Золотой адмирал - Френсис Мэсон

Легкий туман скрывал корпуса кораблей, стоявших в порту, ветер стих, и удары о воду весел нанятой им гребной баржи казались чем-то необычайно значительным. Уайэтт давно уже установил местонахождение транспорта и, несмотря на этот мешающий видимости туман, мог догадаться, где он находится, по скверному запаху, плывущему над водой.

Разговор с Питером подтолкнул его к покупке полудюжины подходящих голубчиков из среды должников. Ни за что на свете Уайэтт не решился бы подумать о том, чтобы взять к себе на борт настоящего уголовника.

С каменного мола капитан «Морского купца» поднялся по ряду грязных ступенек. И вот перед ним предстала виселица, на которой раскачивалось аж двенадцать трупов в разных стадиях разложения. Некоторые, должно быть, висели здесь очень давно: тут и там виднелись иссушенные солнцем отвалившиеся от тела руки или ноги.

На дальнем от воды конце дока длинной шеренгой выстроились заключенные в цепях, ожидая своей очереди в переправе на судно. Потупив головы и сгорбившись, эти несчастные стояли или сидели, не обращая внимания на хлещущий дождь. Некоторые плакали, другие упрямо и монотонно кляли королевское правосудие и свою злую судьбу, большинство же, покорное выпавшей им доле, ожидало в смиренном молчании. Было ясно, что мало кто из этих несчастных доживет до высадки на чужом берегу, чтобы там послужить своей королеве. Сколько же их, непрестанно кашляющих и харкающих кровью!

Уайэтт высказал свое намерение низкорослому чернобородому сержанту.

— Разумеется, сэр. Можете накупить этих доходяг столько, на сколько кошелька хватит. Это новая партия. Только что прибыли в док. На вашем месте, сэр, я бы их осмотрел, — добродушно посоветовал он. — Может, и найдется среди них несколько крепких батраков, кузнецов или гуртовщиков.

Размышляя, много ли можно купить на пятнадцать фунтов, которые им с Питером удалось наскрести, Уайэтт, пригнувшись, чтобы хоть как-то защититься от ливня, пошел к хибарке, где тщательно регистрировались имя, общественное положение и место рождения каждого арестанта. Квитанции на этих жалких существ подписывал офицер, которому Уайэтт объяснил свою нужду в сильных и покладистых работниках. Он понимал, что следует проявить осторожность в этой торговой сделке, поэтому спросил:

— Сколько этих чертей мне удалось бы купить на десять фунтов?

— Четверых, а может, и пяток, — отвечал офицер, склонив голову чуть вбок, чтобы капли дождя стекали с козырька шлема. — Это зависит от вашей разборчивости.

— С кем мне поговорить?

— Да есть тут шериф, отвечающий за эту партию, — отвечал офицер. — Найдете его вон в той палатке. Спросите шерифа… — Он щелкнул пальцами. — Черт! Вечно это имя выскакивает из головы.

Мрачно забряцали цепи, и босые ноги зачавкали по грязи, скопившейся в доке Экзекуций — это новая шеренга арестантов, в тумане похожих на привидения, прошаркала мимо маленькой палатки. Уайэтт убедился, что чернобородый сержант оказался прав: эти люди из северных графств, выросшие далеко от моря, прежде были здоровыми парнями.

Радуясь, что можно укрыться от дождя, Уайэтт, пригнув голову, вошел в палатку. Позади фонаря, стоящего на узком столе, высокий седобородый чиновник сидел между чрезвычайно тучным армейским офицером и постоянно шмыгающим носом клерком, почему-то не желающим избавиться от прозрачной капли, повисшей на кончике его острого землянично-красного носа.

— Вильям Джонас, — читал клерк. — Осужден за долг в семь шиллингов и шесть пенсов. Профессия — плотник.

Армейский офицер что-то записал в лежащей перед ним книге и кивнул. Осужденный, звеня цепями и пятясь, вышел под дождь.

— Меня интересует, — заговорил Уайэтт, — не согласятся ли джентльмены на мое предложение выкупить нескольких должников?

— Да с радостью, — оживился высокий седоголовый чиновник. — Будь я проклят, если мне нравится отправлять этих бедолаг под пули папистов.

Он обернулся — и словно одеревенел. Уайэтт же и вовсе стоял как громом пораженный. Он мгновенно узнал и худощавый ястребиный профиль, и эти пронзительные серые глаза, вперившиеся в него сквозь полумрак. Сквайр Эндрю Тарстон!

— Глядите-ка, кто к нам пожаловал выкупать своих дружков-арестантов! Клянусь Богом, это Генри Уайэтт! — Шериф из Хантингдона возбужденно вскочил и заорал что есть мочи: — Схватить этого человека!

Находившиеся в палатке были так удивлены столь неожиданным поворотом событий, что не сумели немедленно среагировать на приказ. Уайэтт же — отчаяние придало ему силы — бросился на стенку палатки с таким остервенением, что единственная стойка, на которой крепилась парусина, переломилась, и палатка накрыла собой всех, кто находился внутри.

Уайэтт пробрался вбок, нащупал нижний край парусины и, выскользнув из палатки, встал на ноги. Все еще не веря в свое спасение, он замешкался на секунду, очумело уставившись сквозь пелену дождя на судорожно шевелящуюся гору парусины. Но медлил он лишь мгновение — ведь уже сбегались, поблескивая шлемами и пиками, часовые.

— Какой-то арестант напал на офицеров, — тяжело дыша, вдохновенно соврал Уайэтт. Когда пикинеры склонились над палаткой, чтобы помочь людям высвободиться из-под нее, он повернулся и, изо всех сил стараясь не бежать, быстро прошел мимо шеренги осунувшихся бедолаг, ожидающих своей очереди, чтобы отметиться. Пройдя полпути, Уайэтт, подгоняемый сзади окриками «лови!», «держи!», со всех ног припустился прочь от дока Экзекуций.

Глава 11

ОТЛИВ

Погоня довольно быстро сбилась со следа. В Смартс-Ки, в районе рыбного рынка, который, несмотря на проливной дождь, как всегда, был забит народом, Генри Уайэтту запросто удалось избавиться от преследователей, но от мучительного осознания нависшей над ним угрозы так же просто отделаться он не мог. Вскоре всем в Лондонском порту станет известно, что некий уважаемый корабельный плотник и капитан торгового судна — в глазах закона всего лишь беглый преступник и убийца.

Торопливо шагая под дождем, горько напоминал он себе о том, что следовало бы ему предвидеть, что из Хантингдона кто-то непременно прибудет в Лондон и опознает его. Разумеется, он рассчитывал на защиту городских многолюдных улиц, на которых проживало около двухсот тысяч человек. И все же почему, ну почему они с Кэт не изменили фамилию?

Нет сомнений, что шериф Эндрю Тарстон тотчас же направится к старшему констеблю города и оставит у него заявление. Увы, за последнее время он стал чересчур известным, печально размышлял Уайэтт, чтобы надеяться избежать задержания и ареста, за коими, по всей вероятности, последует казнь. Он торопливо обогнал попавшуюся ему на пути похоронную процессию, уныло шагающую по щиколотку в грязи. Весь дрожа, он продолжил свой путь, стараясь идти как можно скорее в направлении «Дрейка и якоря».