Нашествие хазар (в 2х книгах) - Владимир Афиногенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дир для осуществления задумки отобрал отчаянных людей: двадцать кметов, которые были в подчинении Еруслана. Их высадили на берег. Разделившись на два десятка, отряд вышел на караванную дорогу, ведущую в крепость.
Схоронившись за покатым холмом, стали ждать…
Уже прошло немало времени с тех пор как владелец лупанара «Прекрасная гавань» вернулся в Херсонес из Фулл. Но его не оставляли в покое мысли о случившемся там.
«Попытка убить Константина-философа у Священного дуба, когда он приводил к своей вере язычников, сорвалась… После этого я ждал, что меня прикончат… А это не только не случилось, наоборот, капитан Ктесий хорошо заплатил… Значит, они и в дальнейшем рассчитывают на меня… — К такому выводу всякий раз приходил хазарин Асаф. Вспоминалась дочь, убиенная по его глупости, когда необдуманно воспротивился. — Жить мне осталось недолго, не за себя боюсь… Куда мои птички денутся?… Каждая из них мечтает о свободе, а отпусти — опять в лупанаре окажется… Засиделся я в Херсонесе. По воле душа затосковала, по прежним «забавам», когда купчиков грабил… Эх, скинуть бы годков пятнадцать! — И пришло Асафу на ум, что в Саркеле его дальний родственник проживает. — Вот к нему и отправлюсь. К тому же, тудуном в крепости мой давний знакомый, которого иша жалует, Менаим-утешитель… У него, как и у меня, общий враг — Завулон, каган хазарский… А в пути на Саркел развеюсь… Может, напоследок… А чтоб накладно не было, закуплю товару, а там мне сбыть его помогут. Хорошо по морю поплыть, да ведь судно приобрести — большие средства нужны. Возьму верблюдов, найму людишек лихих для охраны… Дешевле станет».
— Малика! — позвал свою любимицу. — Сядь рядышком, моя красавица. Хочешь со мной поехать в Саркел?
— А что мы там делать будем, дядюшка Асаф?
— Сказать, что хочу продать тебя, сама не поверишь: кому ты теперь нужна?… — пошутил хазарин.
Малика обиженно фыркнула: «Старый козел!» — вслух, конечно, эти слова не произнесла.
— Не обижайся, Малика, просто хочу тебя взять с собой, чтоб в дороге мне было с кем по душам поговорить… Люблю я тебя…
— Ну да ладно о любви. Слышала…
— Нет, моя дорогая, я серьёзно… Едем к моему родственнику. Товары повезём. На степь поглядим. На новых людей тоже. И тебе прогуляться полезно будет…
— Ой, как хорошо, дядюшка… Спасибо!
Поручив вести лупанарные дела своему доверенному лицу, закупив у греков и арабов благовоний разных, мёд и меха у русов, посуду тонкой работы у армян, ковры у алан, отправился Асаф вместе с Маликой и пятнадцатью охранниками в неближний путь…
Вот их и встретили киевляне на подходе к Саркелу.
Охранники каравана оказались никудышными воинами, при виде вооружённых свирепых людей побросали оружие, щиты и тут же сдались, и русам даже никого убивать не пришлось, потому что никто не собирался оказывать сопротивление.
— Вот псы поганые! — возмущался Асаф, видя такое: — А я им хорошо пообещал заплатить, кормил в дороге… Шиш им теперь!
Кузьма и Еруслан от души хохотали, потешаясь увиденным и услышанным.
— Не повезло нам, детка, — обратился хазарин к Малике. — Ограбят теперь, заберут всё…
— Вот что, старик, грабить не будем. Красавицу-наложницу не тронем, при тебе оставим, только сделаешь всё, что мы велим. Иначе за ваши жизни я и полушки не дам… — сказал Кузьма.
— А что такое полушка? — осмелев, кокетливо пропела Малика.
Кузьма снова рассмеялся, взял указательным и большим пальцами руки мочку уха женщины и ответил:
— Вот это и есть пол-ушка… Когда-то на Руси ходили в торговле пол-ушки и ушки белок с серебряными гвоздиками и куны — мордочки куниц… А теперь полушкой называют у нас самую мелкую монету…
— Вы из Киева? — удивился хазарин. — А сюда как попали?
— Ишь какой любопытный! — прикрикнул на него Еруслан: шрам через всё лицо — серьёзный мужик…
Асаф виновато опустил голову.
— Как попали сюда — долгая история, — примирительно изрёк Кузьма. — Учти, отец, если посмеешь ослушаться, сразу умрёте. Понял меня?…
— Понял.
— Вот и добре.
Охранникам приказали снимать с себя хозы и сапоги. Те подумали: конец, сейчас разденут и изрубят мечами или побьют стрелами. Некоторые, разоблачаясь, взмолились о пощаде.
— Никто вас не тронет, — заверил Кузьма.
Киевляне переоделись, но оружие и щиты оставили при себе свои. Пленных, кроме Асафа и Малики, отослали на диеру к Диру. Известили его, что, как и было условлено, отправились с купеческим караваном в Саркел.
— Даруй им, Перун, успехов! — пожелал Светозар.
