогда мы удостоимся боговидения и увидим Купину, божественным огнем Любви в наших сердцах горящую и неопаляемую[468]. И, приблизившись к ней умной молитвой, мы услышим Божественный глас, говорящий в таинстве духовного ведения: «Изуй сапоги [от] ног твоих»[469]. То есть сними с себя всякое своеволие и попечение этого века и всякое ребяческое мудрование и подчинись Святому Духу и Его Божественной воле, ибо место, на котором ты стоишь, — свято[470].

И когда [человек] все это с себя снимет, тогда он принимает на себя предстательство за народ, и несет казни фараону, то есть обретает рассуждение и распоряжение божественными дарованиями, и [одерживает] победу над бесами. А затем получает божественные законы. И не на каменных скрижалях, как Моисей, которые ветшают и разбиваются, но божественно начертанные Святым Духом в наших сердцах.

И не только десять заповедей, но сколько способны вместить наш ум, ведение и естество. И затем входит [человек] во внутреннейшее завесы[471].

А когда [его] осеняет божественное облако в огненном столпе любви, тогда и он становится весь огнем. Когда же он не может выдержать более, тогда Божественное действие Любви взывает к Источнику Любви и говорит посредством человеческих уст: «Кто может отлучить меня от сладкой Твоей Любви, Иисусе?»[472] И когда сильнее повеет дуновение — в теле или без тела[473], Бог знает, внутри каливы или вне ее, на воздухе, Бог знает, это знает лишь тот, кто видел [это сам,] — тогда [человек], весь став огнем от огня и изливая слезы любви, с удивлением и изумлением взывает: «Останови, сладкая Любовь, воды Твоей благодати, ибо связи членов моих расторгаются!»

И когда он это говорит, веет ветер Духа с Его чудесным и неизреченным благоуханием, и тогда замирают чувства, и невозможно никакое телесное движение. И весь