Золотой адмирал - Френсис Мэсон

— Ты удивительно способная хозяйка, — высказался Хьюберт, приподняв ее с земли в крепком порывистом объятии. — Ни разу даже голоса не повысила, не ударила даже самую тупую из наших горничных. Если все будет гладко, мы вернемся с адмиралом около полудня.

«Каким же он выглядит франтоватым в этом красном плаще, вытканном сверху донизу серебром», — подумала Розмари, когда с необычайной легкостью молодой Коффин вскочил в седло. Он весело сорвал перед ней плоскую бархатную ярко-желтую шляпу, украшенную черным загибающимся пером страуса, а Розмари с гордостью смотрела, поскольку руководила их изготовлением, на опрятные темно-зеленые плащи с семейным гербом, красовавшиеся на сопровождавших Хьюберта слугах.

Розмари задержалась на широких каменных, чисто выметенных от снега ступенях и смотрела, как маленькая кавалькада поскакала прочь по дороге, ведущей от дома, под голыми ветками вязов, черным филигранным узором вырисовывающихся на небе.

Подбежала служанка, круглолицая девушка.

— Зэр Роберт просит вас прийти поскорей.

Розмари слегка вздохнула и вернулась в дом. С самого завтрака старикан пребывал в суматошном состоянии, напоминая ей о том или этом, о чем она уже позаботилась. Наверное, теперь ему желательно было решить с ней, какой ему выбрать камзол для этого памятного случая.

До того момента Хьюберт не представлял себе, до чего популярным стал покоритель Кадиса и завоеватель «Сан-Фелипе», особенно здесь, в Девоншире, в том графстве, откуда он был выходцем и которое обожал до безумия. Даже присутствие в Байдфорде королевы не могло бы вызвать такой искренний, такой шумный фурор встречающих. Яркие многоцветные флаги и знамена профессиональных гильдий трепетали с торчащих из окон шестов, купцы разворачивали рулоны драгоценных, роскошной расцветки шелков и парчи, вывешивая их над узкими и грязными улицами маленького порта.

Утром толпа вокруг резиденции мэра, где остановился адмирал, стала настолько плотной, что главный констебль был вынужден вызвать пару подразделений, чтобы восстановить хоть какое-то подобие порядка.

Когда появился сэр Френсис Дрейк, чтобы отправиться в Портледж, женщины визгом выражали ему свой восторг и высоко поднимали над головами детей, чтобы они могли когда-нибудь потом похвастаться тем, что им выпало счастье увидеть того, кто заставил трепетать окружающий мир, если слышалось имя — Англия. Мальчишки и взрослые мужики орали до хрипоты и рвались вперед, лишь бы только коснуться лазурно-голубого седла адмирала или хотя бы кожаного стремени. Миловидные девочки робко подбегали к нему с букетами, сделанными из лент, поскольку сезон для живых цветов уже окончился.

Небольшая толпа орущих, потных и до крайности возбужденных горожан сопровождала кавалькаду далеко за пределы Байдфорда, пугая изящную серую верховую лошадь с дамским седлом, на которой восседала красивая леди, урожденная Элизабет Сайденхэм, чей отец, сэр Джордж Сайденхэм, был влиятельной фигурой при королевском дворе. Привыкший к публичному восхвалению, сэр Френсис явно получал огромное удовольствие от теплоты и сердечной искренности этих почестей. Черпая из своей невероятной памяти, он тут и там узнавал человека, служившего у него на кораблях, и, указывая на него, называл счастливца по имени.

Когда наконец самые выносливые из его поклонников отстали, ограничиваясь маханием ему на прощанье рукой, Дрейк устало улыбнулся и сказал:

— Боже, нам с леди Элизабет и моргнуть не позволили с тех пор, как мы в Байдфорде. Умоляю вас, капитан Коффин, никаких таких демонстраций хотя бы у вас в Портледже.

Но куда там! На всем протяжении аллеи вязов, ведущей от новых ворот к отстроенному особняку, плотной толпой стояли дюжие краснолицые фермеры, их большегрудые жены и лохматые дети. Их встреча оказалась не менее восторженной, чем та, которую устроили герою в Байдфорде.

Сэр Роберт Коффин попросил, чтобы его отнесли в кресле вниз и поместили напротив солидной центральной двери. Эта дубовая дверь когда-то давно, по замыслу строителей, предназначалась для того, чтобы выдерживать удары тарана. Под теплым халатом из малиновой шерстяной ткани, отороченной горностаевым мехом, он носил превосходный камзол из атласа, пылающего, как пламя, который надежно скрывал ту зияющую рану, что уже годами не хотела заживать и продолжала гноиться, несмотря на все старания лечащих его врачей. Его белесой бороде недолгое зимнее солнце придавало обманчиво яркую живость. На коленях старого баронета лежала связка рыжих лисьих шкур, а на шее поблескивал дар сэра Френсиса — красивый флорентийский медальон на золотой цепи, — который был ему доставлен прошлым вечером.

За спиной хозяина Портледжа стояли главные лица имения: священник, учитель, бейлиф и управляющий. Слева от сэра Роберта стояла Розмари Кэткарт-Коффин, прямая, безмятежно спокойная и безмерно прекрасная в бледно-синем камлотовом платье и стоячем кружевном воротнике, которые придавали неизъяснимую прелесть ее черноволосой сияющей красоте. Юбки на широких фижмах отставали на добрый фут от ее бедер, а на ленте, охватывающей голову, сияла слезинка-жемчужина, висящая меж двумя изумрудами. Она грациозно сделала реверанс, когда сэр Френсис Дрейк в своей дорожной одежде монотонного синего цвета поднялся на три ступеньки, ведущие к главному входу.

— Сэр Роберт, боевой вы мой старый товарищ!

Адмирал бросился вперед, оставив свою супругу на верхней ступени. Всех тронуло до глубины души то, с какой нежностью этот прославленный человек обнял старого инвалида, обнял с такой теплотой, что слезы выступили на глазах у обоих.

Сэр Френсис повернулся назад и протянул руку в сторону леди Элизабет.

— Подойди, моя дорогая. Я хочу, чтобы ты поздоровалась с одним из ценнейших моих друзей, храбрейшим из храбрых.

Леди Элизабет сделала реверанс, грациозно склонив свою гордую шею.

Сэр Роберт сделал попытку встать, но вынужден был со сдавленным стоном снова плюхнуться в кресло.

— Я ваш слуга, миледи. Не обессудьте, ноги мои взбунтовались. Могу я представить вам свою невестку, которая в этом доме стала моей хозяйкой и сладостным утешением в моей беспомощной старости?

В тот вечер, пока застенчивые деревенские парни и молочницы от всей души старались пополнить изобилие на столе дымящимися горами говядины, баранины и птицы, Розмари Коффин получила возможность как следует рассмотреть этого знаменитого человека, впервые увиденного ею ровно два года назад.

Стало быть, этот обаятельный словоохотливый и зачастую хвастливый джентльмен — именно тот человек, которому смелость, решительность и флотоводческое мастерство позволили опоясать весь земной шар. Это тот человек, который, командуя всегда незначительными силами, заставлял трепетать принцев, королей и даже самого Папу Римского; который мог вдохновить тупейшего олуха в Англии с криками ликования вскочить на ноги. Изящно поднося ножку каплуна ко рту, за столом сидит также и тот, кто ответственен за гибель ее семейного состояния, за жестокое разграбление Санто-Доминго, за насильственную утрату ею девственности и за смерть всех членов ее семьи, за исключением отца и ее самой.