— И нам тоже! — ответствовал воеводе киевский князь. — Теперь нужно так всё рассчитать, чтобы скрытно подойти к крепости, а потом затаиться и ждать до тех пор, пока дадут знать о себе Кузьма и Еруслан.
— Княже, караван будет двигаться по берегу старицы и находиться у нас на виду. А со стороны основного русла вырыт ров и наполнен водой…
— Приказывай поднимать паруса, кажется подул попутный ветер. Да пусть кормчии большого хода кораблям не дают…
Позванивая колокольцами, караван тоже тронулся с места. К головному животному, на котором устроено сидение под балдахином, где покачивалась в такт шагам Малика, подъехал Еруслан и заговорил. Он не произвёл на неё, как на «дядюшку», впечатление беспощадного человека; кроме ужасного шрама на лице Малика ещё увидела и его глаза и уловила исходящий из них свет неистраченной нежности… Только женщинам дано увидеть этот свет, и сарацинка с живостью стала отвечать на вопросы угрюмого русича.
Она рассказала ему всё о себе, не скрывая даже того, чем занимается в Херсонесе и кем доводится Асафу. «Дядюшка» попытался прервать её словоохотливость, сказав что-то по-хазарски, но Еруслан так поглядел на него, что тот мигом прикусил язык.
Поддавшись на откровенность Малики, Еруслан поведал всё без утайки и о себе… Взглянул на неё очень внимательно, оценив ещё раз её красоту и непосредственность, отъехал к Кузьме.
— Ты был в Херсонесе?
— Не приходилось…
— Жаль… И мне не приходилось. Если доведётся побывать, зайди в лупанар, — кивнул в сторону хазарина. — Он его владелец.
— А кто эта женщина?
— Купцу племянница… — соврал Еруслан. Ему почему-то не хотелось, чтобы Кузьма и остальные русичи знали, что она — блудница.
— Я думал, что наложница.
— Индюк думал…
Выбрав момент, Еруслан шепнул Асафу об этом.
— Мне что, всё равно… — ответил Асаф, подумав ревниво: «Втюрился что ли?! А Малике надо хвост подкрутить…» Сказал красавице снова по-хазарски:
— Знай, женщина, что ты теперь мне приходишься настоящей племянницей, а я отныне не лупанарный дядюшка, а как бы тоже всамделишний… Так он хочет, — Асаф ткнул рукой в Еруслана.
Малика счастливо зарделась, хазарин сразу уловил перемену в её лице:
— Да прикуси язык!
— Вот что я тебе скажу, дядя Асаф, ты не в Херсонесе и не в доме, перед которым вкопан камень с посвящением Кая Юпитеру…
— Ишь, вкопан… Да я его и вкопал! Ладно, угомонись. Мой бог Яхве говорит мне: «Молчи, Асаф…» И я буду молчать.
— И правильно говорит…
«Стерва сарацинская… — про себя промолвил «папашка». — Надо было аланку вместо неё взять, да у той голова пустая… Ах, зато какие груди! Зря я эту поездку затеял… — вздохнул Асаф и над собой посмеялся: — Развеюсь… Болван. Как говорят христиане: буду теперь свой крест нести до конца…»
По прибытию в Саркел Асаф узнал печальную новость: тудуна Менаима уже нет в живых… А вместо него делами крепости заправляет начальник тысячи, присланный из Итиля Завулоном.
Остановился хазарин у родственника неподалёку от рыночной площади; там же, в доме, похожем на солдатскую казарму, проживали прибывшие в Саркел греческие и арабские купцы.
Асаф с огорчением видел, что между Маликой и Ерусланом устанавливались с каждым днём всё более тёплые отношения, и мешать этому не смел — боялся. Но зато русы оказались расторопными. Они ловко помогали владельцу лупанара в сбыте товаров, особенно старался Кузьма, который мог умело и поторговаться… Хазарин знал, они рядом с ним неспроста и понимал — почему… А после того, как ему стало известно о гибели Менаима, догадываясь, что убили его скорее всего люди из тысячи Чернодлава, готов был и сам не по принуждению служить киевлянам.
«Добрался всё-таки до Утешителя Завулон. Раньше, до Менаима, крепостью ведали приближенные и родственники кагана, и немалая часть золота, вырученного от взимания десятин и разных пошлин, доставалась ему. Вот он и убрал с пути золотого ручейка камень, воздвигнутый царёвым наместником… А заодно и его самого!» — раздумывал Асаф, хорошо знакомый с нравами хазарского двора.
Недавно прибыли купцы из Киева: привезли на продажу рабынь, шкуры, мёд и меха. Остановились, как всегда, перед крепостными воротами, где высились их идолы… Как на Итиле, так и Танаисе, у якорных стоянок (приплывают русы и на кораблях) воздвигнуты большие деревянные дома, и живут в них человек по десять, двадцать, или больше, или меньше. Вот как далее описывает места обитания русских купцов и их обычаи в чужедалье арабский путешественник Ибн-Фадлан: «В доме у каждого купца скамья, лавка, на которой он сидит вместе с привезёнными для продажи красивыми девушками. Иногда купец тут же забавляется с рабыней, а сосед смотрит, а иногда и многие находятся в таком же положении перед глазами других.