Крестоносец. Византия - Геннадий Борисович Марченко

после битвы с пиратами на Рейне я поведал его кузену Дитеру — что де купили смесь в аббатстве Клерво у монахов, придумавших спиритус. По мнению Вима, Отто поверил.

Ночь половчанка провела на судне, запертая в каюте, для чего нам с Роландом пришлось на время переселиться на палубу. Ханской дочери — ханские условия. Ей даже ночной горшок поставили, чтобы могла прямо на месте справлять нужду. А перед сном ей дали умыться и накормили.

Видя, что с ней обращаются достойно, девушка успокоилась и разговорилась. По её словам, в свои восемнадцать Илга успела повоевать, с четырнадцати лет участвуя в походах папы-хана, и имела уже не такое уж маленькое личное кладбище, насчитывавшее три десятка сражённых стрелами, копьём и саблей вражеских воинов, а также «придурков» из числа соплеменников, пытавшихся похитить ханскую дочь для замужества. Сама девушка, по её признанию, поклялась, что её мужчиной станет тот, кто победит её в бою. При этом я заметил заинтересованный взгляд, украдкой брошенный Илгой на Роланда. Или я ничего не понимаю, или моему другу ломится что-то получше путан из прибрежных деревень. Везунчик, однако! Если мне, по мнению окружающих, помогает святой Януарий, то Роланд, похоже, удостоился покровительства Венеры.

Наутро прошла панихида по погибшим, которых отпел епископ Оттон. Похоронили их в освящённой земле, на кладбище той самой деревни, где половцы взяли лодки для неудавшегося нападения на наше судно. Епископ дал местному старосте и священнику по полмарки серебром, чтобы позаботились о могилах. Возможно, родня убитых захочет их перевезти в родовые усыпальницы. Те рассыпались в уверениях, что всё сделают в лучшем виде. Думаю, не врали, ведь Оттон обещал вернуться тем же путём.

А сразу после панихиды и похорон к нам заявился Карел Свино́ух, со своим слугой по имени Зденек, на вид лет тридцати и, по словам его господина, большим пройдохой, обошедшим всю Священную Римскую Империю от Умбрии до Фрисландии и от Штирии до Прованса, а также мастером на все руки, разбиравшимся и в готовке. Пан Свино́ух попросил меня научить его слугу готовить из добытого кабана все те вкусняшки, о которых я рассказывал по пути в лагерь. Что ж, предок Иржи мне симпатичен, почему бы и не оказать ему любезность, тем более что под рукой и продукты, и грамотный исполнитель, который всё сделает, только объясняй как, да следи, чтобы всё делалось правильно. Кабан, несмотря на свои размеры, пошёл в дело весь, кроме шкуры, даже из костей сварили бульон, бросив их затем собакевичу и гепарду, тут же принявшимися с удовлствием грызть мослы. Карел, я, Роланд и наши оруженосцы сняли пробу с приготовленных блюд. По общему мнению, получилось отлично, даже я мысленно признал, что если Зденек и уступает в искусстве готовки Ольге и её моравской тёзке, то несильно.

Так что Карел блеснул на обеде у своего князя, куда был зван, угостив Оту Детлеба, а также его сюзерена Владислава с его польскими и венгерским собутыльниками, тоже заглянувшими в гости к оломоуцкому князю, невиданными блюдами. Угощение очень понравилось высочайшим особам, вознаградившим земана разными ништяками, вроде оружия, сбруи и ювелирки. Я заранее предупредил Карела и его слугу, а также ребят, чтобы помалкивали о моём участии. Для всех автором новинок обогативших моравскую кухню, должен быть земан из Свино́ухова. А то знаю я Людовика с Алиенорой. Тоже захотят, чтобы я придумал для них что-то эдакое. Да и Конрад с тем же подтянется. А я уже устал «изобретать» кулинарные шедевры для царственных особ, тем более что и с ингредиентами в этой глуши напряг. Нет уж, пусть вся слава достаётся Карелу, а я лучше поживу спокойно.

После окончания пирушки у оломоуцкого князя, армия наконец погрузилась на суда и отправилась вниз по Дунаю.

А вечером Илга, не стесняясь моего присутствия, подошла к Роланду и, глядя ему в глаза, твёрдым голосом произнесла:

— Я хочу родить для отца героя-внука от франкского героя.

Роланд оказался не против, и вторая, а также последующие ночи Илги в течение полутора недель на нашем судне стали весьма бурными. Ночуя на палубе, я слышал доносившиеся из-за крепкой дубовой двери каюты крики и стоны половчанки. Интересно, с чего это она так уверена, что именно в эту ночь забеременеет?

Впрочем, ближе к концу нашего совместного путешествия Илга приоткрыла Роланду причину своей уверенности. По словам девушки, через пару-тройку дней после их с Роландом первой ночи к ней должны были «прийти женские дни», но так и не пришли. И Илга была уверена, что герой-внук для папы-хана у неё в кармане, в смысле — в животе. Задавать вопрос: «А если это внучка?» ни Роланд, ни тем более я, не стали. Зачем расстраивать девушку? Тем более что и правда ничего не известно, и если она впрямь беременна, то вполне может родиться сын.

В общем Роланд и Илга наслаждались обществом друг друга, особенно по ночам. Самооценка моего друга взлетела до небес. Это вам не путаны, не дочь трактирщика, даже не венгерская баронесса! Дочь хана — практически принцесса, пусть и из варварского племени. И вот эта принцесса сама пришла на ложе простого рыцаря из Оверни, как Джиневра к Ланселоту, или Изольда к Тристану, чьи истории стали входить в моду среди благородных! Я и ребята были рады за Роланда, Отто и команде «Благословения» было пофиг. И лишь главные (и в общем-то единственные) моралистки на нашем судне, сестрички де Аргуэльяс, которым по ночам в их каюте всё было прекрасно слышно через стенку, днём, красные как маков цвет, бросали возмущённые взгляды на дю Шатле и его пленницу (правда, кто кого взял в плен, с каждой ночью становилось всё труднее понять), осуждая на родных испанском и итальянском «бесстыжую язычницу».

Хотя Илга носила на шее золотой крестик византийской работы, и язычницей, строго говоря, никак не была. По словам девушки, её, вскоре после рождения, по просьбе матери и с согласия отца, окрестил ирландский священник, невесть какими путями добравшийся до их кочевья, где стал проповедовать, подрабатывая лекарем. Илга рассказала, что после сокрушительного разгрома более тридцати лет назад в войне с русским князем Владимиром Мономахом многие половцы несколько разочаровались в своих исконных Великих Тенгри[2], начав понемногу принимать веру оседлых соседей — русских, греков, болгар, венгров, проповедуемую заезжими греческими и латинскими священниками, причём кочевники не делали различий между теми и другими, собираясь на проповеди и моления.

По словам девушки, подавляющее большинство таких неофитов, несмотря на крещение, не забывало и старых богов, считая, что один бог —